Оранжерея на двоих. Рассказ. Начало

Юрий Грум-Гржимайло
От автора. К XXIII веку сложилась ситуация, когда Земля и Внеземелье, включавшее обитаемые поселения на Луне, Марсе, стали иметь разные тренды развития. Причудливым образом они перекрещиваются на далёкой научной станции около Плутона. 
Серия рассказов "Плутонианские хроники", посвященных будням станции "Плутон-Орбитальный", хронологически привязана к событиям, изложенным в сериале "Вебсик".
"Оранжерея на двоих" - второй из рассказов задуманной серии, предыдущий рассказ - "Переборка".


1

Эвелина Седа втайне гордилась тем, что её фамилия имеет древние корни: в одном из восточных языков Земли оно обозначало «эхо». Иногда она думала, что было бы лучше иметь в ней не «е», а «э» - Сэда – «лесная фея» - вообще сказочно! Если бы ей раньше сказали, что она, земной биолог-почвовед, будет работать среди звёзд и на краю Солнечной системы, то девушка бы просто рассмеялась такой нелепости. Но нелепое стало былью – она биолог станции «Плутон-Орбитальный». А тут к одной нелепости добавилась другая – вдруг вспыхнувшее чувство к старшему помощнику Диму Шуму. «Сухарь» и «сушка», как его звали за глаза некоторые местные персонажи, теперь казался Эве самым обаятельным. Была б она феей!
С некоторых пор нелепости её преследовали. Скажите, разве не нелепость, когда, рассорившись со своим «сверхперспективным» молодым человеком, девушка сгоряча заполняет анкету-заявку на участие в экспедиции на Плутон, и через несколько дней оказывается, что она одна отобрана среди восьмисот претендентов?! Отказаться от такого успеха было невозможно, родители в трансе проводили любимую дочку в космопорт, а она сама, кинув сумку с вещами первой необходимости  на багажную полку личной каюты, долго ещё пыталась понять, что произошло, и почему Эва Седа  вдруг летит на Плутон. 
Ещё до отлёта она получила список обязательных и рекомендованных гипнокурсов. Каждый член экипажа станции должен был иметь несколько профессий. Полученные знания закреплялись на тренажёрах виртуальной реальности, поэтому скучать не приходилось. С ней летело ещё шесть человек из экипажа «второй волны». Первый состав экипажа уже несколько лет строил станцию на орбите Плутона, это было хорошо известно, и часто попадало в новости. Потом стало неожиданностью, что почти все вчерашние монтажники и сборщики отказались улетать и продолжили своё пребывание на станции в новых ролях научного персонала. А пять космосуток назад Эва сама продлила свой собственный трёхлетний срок смены в пятый раз!
Кроме стабильности, коллектив станции отличала общая нетерпимость к имитациям. Это в первую очередь выразилось в исчезновении псевдо-окон с «земными», «лунными» или «марсианскими» пейзажами, которые получили популярность на внеземных поселениях, расположенных, как правило, глубоко под поверхностью.  Но, парадокс – обожали оптические иллюзии! Они украшали общие зоны, столовую, даже ЦУП – пост управления станицей, расположенный в недрах центрального шара. На станции остались только конструкционно заложенные иллюминаторы, через которые желающие могли полюбоваться на звёзды, Плутон и его спутники.  На них же можно было посмотреть через прозрачные колпаки обзорных палуб.
Зачем её вдруг вызвал директор? На последней общей планёрке он ни слова не сказал про оранжереи, даже не взглянул в её сторону. Это было признаком, что Грант Маринкин всем тут доволен. Про филиал оранжереи на Плутоне пока речи не шло. Базу на Плутоне «почти достроили», планетологи уже ею пользовались, а мелкие недоделки – ну, доделается… Единственное, что приходило девушке в голову – это новый срок. Если директор хочет другого биолога, да  завсегда пожалуйста, у неё других профессий уже вагон и маленькая тележка…
За двенадцать лет Эвелина настолько привыкла к размеренному темпу станционной жизни, что иметь что-то иное все неё просто не хотела. «Заросла мхом Плутона», как говорили коллеги. Спокойный и предсказуемый темп жизни позволял максимально сконцентрироваться на исследованиях, но это не означало, что экипаж представлял из себя собрание сборище меланхоликов. Вовсе нет!  Правда,  астрофизик Будюль в одной из общих дискуссий высказал мысль о том, что «разумная жизнь склонна успокаиваться, попав на границы Солнечной системы, в которой она пробует бушевать». Над своими делянками Эва часто вспоминала этот афоризм. Растения тут росли, но крайне осторожно, не бушевали, как на Земле. Ей, как биологу, стало ясно, почему не состоялась Первая звёздная: её тщательно продуманная земными мозгами экосистема с оранжереями, регенераторами и прочим хозяйством просто бы развалилась, перевалив за Пояс Койпера... В дальнем Космосе можно думать только космическими мозгами, а где их взять?
«Директорская» приёмная встретила девушку пустотой и автосекретарём, похожим на стойку регистрации в космопорте. Ждать не пришлось – директор сам вышел к ней, бросив взгляд на своё парадное отражение в большом зеркале приёмной. В кабинет он не пригласил, предложил тут же сесть в кресла за низким столиком. Это уже насторожило девушку.
- Я видел ваше согласие на новый срок с нами, Эвелина, - сказал он. – Спасибо за верность нашей станции и общему делу. Я ценю вас как специалиста и человека. Спасибо, что вы есть.
Девушка вежливо наклонила голову в ответ.
- Эвелина, наши партнёры с Марса известили о новом этапе почвенного эксперимента. Как я знаю, предыдущий этап завершился без результатов? – спросил директор.
- Совершенно верно, - ответила Эвелина. – Все земные пробы отказались развиваться в почве Марса. Она оказалась пригодна только для кристаллизации уже известной на Марсе формы. И то, я думаю, что эффект кристаллизации мог быть достигнут только случайной интенсивностью механического перемешивания почвы вблизи установленной переборки.
Директор слушал, не перебивая.
- Предложения партнёров мною получены, необходимое оснащение сервисной службе заказано, но, директор, там написано, что будет клонирование высших форм?
- Вот для этого я вас и пригласил, - сказал Грант Маринкин. – В Уставе станции записано, что она является территорией Земли. На Земле клонирование человека и высших животных запрещено. Но никто не мешает проводить работы на площадях, которые арендуют марсиане. Вы согласны?
- От меня что-нибудь ещё требуется, кроме устного согласия? – нерешительно спросила Эвелина. – Насколько мне известно, наши соглашения с коллегами с Марса не включают присутствие землян на арендуемых площадях?
Маринкин нервно потёр руки.
- Да, верно, но все договорённости – это административные вопросы, - ответил он. – Давайте решать проблемы по мере необходимости. Вы подумайте, время есть. Я же могу сказать, что понятие «высшей формы» на Земле и на Марсе – разное.  На Марсе склонны относить к высшим формам местной жизни синие кристаллы, вы знаете об этом?
Биолог отрицательно покачала головой.
- Так вот, они полагают, что синие кристаллы являются носителями разума, если могут поддерживать информационный обмен, - продолжил директор. – Сами понимаете, что жизнь есть обмен веществ, информации, энергий, этот обмен может иметь разные цели и средства. Мы можем допустить, что их синие кристаллы – живые существа, свидетели марсианской истории, остатки цивилизации, которая на нём когда-то существовала. Меня, как директора станции, в данном случае интересует прагматика: что мы можем иметь, если допустим? Я понял во время переговоров с марсианами, что  их интересует, кто останется на станции, когда кончится сезон «лета», и мы её покинем, а она улетит с Плутоном  дальше.
- И они хотят подготовить сменный экипаж из синих кристаллов? – прямо спросила девушка.
- Я рад, что вы меня поняли, - отозвался директор и встал, показывая, что аудиенция закончена. – Подумайте, коллега Седа.
Покинув директорскую приёмную, Эвелина долго сидела в одном из холлов. На стене была очередная оптическая иллюзия, в которой девушка сразу видела три объекта, но красноречивая подпись «4:1» говорила, что их больше. Присматриваться ей не хотелось. Впервые за долгие годы захотелось видеть вокруг земное, земное небо с облаками, земные дали… Внезапная тоска сжала горло, она отвернулась к спинке диванчика, чтобы скрыть набежавшие слёзы. Чья-то крепкая рука легла на плечо.
- Эвелина, что случилось? – спросил голос боцмана Кена Зелёного.
Увидев рядом озабоченное лицо товарища,  девушка ладонью провела по щеке и улыбнулась.
- О, Кен, ничего особенного!  Дамские капризульки! Вдруг,  ни с того, ни с чего, захотелось приземлиться. Землю вспомнила. Кен, не обращай внимания, ладно?..
Боцман убрал руку и сел рядом. Их троих – его, биолога Эвелину и старшего помощника Дима Шума -  с некоторых пор связывали особые отношения. Важную роль в этом сыграл синий марсианский кристалл, выросший в оранжерее. Вспомнив о нём, о странных незнакомых ощущениях, когда она его гладила рукой, стынущей от мороза, прося, умоляя помочь боцману позвать свою дочь,   она спросила:
- Слушай, Кен, помнишь, тогда в оранжерее ты сказал, что тебя дочь услышала? Это правда?
Боцман утвердительно мотнул стриженой «бобриком» головой.
- Серьёзно, Кен? Это же меняет всё дело!
- Какое дело? – поинтересовался Зелёный.
Эвелина рассказала ему про визит к директору.
- Ёлки зелёные, - ответил на это боцман. – Понятно, что нашему «денди» нужны новые договоры и темы. С чего тогда аврал был со строительством базы на Плутоне? Нашим планетологам она особо не нужна, им над планетой летать надо, а не под куполом базы торчать. А «марсиане» сразу работ подкинули.  Со старшим помощником поговори. Может, он чего другое скажет. Я так вижу, Эва. Ты к себе сейчас?
- Нет, поднимусь в оранжерею, - решила девушка.
- Пошли тогда, мне по пути, - предложил Зелёный. По дороге он притормозил около одной картинки, изображавшей песчаный морской берег с темным, нависшим небом, прочитал подпись, прищёлкнул языком от удивления и заявил:
- Мозги выворачивает!  «Низ гаражных ворот»!  Вот такое и надо этим «марсианам» вешать…

2

Приспосабливать грузовые отсеки под жилые палубы всегда сложно. Холлы с межпалубными подъёмниками сразу выдавали несущие конструкции грузового корабля, как бы ни старались видеопластики их скрыть. Старший помощник Дим Шум ждал биолога, облокотясь на перила ограждения межпалубного холла. Его взгляд рассеяно скользил сверху по пустому пространству главного коридора,  иронично  прозванного «Бульваром Пришельцев». По бокам «бульвара» параллельными линиями тянулись пешеходная и движущаяся дорожки,  по стенам  однообразные пронумерованные арки входов в жилые отсеки чередовались с небольшими гротами, укрывавшими одинокие скамейки. На них никто никогда не сидел. В центре были фонтанчики, прудики и пирамидки с цветами, прикрытые прозрачными колпаками на случай сбоя искусственной гравитации. Выше и ниже главного коридора располагались более «простые» и  удобные  жилые палубы, на одной из них Эвелина занимала  небольшой, но уютный бокс из двух помещений.
Девушка сама попросила о встрече. Он хотел подняться к ней в оранжерею, но она почему-то отклонила. По голосу Эвелины Дим Шум понял: она не одна. Уточнять не стал, но в душе заскреблось -  это кому она там прошептала: «Сейчас, сейчас, подожди»?.. Девушка ему нравилась. Она очень напоминала внешне погибшую на «Артемиде» жену Викторию. Судьба свела их троих – его, боцмана Зелёного и Эвелину – в запутанной истории с дочкой Кена. Шум знал, что её спасли, но что случилось потом? Почему генерал-коммандер с Земли попросил его держать ситуацию на контроле и быть готовым к приёму гостей? Может быть, гости уже прибыли и почему-то оказались в оранжерее у биолога? Из известных «гостей» там был только синий марсианский кристалл, о котором  он знал. По совету Земли, докладывать о нём директору станции Гранту Маринкину специально Шум не стал, а Эвелина сухо упомянула о кристаллизации в своём отчёте по проводимому эксперименту. Сам кристалл закопался в грунт и был почти не виден. Что, он опять вылез?
На самой Земле, как он знал из новостей, активизировалась аномалия, возникшая, как считали, вследствие взрыва в Церне. Интерес Дима Шума к событиям в Церне определялся тем, что они совпали по времени с трагедией «Артемиды». Он не мог ошибиться, гравиметры зафиксировали «Артемиду» после взрыва, но спасатели ничего не нашли, никаких обломков… В Церне ставили пространственно-временной эксперимент, вдруг несчастная «Артемида»  оказалась на пути темпорального луча и исчезла во времени? Фантастично, но мысль цеплялась за любую соломинку. Вдруг они живы – его Вика, дети?...
Дим Шум потёр пальцами виски. Некоторое время назад в новостях показывали маленький земной посёлок с древней железнодорожной станцией, спасательные дисколёты, потом сообщили про установку силового купола – и больше никаких сведений про аномалию не было. Есть в этом какая-то связь с дочкой боцмана, с марсианским кристаллом?
- Можно мне прервать ваши вечные думы, Дим Шум? – услышал он сзади голос девушки. Она была в тренировочном костюме, словно только что покинула спортзал. Она поймала его взгляд и усмехнулась:
- Меня всегда удивлял алгоритм мгновенного  осмотра женщин мужчинами. Вы не исключение, старший помощник.
- Я самый обычный человек, - не смущаясь ответил он. – Один из самцов человеческого рода. Что случилось, Эва?
Она порывисто прижалась к его груди.
- Дим, с тобой я чувствую себя в безопасности. Дим, на станции – пришельцы.
Он переварил эту информацию и спросил:
- Они тебе сказали, откуда пришли, Эва?
Она хихикнула. Отстранилась, посмотрела в серые спокойные глаза. Удивительно, как он может оставаться всегда невозмутимым?
- Я серьёзно, Дим. Марсианские кристаллы будут сменным экипажем, когда мы покинем станцию. Мне об этом сказал директор, потом я получила дополнительную информацию от самого кристалла. Дим, это очень важно.
- Эва, директор уже давно носится с проблемой сохранения станции до следующего «летнего» сезона на нашей милой планете. Условия консервации будут такими, что ни один марсианский кристалл не переживёт. На самом Марсе их на поверхности не сыщешь, только глубоко внизу, а пещерах. Ты повелась на его сказки?
- Дим, они могут пережить, если очутятся на Плутоне. Но их должно быть семь.
- Семь? Что за магическое число?
- Не знаю. Мне кристалл показывает картинки. Я кладу на него руку, закрываю глаза и вижу. Они не сразу возникают, Дим. Что-то я зарисовала по памяти. Пойдём ко мне, покажу.
Дим Шум подчинился. Эвелина привела его в свою маленькую гостиную, одновременно служившую рабочим кабинетом. На столе был обычный личный терминал, рядом с которым лежал гипношлем. Усадив гостя в глубокое кресло, девушка протянула ему пачку видеостраниц.
- Вот, смотри все подряд. Пояснения там есть. Я пока переоденусь.
Она исчезла в соседней комнате. Шум взял в руки первую страницу. С неё на него смотрел незнакомый пейзаж. Текла широченная река, противоположный берег еле виден. Над ней поднимались спиральные туманы, переливаясь в свете ясного дня. Это явно был день, но светила на небе не было. Шум перелистнул картинку, проведя пальцем по краю видеостраницы. Опять пейзаж. С высоты высокой горы вид на морскую бухту. Но море явно не земное. Бухта имеет круглый вид, словно ударный кратер. По воде плывут серые мутные пятна, они явно шевелятся. Просмотрев все изображения, Дим Шум взял следующую страницу. Опять пейзажи, но уже другие. Высохшие. Без каких-либо намёков на жизнь. Пролистав немного, он хотел было взять следующую страницу, но последний рисунок показался странным.  С большой высоты был показан горный район, хаос складок, осыпей, ущелий.  Но что-то держало взгляд… Вдруг Дим Шум напрягся. С картинки смотрело постаревшее измождённое лицо его Вики…
- Что-то мой гость Шум совсем бесшумный! – раздался голос Эвелины. – Что нашлось?
- Мне это кажется? – спросил Дим Шум, протягивая ей картинку. – Здесь лицо.
- Верно, - весело сообщила Эвелина. – Оптическая иллюзия. Я уже вешала такую в холле! Иногда очень занятные попадаются.
- Так украшения всякими иллюзиями стен станции дело твоих рук? – удивился Дим Шум. – Не знал.
- Не только моих, - отозвалась Эвелина. – Нас тут целая группа развлекается.  Даже конкурс идёт с анонимным голосованием.  Победитель получает права выбора для новой нетлёнки любого места на станции, даже в ЦУПе.
Дим Шум вздохнул и снова взял в руки страницу с картинкой. Горы на ней почти разу пропали, осталось только лицо. Сколько же лет прошло, родная…
- Дим, - вдруг серьёзно сказала Эвелина. – Это же я… Через много-много лет. Мне было страшно, когда я это впервые увидела. Ты узнал? Есть и другие картинки, там я молодая…
Старший помощник  опустил голову.
- Я увидел в ней свою погибшую жену, - глухим голосом пояснил он. – Ты… Ты сильно, очень сильно похожа, Эва…
Она резко придвинулась и прижала к его губам свой палец. Подняв голову, старший помощник увидел перед собой распахнутые глаза с золотистыми искорками радости.
- Я вернулась, мой капитан, - услышал он её шёпот.

3

На всей станции лежала печать незавершённости.  Её усиливал светящийся белый натяжной потолок, лишённый видеопластики, открытый монтаж световых лент на фризах стен, в оформлении которых чередовались «деревянные» и «каменные» рисунки с металлическими вставками.   «Плутон-Орбитальный» был собран на скорую руку из четырёх магистральных грузовых кораблей, состыкованных с общей Централью - гигантским шаром с круглыми нашлёпками причальных шлюзов. По Централи шли кольцевые галереи, в центре её располагался ЦУП.  Кольцевая архитектура Централи нравилась всем больше, чем главный коридор жилого сектора.
В научном секторе было гораздо строже. Там не было палуб, при необходимости отсеки лабораторий могли иметь ярусы. Это позволяло иметь большие сборочные ангары, в одном из них собирали новый радиотелескоп. Боцман быстро миновал  по крытому проходу сборочный участок, где работали трое в белых защитных комбинезонах с зелёными шапочками, выдававшими их статус инженеров,  и попал в соседний зал – там  работали конструкторы. Требования к стерильности были ниже, полагалось только сунуть ноги в бахилы и надеть халат. Робот услужливо помог боцману облачиться.
- Какими судьбами, Кен? – приветствовал прибывшего инженер Иржи Крам. Боцмана он знал и дружил с ним ещё с монтажа станции. Иржи отодвинул ногой крестовину наклонного стола-экрана со сборочным чертежом и встал, жестом приглашая друга в уголок отдыха.
- Ты свой сок? – спросил Иржи, когда они разместились на угловом диване.
Боцман кивнул и, получив бокал с соком, рассказал другу причину визита. Тот пожал плечами.
- Нет проблем, Кен. Зайди через пару дней, посмотришь проект. Что ещё – выкладывай. Я же вижу. Ради такого пустяшного задания боцман Зелёный не ходит лично.
- Верно, - согласился Кен. – Через неделю с Урана приходит транспорт. На нём партия марсианских грузов и их команда. Но что-то мне говорит, что среди них будет одна маленькая девочка, которую мне очень надо увидеть, Иржи. У тебя есть конструкционные планы их грузовика? Того, который они у нас арендуют? Я думал, что все наши четыре грузовика идентичны, оказывается, что нет. В одинаковых корпусах были разные модификации.
- Не думал, что у тебя есть интерес к марсианским маленьким девочкам, - усмехнулся Иржи.
- Это моя дочь, - коротко пояснил боцман. – Она попала к марсианам. Больше я ничего рассказать, к сожалению, не имею права. Уверен, что смогу установить с ней ментальный контакт и позвать, но куда? Подскажи место, Иржи. Она только для меня маленькая, ей уже семнадцать.
Крам озадаченно смотрел на друга.
- Откуда у тебя уверенность, что там будет твоя дочка? – спросил он.
- Знаю и всё, сны… - ответил боцман. – Короче, Иржи, помоги.
- Она не должна покидать пределы арендуемого марсианами пространства?
- Не должна. Нужно место, куда мог бы к ней проникнуть я. Желательно скрытно.
- Зачем скрываться-то? Ты же имеешь право инспекции систем жизнеобеспечения в любом помещении!
- При условии, что они там есть и соответствуют стандарту станции. Договор аренды сектора марсианами предусматривал перестройку по их требованиям, после чего нас официально предупредили, что в услугах поставок воздуха, воды и прочих расходных компонентов не нуждаются, и всё будут иметь своё. Но их бригады живут там же, значит, жилые условия где-то есть.
Крам поскрёб затылок.
- А как твоя дочь узнает? Ты ей, что,  протелепатишь?
- Найду способ, - уклончиво ответил Зелёный. – Точку встречи дай, друг. И не один вариант, если можно.
- Есть ремонтные люки, сервисные службы имеют к ним свободный доступ, - предложил Крам. -   Там так устроено, что,  попав в двойную внешнюю обшивку с кормы, до носа добраться можно по ремонтным  лазам между слоями обшивки. Но тебе придётся сильно похудеть, Кен. В своих габаритах даже не пытайся…  Если у них там жилые помещения, то они сразу за шлюзом с Централи… Ба, да тебе никуда и прятаться не нужно, если они к Централи и причаливают… Мимо тебя все и пройдут.
- По договору,  причал обслуживают только роботы, а участок прохода элементарно перекрывается секторальными переборками, - ответил Кен. – Вахта в ЦУПе видит, кто там проходит, но буду ли я в тот день вахтенным – трудно сказать. Пытаюсь подгадать, поменяться. Понимаешь, они провезут прибывших как груз, если они не смогут идти сами. А грузы идут через лифт, по контейнерам ничего особо не увидишь.
- Детективчиком пахнет, старик, - усмехнулся Крам. – По уставу вопросами безопасности старший помощник заведует, с ним ты говорил?
Боцман утвердительно мотнул головой. Краму не нужно знать детали. Пусть считает, что говорил.
Когда Кен ушёл, Иржи не смог сразу вернуться к прерванному занятию. Просьба боцмана вызвала тревогу. Что с ним? Сны какие-то, дочка вдруг на Марсе оказалась, никогда ничего подобного не рассказывал. Семья у него большая, на Земле она… Поразмыслив, Крам решил, что спешить не стоит. Сперва надо посмотреть, прилетит ли с марсианами его дочка, или нет. Про марсиан-арендаторов много чего говорят, но есть договор, есть директор, что тут может сделать бывший шеф-монтажник с конструкционными планами? 
- Продолжим-с, - сказал сам себе Иржи Крам, вернулся в рабочее кресло  и подтянул ногой к себе экран со сборочным чертежом.
Боцман почувствовал настроение Крама. В последнее время он совсем эмпатом стал, поэтому даже старался избегать «посиделок» в холлах, утром стал заказывать завтрак в личный отсек, чтобы не спускаться в шумную столовую в букетами разных эмоций. Иржи ему не поможет, это стало ясно, да и чем, если рассудить, он мог помочь? Зря, зря с ним завёл разговор, упрекал себя боцман, спускаясь на сегвее по пандусам  на нижние палубы к «железкам», среди которых ему было спокойнее всего. На последнем плановом диагностическом осмотре врач станции Ласло Бринёв констатировал у него повышенный психоэмоциональный фон» и сам посоветовал «сменить обстановку» - слетать с планетологами на Плутон, помочь им с настройкой зондов и постоять ногами на грунте, а не на палубе. Он слетал на неделю с пилотом Мареком и двумя девушками -  планетологами-стажёрами, невесть каким образом устроившими себе практику на Плутоне…
- Кен, можно вас на минуту? – остановил его девичий голос.
Боцман затормозил и обернулся. Его догоняла одна из тех практиканток. Смущённо улыбаясь, она протянула ему свёрток.
- Кен,  хочу оставить вам на память о себе сборник стихов. Это мои. В традиционном бумажном издании. Буду рада, если понравятся. Вы так хорошо нам читали стихи на Плутоне по вечерам…  Спасибо вам, Кен! Через полчаса мы стартуем домой, долг путь к Земле… Разрешите вас поцеловать на прощание, Кен?
Когда она скрылась за поворотом,  боцман развернул тонкую хрустящую обёртку подарка. «Милена Кисс. Вне времени», прочёл он на блестящей стеклокоже обложки, раскрыл книжку, с удивлением ощущая пальцами настоящие бумажные страницы.  От бумаги пальцы отвыкли. А как она приятна…
Зелёный вспомнил первый вечер после напряжённого дня полётов, посадок, перетаскивания тяжёлых опор и шаров зондов, дрожи в руках от ручного бура, вид беззвучного пузырения самотвердеющей пены. Девушки – Милена и Нина - работали с ним наравне. Они всё умели. Мужская гордость не давала боцману допустить равенства, он старался брать на себя самое тяжёлое. Когда сломался экзоскелет, то потащил шар зонда в руках и на пузе, не желая тратить время на полёт к базе за новым силовым протезом. Потом ныли все мышцы, но Милена помогла – её массаж нескольких точек на голове и спине снял боли. Восхищённый и благодарный боцман не придумал ничего лучше, как устроить им по возвращении на базу  поэтический вечер. Тряхнул стариной, вспомнил юношеский опыт чтеца-декламатора…  Хорошо, что он запомнил на всю жизнь свои концертные программы. Земные стихи, чувства, страсти плескались и бились в тесноте маленького купола базы, за стенами которой мертвел ледяной мир Плутона. Уже на следующий вечер девушки попросили повторить, и так всю неделю тянулось.
- Поэтический клуб, - смеялся пилот Марек, разбавляя  чтение стихов романсами под синтекристалл.  Пел он с чувством, но любительски. 
С той поездки Зелёному стали сниться новые стихи. Несколько стихотворений он даже постарался запомнить и продиктовал утром на памятный кристалл. Потом  искал в информатории автора и не нашёл.  Он  вспомнил короткие замечания Милены во время  поэтических посиделок на Плутоне. В девушке было что-то необычное. И название книжки – «Вне времени»…    
«Века не лягут безразличной пылью,
И не исчезнет рукопись в золе,
Оставим слово,
Скажем всем, что были
Когда-то мы
Живыми на Земле.
И возвращаясь в нити безвременья
В полёте пожелтевшего листка,
Я говорю с тобою,
Далеменник,
Короткой строчкой своего стиха» *, -
прочёл Кен на открытой наугад странице подаренной книжки. По громкой связи объявили, что грузопассажирский рейс на Уран со станции «Плутон-Орбитальный» отправлен с северного причала.

---------
* Стихи автора

4

Директор станции «Плутон-Орбитальный» Грант Маринкин удостоверил отчёт о стажировке и протянул кристалл девушкам. Одна из них была его биологической дочерью, от которой он отказался ещё до  её рождения. Это всё глупая политика Генофонда! Он со всех пробандов берёт стандартное  согласие на анонимное донорство! Когда мать девушки, о которой Грант Маринкин даже не ведал,  трагически погибла, её родители хотели внучку, вот их желание усилиями доблестных сотрудников Генофонда и сбылось… Внучка выросла, носила  фамилию матери, но каким-то образом узнала про донора и сама написала ему на Плутон, когда в Звёздной академии пришла пора стажировок. 
Маринкин никому не сказал, даже жене Марьяне. Неделю ходил мрачнее тучи. Никто не мог понять, в чём дело. На Плутон стажёров не направляли – очень далеко, но в данном случае академия получила гарантии на две стажировки от директора станции, что выглядело довольно неожиданным. И вот Нина – такое имя ей дали  – сидела перед ним. Никакого внешнего сходства девушки с собой он не нашёл и сразу успокоился. Она ещё в письме честно написала, что не собирается его шантажировать тайной рождения, а хочет только стать настоящим планетологом и получить стажировку для себя и своей подруги-сокурсницы.  Он им устроил «прокатку» по полной программе.  Нина всё выдержала, а когда её стажировка закончилась, попросила место на станции. Её подругу Милену  Плутон не заинтересовал. Она на последней встрече сидела со скучающим видом,  вертя в пальцах только что полученный кристалл с рекомендацией.
- Я знаю, директор, что вам нелегко принять решение, но без Плутона я себя не вижу. Мне нужен Плутон, - сказала Нина.
- Всем нужен Плутон, - согласился Маринкин и неожиданно улыбнулся. – Хорошо, летите, завершайте обучение и возвращайтесь, Нина… Ждём. Милена, спасибо вам за ваш труд. Доброго пути!
Маринкин проводил девушек до трапа шлюза грузопассажирского рейсовика на Уран. Кроме девушек в этот раз со станции никто не улетал.
- Вам идёт улыбка, директор, - заметила Милена, подавая ему на прощанье свою тонкую, но крепкую руку. – Почему вы редко улыбаетесь? Мне тоже нужен был Плутон. Я рада, что мне довелось побывать здесь. Извините меня, что пришлось приложить для этого некоторые усилия и нарушить некоторые личные тайны. Хорошо?
Она обворожительно улыбнулась и исчезла в проходе шлюза прежде, чем он сообразил что-либо сказать в ответ.  Нина немного задержалась.
- У вас очень необычная подруга, - только и сказал Маринкин.
- Мы её прозвали «Принцессой Марса». Она из колонистов… - Нина встряхнула густыми чёрными волосами. -  Она может быть очень экстравагантной. Искательница приключений, одним словом… Она на Земле загорелась Плутоном, но, видимо, в реальности он ей не приглянулся. А я обязательно вернусь!
Потом в своём кабинете он снова долго рассматривал результаты генетической экспертизы, когда-то приложенные девушкой к просьбе о прохождении стажировки. Она их просто приложила. В них был указан только код пробы, его код. Хм, «Принцесса Марса»… Кое-какие части пазла сложились. Ему дали понять, что Марс знает и может больше, чем он думал. Обычно так делают, когда ставки в игре очень высоки. Вот только – во что играем и всех ли игроков он видит?
Маринкин понимал, что на далёкой станции у Плутона пересеклись разные интересы. Идея Внеземелья терпела крах, хотя никто из официальных лиц это признавать не хотел. Внеземелье можно было рассматривать только как временную меру на пути к Новой Земле. Как биологический вид человек не мог жить в Космосе, там он только приспосабливался, но получалось это ценой вырождения. Здоровое поколение могло рождаться только на Земле. Осознание данного факта пришло не сразу. Эйфория, вызванная колонизацией Луны и Марса, прошла, оставив на них куполообразные «человейники», мало чем отличавшиеся по своей идее от «всё включено» в земных небоскрёбах. На орбитах Земли и планет  земной группы плыли многопалубные спутники – «орбитальные города», некоторые из которых полностью или частично были производственными центрами. Мощные научные станции были почти у всех планет-гигантов, между ними удалось наладить регулярное сообщение.      
Плутон был самой дальней точкой в Солнечной системе, около которой Земля создала научную станцию. Внеземелье на ней появилось несколько позже, но взяло на себя львиную долю ресурсного обеспечения. В начале интерес был общим – поиск Новой Земли. «Старая» Земля была так реально  напугана катаклизмами, что уже не бряцала оружием, а все накопленные военные ресурсы ушли на создание внеземельных баз. Когда катаклизмы прекратились, земная часть человечества стала очень консервативной к перспективам межгалактических путешествий, поставив себе целью воссоздать «рай на Земле». Но Внеземелье и, особенно, Марсианская Автономия не только искали Новую Землю, но и разрабатывали пути её достижения. Директор понимал, что обширный проект по телепортации материальных ресурсов между Марсом и Плутоном имеет двойное назначение. Изоляция марсианских исследований от персонала станции было условием согласия Земли на их проведение, поскольку активно применялось запрещённое на Земле клонирование человека, и в экспериментах участвовали марсианские клоны.
Директорство уже стало настоящим испытанием, но сдаваться Грант Маринкин не спешил. Планетография Плутона дала ему убеждение, что тут некогда было вмешательство разума.  По мере накопления результатов исследований  он видел в них порядок, который не могла стихийно сделать природа. Экипаж станции был увлечён поиском мифического звездолёта пришельцев из параллельного мира,  уповал на новые телескопы, директор же  считал, что им стал сам Плутон. Правда, свою точку зрения он доверил только личному компьютеру и жене Марьяне. Ей, тоже планетологу, уже попалось место с необычными свойствами в квадрате 10-69…
- Старший помощник Шум, директор! Служебный вопрос,  – сообщил автосекретарь.
Маринкин жестом открыл проход в приёмную, впуская посетителя. Дим Шум сел за приставной столик и вытащил из нагрудного кармана несколько карточек. Одну из них он молча протянул директору. Маринкин увидел на ней геометрическую иллюзию, которая встречалась ему в одном из холлов: шестигранник, совмещённый с трёхгранной пирамидой, вид сверху.
- Я встречал такое, - кивнул он. – Висело у нас где-то…
Шум протянул вторую карточку, исписанную значками. Директор бегло посмотрел на неё и пожал плечами.
- Мне не знаком этот раздел математики. Можете дать комментарий?
- Это темпоральные уравнения, - пояснил Шум. – Я очень немного коснулся этого направления математики нечётких и неполных пространств. Смысл этой формулы в том, что, если конечные точки темпорального вектора находятся в бесконечности, то любая точка на нём не имеет времени, но получает энергию и информацию. Директор, я уже рассказывал при нашем первом знакомстве, что моя семья погибла на «Артемиде».  Я давно предполагал, что бесследное исчезновение пассажирского корабля было связано с попаданием в темпоральный луч, посланный к Плутону во время эксперимента в Церне. Директор, я прошу разрешения взять «Гибралтар»  и на нём вернуться к месту катастрофы.
- Это далеко? – спросил директор.
- За пределом радиуса действия, мне придётся заходить на промежуточную станцию, - вздохнул Шум. – Поэтому лучше оформить полёт как исследовательский. Есть такая возможность?
- Я поищу, Дим, - пообещал директор. – Если вы привезёте обратно с Урана «марсиан» и их груз, то можно попробовать. Вы летите один, или кого-то предполагаете взять с собой? Мне нужно знать точно, чтобы предложить Марсу такой вариант ускорить прибытие их экспедиции.
- Хотел бы предложить полететь биологу Эвелине Седа, - сказал Шум. – У неё интересный эксперимент в оранжерее, он мог бы получить развитие в ходе этого полёта. Вот, посмотрите, - он протянул директору ещё одну карточку.  –  Это результаты кристаллизации в марсианском грунте, снято при большом оптическом увеличении. Занятно, не правда ли?
На карточке директор увидел россыпь сложных многогранников, среди которых попадались похожие на только что увиденную иллюзию. Он вопросительно посмотрел на Шума.
 - Наш биолог предполагает, что кристаллы определённой формы имеют между собой информационное взаимодействие, если даже простое механическое микширование грунта приводит к их консолидации, - пояснил Шум, нарочно усложняя смысл. Он не хотел, чтобы директор раньше времени узнал о синем кристалле в оранжерее. Но тот уже сообразил.
- И вы хотите их… ммм… «консолидировать» в месте катастрофы, чтобы получить информацию о ней? – спросил Маринкин. – Это напоминает мне старинные гадания на блюдечке с водой.
- Но в старину предсказатели водились, - парировал Шум. – Другое дело, что до сих пор мы не можем объяснить, как они видели будущее и прошлое.
- Дим Шум! – вдруг улыбнулся директор. – Не мутите воду. Скажите, что вы хотите романтической прогулки с биологом, - я пойму. Она очень симпатичная женщина. И отпущу вас, если вы заберёте марсиан с Урана…
«И к нему пришли», понял старший помощник. Разубеждать директора он не стал.

5

«Очень симпатичная женщина» весело рассмеялась, выслушав рассказ о походе к директору и беседе с ним. Прошло совсем немного времени с того, памятного обоим объяснения. Форсировать события ни Эвелина, ни Дим Шум не стали. Но ситуация с перспективной совместного полёта поворачивалась таким боком, что их союз складывался сам собой.
- Я полечу, Дим, только… Ты уверен, что моё присутствие необходимо при поисках Вики? – спросила Эвелина.
Эва не только внешне, но и внутренне была близка к исчезнувшей Виктории. Она сама так и сказала – у неё словно появилось второе имя, теперь она  ощущает себя Эвелиной Викторией.
- Ассоциация себя с другой личностью – это или актёрская игра, или психическое расстройство, мне ни то, ни другое не нужно, - пояснила она тогда. – Но в данном случае я не ощущаю никакого дискомфорта, мой капитан!
«Моим капитаном»  прежде звала Дима Шума только Вика с самого начала их знакомства, задолго до того, как он действительно стал капитаном дальнего Космоса. Узнать такое можно было только от неё самой или от него, но Дим Шум никому ничего не говорил. Они уже пришли к мысли, что из-за марсианского кристалла  в оранжерейной  Эвелина увидела Вику и «наложила» её на себя. Именно «увидела», одномоментно, получив всю информацию от  Дима Шума, когда они оказались рядом у переборки.
На вопрос Эвы у него не было готового ответа. Свою версию происходящего она ему уже изложила. Боцман Зелёный не смог бы позвать свою дочь, если бы она, Эвелина, не стала гладить кристалл своими руками.  Случайно, или нет, но руки Эвы перевели его в некое активное состояние. В этом состоянии он оказался способен  на сверхдальнюю связь и передал мыслеобразы боцмана его дочери. Такая гипотеза ложилась в схему: Дим Шум знал, что у Мирты Зелёной на Луне тоже будет контакт с синим кристаллом, а как это всё произошло – ну, тут новая загадка мирозданья. Возможно, на успешный контакт Эвы с кристаллом оказал фильм «Марсианский фестиваль», она после его просмотра какая-то не совсем обычная была, не раз вспоминал старший помощник и думал, как это проверить. Но до сих пор ничего не придумалось. Был ещё один факт - оранжерея отреагировала массовым ростом и цветением. Но все новые эксперименты с марсианским грунтом провалились. Синий кристалл продолжал призывать на помощь агроботов при появлении любого чужака… кроме Эвелины. Она могла находиться в его отсеке беспрепятственно и сколько угодно.
- Омарсианилась ты, - качал головой Дим Шум. Сам он такой чести не удостоился даже после двух просмотров «Марсианского фестиваля». Его очень тревожила мысль, что по прибытии марсианской команды Эвелина будет вынуждена тесно с ними работать, и не известно, чем это кончится. Однажды он поделился своей тревогой с девушкой, на что она ответила, что «живой не дастся».
После случая с боцманом  Эва сама продолжила своё «общение» с кристаллом, и он стал отдавать ей фрагменты видений. Она старалась зафиксировать картинки на видеостраницах, пока они оставались свежими в памяти. Для этого пригодился гипношлем -  в нём была функция обратной связи. Яркие мыслеобразы удавалось записать. Их она и показала Шуму.  Сохранялось не всё, часто увиденное вспыхивало и сразу тускнело. Эвелина думала, что синие кристаллы – это свидетели геологических эпох на Марсе. Дим Шум усомнился в этом. «Их» кристалл не мог быть столь древним. Другое дело, что он мог получать информацию из какого-то источника. Подозрение пало на сам  Плутон. Не мог ли Плутон быть хранителем информации или каким-то звеном в её передаче?..
- Я не уверен, что твоё присутствие необходимо в поисках на месте катастрофы, но оно необходимо мне и марсианскому кристаллу, который только с тобой хочет иметь дело, - честно ответил девушке старший помощник. – Я его понимаю и немного ревную.
- Я полечу только с тобой, мой капитан, - проворковала она. – Все остальные могут считать себя пассажирами. Но, Дим, брать кристалл из оранжерейной нельзя. – Она сразу посерьёзнела. – Я не могу объяснить, только чувствую, что нельзя. Марсиане их не трогают, не выносят из пещер, ты знаешь об этом?
- Знаю, - кивнул головой Дим Шум. – Ты говорила, что распылили мелкие фракции. Я видел тот баллон, мне показалось, что он не пуст. Грунта нам много не надо, боцман уже нашёл в грузах от Первой звёздной образцы. Нам хватит создать маленькую камеру, распылить фракции  и вырастить новый кристалл. Я знаю, от чего он вырос.
- Да ты что?! Мы тут голову сломали, от чего вдруг, – восхитилась Эвелина. – И от чего же?
- От моей импровизации, - Дим Шум вытащил и показал ей синтекристалл. – Надеюсь, мне удастся повторить её на месте катастрофы и вырастить новый кристалл.   Только ты плотно заткнёшь уши. Музыкальные натуры этого могут не пережить, а ты со своим абсолютным слухом и подавно.
- Даже краешком уха не позволишь? – притворно обиделась Эвелина.
- Смотреть будешь, через видео, - пообещал Дим Шум.
Земля медлила дать согласие на полёт – всё-таки для межпланетных перелётов «Гибралтар» совсем не подходил. Заминка вышла и с Марсом – размеры всех отсеков корабля могли вместить лишь треть груза марсианской миссии.  Поэтому стали прорабатывать  полёт не к месту катастрофы, а к тому месту, где Дим Шум засёк бортовыми  гравиметрами всплеск – след возможного перехода в подпространство, совершённого исчезнувшей «Артемидой».  Что-то там «булькнуло», как выразился Шарль Будюль. 
Внешне Дим Шум сохранял невозмутимость и спокойствие, но на душе было скверно. Несколько дней назад астрофизики в один голос заявили, что подпространственные входы теоретически требуют «чистого Космоса», удаления от гравитационных масс и не возможны вблизи газовых гигантов Солнечной системы, но оспорить некогда полученные Шумом графики не смогли – гравитационный след был.  Высказали предположение, что темпоральный луч с Земли мог «свернуться» а этой точке после полученных в результате взрыва «Артемиды» искажений, отдав взрыву свою энергию. На таком принципе действовало некогда создаваемое оружие против опасных астероидов – на самом астероиде производили подрыв маломощного заряда, который усиливался направленным энергетическим лучом. Это могло объяснить, почему «Артемида» исчезла бесследно. Шум предложил для начала отправить их с Эвелиной и контей нером для кристалла в орбитальный полёт вокруг Плутона.
- Дим, что изменится? – возразила Эвелина. – Станция и так находится на орбите Плутона. Давай тогда спустимся на поверхность, что ли?
Через месяц с небольшим Дим Шум в одних трусах, с мокрой после душа головой смотрел на Плутон через щелевидное окно «гостиной».  Внутри  смонтировали небольшую камеру для грунта и будущего кристалла, часть диванчиков сняли, вместо них у стены с видеопластикой, изображающей буйные заросли, стояли вазоны с растениями из оранжереи. Эва ещё спала. Тихая бормота компрессоров, шелест потолочного вентилятора хорошо сочетались с зарослями на стене. А вот Плутон за окном никак не сочетался. Он даже выглядел нереально.   
- Маленький рай, - сказал вчера боцман, удовлетворённо вытирая салфеткой испачканные руки. – Дом отдыха «Плутон». Молодцы, сервисники, постарались. Вы уедете, сам сюда попрошусь, когда мою Мирту привезут. Только заберу ли девчонку у марсиан?
- Они тебе её сами отдадут и шестерых подружек в придачу, - успокоил друга Шум. – Будет семь Белоснежек и один гном в твоём лице.
- Скорее – семь Спящих красавиц, - отозвался  боцман, обнаруживая знание земного фольклора. – Ты сам говорил, что их усыпили и пробудят только на станции.
Дим Шум постарался сохранить невозмутимый вид. Такого от него Зелёный слышать не мог. Откуда у него информация? Возможно, какое-то «общение» с дочерью у него продолжалось… Земля давала крайне скупую информацию. Выяснилось только, что  марсиане к перелёту девушек на Плутон отношения не имели - их переправили на Уран скоростным дисколётом Службы безопасности Земли. С Урана, правда,  они прибывали одновременно с марсианской экспедицией в рамках  некоей волонтёрской миссии на рейсовом транспорте.  Но почему их сразу не отправили на Землю, как нашли?..
«Гибралтар» улетел, на всём Плутоне они с Эвой одни. На тридцать космосуток одни. Дим Шум вдруг вспомнил про книжку, которую Зелёный перед отлётом оставил ему почитать. Пошарил глазами, но нигде её не было видно, наверно забрала Эва. Натуральная книжка, в обложке, даже страницы из бумаги, где только Зелёный раздобыл такой раритет?..
«Раритет» неожиданно нашёлся около баллона с фракциями синих кристаллов,  которые они с Эвой планировали сегодня распылить в контейнере с грунтом. Дим Шум взял баллон и понял, что он пуст. Эва сама распылила, что ли? Он приник к окулярам визора и даже присвистнул от восхищения. Вот, красота! Голубой мир!
Сзади послышались шаги босых ног. Шум обернулся.  Эва, обмотанная красным полотенцем, шла к нему.
- Извини, я заспалась, Дим, - зевнула она, устраиваясь в кресле. – Выросло что-нибудь? Ночью проснулась что-то… Я не стала тебя будить, загрузила фракции сама, заодно книжку почитала. Откуда она тут, Дим?
- Зелёный оставил, - ответил Дим Шум и подумал о дикости факта пребывания двух влюблённых полуголых людей на Плутоне. Но сказать что-либо по этому поводу не успел: Эвелина взяла в руки книжку, погладила её обложку и, закрыв глаза, прочитала наизусть:
Почувствовать нежность
На пальчиках звёзд,
Безумство бескрайних просторов –
И видеть
В туманах предутренних грёз
Наш маленький
Домик у моря.
Ты знай,
Если вдруг потеряемся мы,
построив другую реальность,
другим сочетанием света и тьмы
останемся в связи сакральной.
Я верю,
Что волны не смоют наш след
И маленький
домик у моря,
Любимый,
Я жду тебя там,
на Земле,
Вне времени
С  временем споря... *

----------
* стихи автора.

6

- Грант, а ты не заболел?
В голосе Марьяны послышалась тревога. Они почти не разговаривали с тех пор, когда он отправил на Плутон старшего помощника с биологом и запретил месяц лететь туда всем остальным. Добиться вразумительных объяснений странному распоряжению не получалось. Она кляла себя, что упустила последнее время из виду супруга-директора, обнаружив на поверхности Плутона аномалию и занимаясь только ей.  А теперь и в её квадрат 10-69 вход воспрещён, сиди тут на станции и любуйся, как он уже минут десять рассматривает себя в зеркале отсутствующим взором… Но вопрос вывел супруга из ступора, даже голова в её сторону повернулась.
- Ты не заболел, говорю? Бринёва тебе не позвать?
Маринкин моргнул и сразу стал «нормальным».
- С чего ты вдруг решила? – поинтересовался он.
Марьяна махнула рукой и быстро встала напротив, смотря ему в глаза.
- Грант, мне надо на Плутон. Срочно.
Он молча взял её за руку и усадил на диван рядом с собой.
- Через месяц, - услышала Марьяна его усталый голос. -  Дело жизни. Никогда не думал, что безжизненный Плутон станет местом битвы за жизнь. 
- Но прибывают марсиане, вспомни, они вполне могут потребовать посещения планеты, Грант!
- Они прибывают через месяц, Марьяна. Не настаивай, не я задал приоритет. Задала Земля.
- И что там делает Дим Шум с биологом в окружении цветочков? – Марьяна уже понимала бессмысленность, но сопротивлялась по инерции.
- Поднимись в оранжерейную, - вместо ответа предложил ей супруг.
Когда он ушёл по своим делам, Марьяна долго не могла собраться с мыслями. В оранжерейную она не пошла, отправилась в столовую, там громко спорили астрофизики во главе с шумным  Шарлем Будюлем.   Предмет спора остался не понятным, увидев её, компания быстро затихла, поклевала брикетированный рацион со своих тарелок и исчезла. На смену астрофизикам потянулись планетологи. Вежливо раскланиваясь с начальством – как-никак Марьяна Маринкина была Главным планетологом станции – они занимали одиночные столики или присаживались у бара. Себе она взяла охлаждённый сок и галету «быстропищи».
- Не помешаю? – спросил над её ухом мужской голос. Подняв голову, Марьяна увидела врача станции Ласло Бринёва, к которому она только что пыталась отправить супруга-директора. Судьба сама давала шанс поговорить с ним в неформальной обстановке.
- Ни сколько, присаживайтесь,  доктор! – обрадованно кивнула она. 
Врач не производил внешне впечатление силача, но выглядел мощно. Бритая голова с выступающими надбровными дугами и рельефной челюстью усиливали эффект избытка  тестостерона у их обладателя.  Он был в облегающей рубашке с короткими рукавами, которые открывали жилистые руки. О  силе доктора на станции ходили легенды, которые он сам регулярно подтверждал на силовых тренажёрах. 
Они сидели напротив друг друга. На тарелке перед доктором лежала упаковка синтебургера, которую он аккуратно открывал ловкими пальцами.
- Доктор, что происходит на станции? - прямо спросила Марьяна.
Ласло  поднял на неё смеющиеся глаза.
- Вы уже не первый человек, который меня спросил об этом, но в медотсеке у меня пациентов нет, поэтому, думаю, ничего страшного не происходит. У вас есть другая информация?
Марьяна рассказала ему о «странностях» мужа. Но врач отреагировал на них тоже спокойно:
- Я могу предложить директору пройти экспресс-диспансеризацию, думаю, он согласится. Она не занимает много времени. Марьяна, он просто перегружен. Если приходится много работать и думать, я тоже могу со стороны казаться «странным». Ну, сами посудите, какая странность в том, что человек долго смотрит в зеркало и ковыряет себе нос? Он, может, забыл о времени… Раньше, я читал, и галстуки в прямом эфире жевали. Всяко бывало.
- Если бы он жевал галстук, я бы вас сразу вызвала! Но, Ласло, вам не кажется странной изоляция на Плутоне двух человек?
- Нисколько, - ответил доктор. – Когда готовилась Первая звёздная, не двоих, а двести человек изолировали на десять лет. Наш директор был в числе добровольцев. Думаю, он приобрёл уникальный опыт.
- Да?!  Я об этом не знала! Слышала, что он сидел в какой-то капсуле… - пробормотала Марьяна.
Бринёв доел свой бургер и пил зелёный чай.
- Всё дело в пришельцах, - вздохнул он с таким видом, словно это было его главной заботой. – Мы настолько верим, что они вот-вот придут, что не видим их рядом. Директор совершенно прав, что отправил старшего помощника и биолога на Плутон. Эти два человека обладают особым качеством – они прирождённые контактёры. Таким же качеством обладают марсианские кристаллы…
Маринкина нервно поболтала трубочкой в бокале с недопитым соком и перебила:.
- Я не понимаю… Какие пришельцы? Какие кристаллы?
- Вы, наверное,  ещё их не почувствовали, - невозмутимо продолжил Бринёв. -   Сходите в оранжерейную…
Это было уже слишком! Маринкина поставила бокал на стол, порывисто встала и ушла, не сказав ни слова.  Её путь в оранжерейную лежал через «Бульвар Пришельцев» - так прозвали главный коридор жилого сектора станции.  Марьяна прыгнула на сегвей и понеслась по выделенной дорожке, благо коридор был пуст. В середине пути она заметила открытый отсек и робофургон сервисной службы, но значения этому не придала. По траволатору сегвей не поехал, пришлось спешиться. Поднявшись на палубу оранжереи,  Марьяна услышала голос. Кто-то читал стихи. Читал хорошо. Она некоторое время слушала, потом решилась войти и с удивлением увидела боцмана Зелёного, декламирующего обычной переборке. Боцман читал хорошо знакомое ей со школьных лет старое-старое стихотворение эпохи первых мировых войн «Жди меня». Читал великолепно, просто профессионально…
«…Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня…»
Марьяна закрыла глаза и почувствовала, что в ней есть ещё кто-то.
- Кто ты? – прошептала она и…  потеряла сознание.
Боцман услышал шум падения и сразу обернулся. Падающие женщины в его планы не входили, особенно директорская жена, но форс-мажор принёс именно её. Он подтащил её к переборке и подложил под голову свёрток укрывного материала, на котором не так давно лежал сам. Марьяна открыла глаза.
- Вам вызвать доктора? – участливо спросил боцман. – Вы не ушиблись?
- Я только что от него, он послал меня сюда, - слабым голосом ответила она. – Кажется, я цела… Можно, я тут полежу одна?
Боцман понимающим взглядом посмотрел на переборку, за которой был синий марсианский кристалл, и выполнил её просьбу.

Продолжение следует.