На город медленно опустилась ночь. Редкие прохожие время от времени проявляются в фонарном свете. По улице, меряя рельсы колёсами, бредёт одинокий трамвай, равномерно подрагивая на неровностях пути. В его салоне - всего несколько человек. Каждый из них едет своим, привычным ему маршрутом. Кто-то из них дремлет, подперев голову локтем, кто-то читает.
И никто не задумывается, что на душе у Водителя, у самого Трамвая...
Очередная остановка. Снова привычное объявление информатора... Снова шорох опавших листьев... Лёгкий ветерок, ворвавшийся в вагон через открытые двери... Кто-то поёжился, пробираемый холодным вечерним воздухом октября...
А трамвай всё идёт, омываемый осенним дождём... На его лобовое стекло временами прилипают сносимые ветром разноцветные листья. И тут же исчезают на асфальте, сметаемые дворником. Мокрые плиты между рельсами искажённо отражают трамвайный лик...
Никуда не спешащий вагон обгоняют машины, окатывая его водой из луж...
Вот только у трамвая тоже есть Душа... Просто она не заметна...
Снова остановка. Снова голос информатора... Вновь в салон врывается ветер, кидая в него мокрую листву... На подножках дверей уже лежат разноцветные коврики... Оставшийся в одиночестве пассажир, ворча, кутается в свою куртку...
Женщина-вагоновожатый с материнской улыбкой на лице смотрит на него через салонное зеркало, включает обогрев... Становится теплее. И пассажир, и водитель чувствуют себя более-менее уютно.
Этот с виду незаметный человек прекрасно знает, что он скоро будет дома, в своей квартире, в тепле. Здесь же, в трамвае, тепло - вещь переменчивая: каждый раз, когда он останавливается, шуршащий листьями и продолжающий о ком-то (или о чём-то?) плакать дождь выхолаживает весь вагон...
Этот невысокий человек, в плаще, шляпе, замотанный шарфом и не выпускающий кейс из рук, - саксофонист. Работает он в ресторане на Ленинском. Правда, работа есть не всегда, но он не привык жаловаться на жизнь.
Его квартирка на Чистопрудном бульваре - такая же небольшая, как и он сам. Но при этом хозяин всегда поддерживает её в чистоте и порядке. Даже кошка, с которой он не расстаётся уже почти десять лет, - и та всегда ухожена. Сейчас этот некогда пушистый комок, который помещался у него на ладони, - огромный полосатый зверь, окрасом похожий на тигра.
Музыкант, пробудившись, оглядывается по сторонам. Всё тот же вагон, покачивающийся на стыках. Только кроме него, в салоне - ни души: время позднее. Он начинает вслушиваться в звуки Трамвая... Вагон словно говорит ему что-то, изливает Душу, жалуется на наболевшее...
Конечно, трамвай говорить не может. Но музыкант - натура тонкая. Он словно чувствует, что хочет донести до него вагон. Они общаются на своём, особом уровне, недоступном для непосвящённых. Саксофонист, подумав, открывает футляр, достаёт инструмент... И начинает играть...
Вагон внемлет ему. Он понимает, что музыкой саксофонист пытается его утешить, успокоить. И Трамвай принимает его. И его музыку. Рокот колёс становится тише, подрагивания - меньше. Водитель открывает дверь кабины. Ей тоже приятно слышать музыку. Она тоже успокаивается, перестраиваясь на позитивный лад. А саксофонист всё льёт звук, словно убаюкивая их...
Люди зря говорят, что у техники нет Души. Она есть. Просто не всем дано её услышать...