Пошутили

Максим Ларош
Как-то мы с женой и полуторагодовалой дочкой на денек поехали в машине к родственникам в соседний городок. При нормальной скорости езды было часа на четыре, но поскольку дороги наши во многих местах имеют только декларативное покрытие, то разгоняться было крайне неосмотрительно. Ребенок наш, уставший от затянувшейся поездки, стал поскандаливать, от предлагаемых развлечений и игрушек руками и ногами отбиваться.

И в один момент случилось ожидаемое - удачно отбитая маленькой ножкой игрушка отлетела прямиком маме в ее красивое лицо, оставив на правой скуле ссадину, быстро вздувшуюся до внушительного кровоподтека. Потому что игрушка была в форме алюминиевого паровозика с настоящим моторчиком внутри, а у мамы нежная и хрупкая конституция.

Жена погоревала какое-то время, поохала перед зеркальцем, но долго убиваться было не в ее духе, так что к концу поездки мы все очень развеселились. Даже дочка, которая нюансов предшествующей трагедии не улавливала, конечно, а просто любила смеяться вместе со всеми.

По приезду мы, еще неостывшие от дорожного приключения, в ответ на естественный вопрос, не сговариваясь, разыграли миниатюру, где я объявил, что жена была наказана за имевшиеся к ней претензии (плохая подготовка поездки, неумелое обращение с ребенком и вообще - накопилось), а жена очень натурально изобразила жертвенную покорность. Сказано все было с абсолютно серьезным видом, но походя, между приветственными объятиями и разуванием, как о чем-то обыденном в наших взаимоотношениях.

Родственники наши были немолодыми уж людьми, на десяток лет старше нас, но жили дальше от скачков цивилизации, чем даже мы, были людьми простоватыми и воспринимали нас чуть более благоговейно, чем того была достойна наша продвинутость в постижении современной философии жизни.

Впечатлившись услышанным, родственница всплеснула руками, затем опустила их на лицо, одновременно прикрывая разверстый от изумления рот и охлаждая запунцовевшие щеки, да так и застыла; родственник же покачал головой, задумался и негромко спросил, как давно у нас такое заведено. Как на голубом глазу, я заявил, что «уж лет пять, а то и все десять как» и тут главное начать как можно раньше, тогда «твоя женщина привыкает и воспринимает битье не как оскорбление, а как науку и средство для укрепления семьи». Жена лишь смиренно не противоречила.

Поскольку гостеприимство не позволяет долго держать гостей на пороге, родственнице пришлось спешно разморозиться и перевести разговор на более привычные круги. Тема, казалось, себя исчерпала, оставив все же, как выяснилось позже, в разных головах разный осадочек.

Стали есть, пить кто что, вести беседы. Родственник исподтишка приглядывал за нами обоими, не перемигнемся ли, но нет, смирение жены и моя праведная суровость не сходили с наших искренних лиц.

Однажды, к середине посиделок, родственница отправилась на кухню за новой порцией салата «под шубой». Родственник, кхыкнув и громко звякнув энергично укладываемой на тарелку вилкой, поднялся и прошел вслед за ней. Через мгновение с кухни раздался громкий звон падающей посуды, затем гневный возглас родственницы, сопровождаемый частыми хлесткими шлепками будто бы мокрой тряпкой по чему-то мягкому.

Мы с женой застыли в недоумении со вздернутыми как алебарды столовыми приборами. Я стал приподниматься из-за стола с нетвердым намерением вмешаться, но был жесткой рукой возвращен на место.

Вскоре шум борьбы из кухни сменился мирным позвякиванием собираемой посуды и жалобными всхлипами на два голоса. Вернувшись через некоторое время, родственники наши были чрезвычайно тихи и улыбчивы, глаза виновато смотрели в пол.

Так, не поднимая глаз, они пояснили шум паникой от жуткого вида внезапно выбежавшей мыши, которую родственница ужас как испугалась и отбивалась от нее чем могла, затем посетовали, что время, дескать, хоть и не позднее, но они привыкли ложиться засветло, а посему пора гостям и честь знать.

Снаряжаясь в обратный путь, мы коротко перешепнулись, согласно покивали друг другу и отправились восвояси, так и не открыв родственникам своей глупой шутки.