АВАДХУТА*
Я тоже слышал когда- то музыку. Сегодня я услышал её из приложения в телефоне. Я замер. Онемел. Сквозь немецкую речь доносились терзающие, растворяющие, всепрощающие звуки… Подумалось: а ведь часть жизни я провёл в этом надмирном существе, в звучании музыки. Дни? Недели? Месяцы? Если сложить. Столько же или чуть больше я провёл безотлучно в храмах или молитве. Я невольно сравнил. Не всякое посещение храма и не всякая музыка способны так разить. Наповал. Будто не было ничего. Будто всё- пустое. И «Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него, … кроме тишины.»**
Музыка- это автограф тишины, это проекция надмирного. Ведь над нами- только музыка. Неужели нельзя включить тишину погромче! Разве мир, наконец, не услышит Её и не поймут все сразу Всё. И станут обниматься и целовать друг друга и забудут себя в танце. И любая душа живая присоединится к этой манифестации счастья и всепрощения! Музыка…
Музыка сражённого при Аустерлице.
Для этого надо лишь стать сражённым. Нужно стать ушами. Нужно стать душами. И перестать быть этим миром. Сойти с ума. В правильном направлении.
Авадхута. Так танцует Нитьянанда. Как фантастически- красиво это сочетание звуков: Нитья ананда- вечное блаженство.
Но вот, я будто покрываюсь коростой, я замечаю ноутбук, трубы, здания, облака за балконом, я вспоминаю о своих обязательствах и напяливаю личину обыденности. Я закажу тур и оплачу, не сходя с места. Я выйду на прогулку и зайду в супермаркет, предъявляя свои права на пространство и время. Я обменяюсь с кем- то парой фраз и с беспокойством вспомню, что впереди ещё остаток жизни и этим остатком предстоит заниматься, как хозяйством на даче…
Растление.
Я снова гибну. Без музыки.
25.08.19
*/одно из значений- свободный, санскр. В просторечии- сумасшедший, блаженный.
**/Л.Н.Толстой «Война и мир»
ДЕНЬ
Я тоже когда- то держал на плечах
Московское небо на Чистых прудах.
День. Он для меня всегда был не обозначением, не пунктом. И не валютой, которой оплачивают желания. Он- живой. Он- единица жизни. Я бы назвал Его другом или компаньоном. Я бы не отказал ему в личности, в персонификации.
Протянув до последнего в постели, отмечая таким образом отпуск, изживая из себя болезнь, волокущую ни свет ни заря вон из дома, альтернатива которой всегда только одна- сон. Закончив утренние ритуалы- единственная прелесть утра, когда взираешь на алтарь и производишь ставшее за многие десятилетия не рутиной, а, скорее, единственной мотивацией дня (ты слышишь, День?) действо,- начинаешь уныло соображать, чем ты обязан этому дню. После Багуа и Синъи* поднимаешь трубку телефона, которая давно уже не «трубка» и которую вовсе не «поднимают», отвечаешь, с трудом вспоминая: да, тур бронировал. Да, буду сегодня. Да, на Мясницкой.
Душ, бритьё… Опять звонок. МФЦ. Не МФЦ- а какой- то финансовый центр, уверяющий в своей прибыльности. Ну ещё поговорим. Кто- то «нашёл» где- то деньги и кричит на весь мир. Так не бывает, пустое дело. Но выслушиваю, соглашаюсь до поры. Интересна технология сбора информации и предлагаемых аргументов.
Делаю звонок: «Я лечу в К. Не присоединишься? Ни времени, ни денег? А без денег? Время? Как угодно.» Лечу один. Но это лишь после того первого тура. Я еду его оплачивать. За себя и двух туристов. Нахожу в телефоне фото расписания «Ласточки». Бронирую номер в К. Оплачиваю через компьютер. Билетов на самолёт ещё нет, но предложений на сайте достаточно. Зайду по пути в кассы, поинтересуюсь. Неожиданно для себя покупаю билеты прямо по пути на станцию: очень ранний вылет туда и очень поздний- оттуда. Всё вроде складно. Шереметьево им. А.С. Пушкина.
Лишь немного ускорив шаг, успеваю на «Ласточку». 140 км. в час. Две остановки на метро. Чистые пруды. Иду наугад. Попадаю точно в агентство.
Напряжение несколько спадает. Плачу наличными и с карты. Показываю какие- то удостоверения, зачитываю данные туристов.
Выхожу. Нехорошо как- то. Ощущаю и голод, и жажду. Напротив- французская выпечка. Выбираю что- то со словом «апельсиновое» в названии и «Фанту» в маленькой бутылке. Там, где в Европе вьетнамцы, в Москве- киргизы. Кажется. Примеряюсь, помолясь, к перекусу. До обратной «Ласточки» полчаса. Уже не спешу совсем. Бреду с удовольствием, припоминая и оглядывая столь знакомую в последние десятка три лет улицу. Бумажный пакет с выпечкой, похожей на большое круглое печенье, чист и удобен в использовании. Довольно комфортно закусываю на ходу. В одной руке бутылка, в другой- пакетик, подмышкой- прозрачная зелёная папка- конверт с документами, на животе- сумка с ещё более важными документами. Почтамт- биржа- в реставрационной сетке. За спиной у Александра Сергеевича (не Пушкина) - молодёжь, сквер, чистота после снесённых киосков, иностранцы и то, что создано в расчёте на них. Впереди- трамвайный круг и бульвар.
Почти у самого перекрёстка невольно поднимаю взгляд, навстречу- интересная молодая, в моём понимании, женщина, смотрит с интересом, исчезает за спиной.
Мда… Взгляд стряхнул с меня многое. Я приободрился и почувствовал вдруг, что я ведь выхожу на Чистопрудный бульвар. С выпечкой покончено. Я любуюсь фасадами. Да, я самый здешний и есть. Самый типичный и нормальный. И даже ещё интересен кому- то. Я жил здесь. Я здесь работал. Я ощутил вдруг некую печать или отпечаток в пространстве, я ощутил «вес» этого неба, его запахи, его снега, дожди, ветры. Его солнце и вечерние огни…
Я часто ощущаю себя в прошлом. Не в том прошлом, что запечатлелось на фасадах. (Эти фасады- как добросовестные историки, сами способны препроводить, отослать, вогнать в задумчивость…) Нет. Будто бы сегодня- это прошлое. И всегда спрашиваешь себя, а оно было? Есть? А я?
И появились эти строчки в начале текста. Которые незачем продолжать.
Впрочем, они больше подошли бы Александру Сергеевичу (не Пушкину).
В поезде читаю распечатку семи видов вооружения с их ТТХ, мерами безопасности и нормативами, которые с пристрастием спросятся с меня по возвращении из К. и тура.
А если ещё позвонят из этого … финансового центра, собравшего столько информации обо мне для своей «службы безопасности», чтобы оформить пропуск, скажу, что не приеду, боюсь вашей службы безопасности.
Темнеет. День, ты прошёл? Ты в прошлом? Самое загадочное, что есть- это прошлое. Оно было реальностью или кинолентой? Когда мы читаем о том, чего уже нет- с чем мы соприкасаемся? Подвешенное на нити маятника пространство: прошлое- настоящее- прошлое… и снова… О времени всё давно сказано, с доисторических времён…
Может быть, это не ложное ощущение- что тебя здесь нет? Нет того дурачка, счастливого от наступления отпуска и мчащегося, высунув язык, за билетами, осознающего всю свою тщетность, пустяшность и нереальность?
И только небо на плечах, такое всегдашнее, реальное и невозмутимое, встряхнёт будто, взглянет на мгновение с интересом- и снова нет тебя. Так, один только контур.
Боль завладевает всем существом. А счастье- превращает в обозначение, абрис, невесомый контур, образ и подобие.
День! Ты- это я?
26.08.19
*/ Ушу