Маркус крепче сжал пистолет. Старые доски предательски скрипели под ногами. С улицы доносились крики людей. Молодой офицер не знал, как поступить. Горстка оставшихся в живых солдат расползлась по этажу, медленно продвигаясь за командиром. В их глазах был страх. Страх перед неизбежным. "Только бы они нас не увидели. Только бы они нас не услышали. Господь, помоги мне", - молился Маркус, на четвереньках ползя вдоль стены. Вся его форма была пропитана потом, кровью и грязью. Он понимал, что им не выбраться, но продолжал ползти. Появление неприятеля в этом доме было вопросом времени. Если они доберутся до заднего выхода, то появится шанс скрыться в лесу, до которого останется всего лишь метров двести.
Маркус оглянулся. В двух шагах от него, прислонившись спиной к стене, сидел солдат, рядовой. Его каска была в крови, лицо испачкано в блевотине, а руки дрожали, отчего винтовка тряслась и издавала недопустимый сейчас лязг. Маркус приложил палец к губам и коснулся винтовки. Солдат замер и уставился на офицера. Маркус дождался пока тот успокоится и пополз дальше.
Казалось, что их путь продлился полдня, но на самом деле это заняло не больше пятнадцати минут. Маркус прислонился к косяку двери, за которым начиналась грунтовая дорожка к лесу. Он присел, чувствуя как ноет колено после старой раны. Голоса преследователей то затихали, то снова были близко. Потом все стихло. Маркус ждал. Послышались шаги. За стеной шел неизвестный, который мог сорвать все их планы на бегство. "Только не это", - подумал Маркус и подал солдатам знак. Он боялся шума, но подчиненные все сделали как нужно. Десять солдат затаили дыхание.
Враг появился в дверях. Его молодое, бритое лицо выглядело суровым, но уставшим. Он долго вглядывался в комнату. За его спиной сияло утреннее солнце, в лучах которого кружились пылинки. Солдат выставил винтовку вперед и ступил на порог. Маркус переложил нож в левую руку и быстрым движением всадил его в шею врага. Винтовка выстрелила, оповестив всех вокруг об их присутствии. На мгновение повисла гробовая тишина. Офицер все еще сжимал умирающее тело.
- За мной! - отпуская труп, стальным голосом скомандовал Маркус и побежал к лесу.
Перепуганные солдаты повыскакивали из дома и бросились за ним. Со всех сторон послышались крики врагов. Маркус практически ничего не мог разобрать.
Двести метров. Послышались выстрелы. Офицер знал, что они близко, и, главное - не останавливаться. Он оглянулся. Слева и справа показались преследователи, палившие по ним из винтовок. Краем глаза он заметил как кто-то упал. Один солдат остановился и начал стрелять, но сразу же был сражен выстрелом в голову. Маркус успел преодолеть половину пути и снова оглянулся. За ним бежало уже четверо солдат, а еще двое перегнали своего офицера. Заработал пулемет. Через секунду оба повалились на землю, будто подкошенные. Грохот и свист пуль оглушали и не давали думать ни о чем, кроме леса. Очереди проносились так близко, что Маркус чувствовал на себе их жар и скорость. Он перепрыгнул одно тело, и ногу, словно иглой, пронзила боль. Он уже не бежал, а хромал к лесу. Оставалось каких-то десять метров. За ним никого не было. Только отряд преследователей быстро нагонял офицера.
Стрельба прекратилась. Маркус понял, что все кончено. Ему не убежать. Он снял серую фуражку и, доковыляв до кустов, упал прямо в них. Глаза Маркуса смотрели на пистолет в его руке. Один выстрел и он избежит плена, а на Родине признают героем. Всего один выстрел. Маркус приставил дуло к виску. Он тяжело дышал, то ли из-за бега, то ли из-за страха. "Прощайте, прощайте, простите все грехи мои!" - пронеслось в его голове. Он представил свой родной городок, где текла размеренная, спокойная жизнь. Дети катались на велосипеде, а старики ловили рыбу в реке. Они с Маргарет часто гуляли по лесу, слушали природу, вечерами сидели в кафе и пили кофе. Ему вспомнились родители, гордость в их глазах, когда они провожали его, белый платок, который ему подарила мать. Тот последний поцелуй Маргарет.
Преследователи окружили застывшее тело офицера. Он лежал со стеклянными глазами, устремленными вверх, в небо.
Выстрел так и не прозвучал. Губы Маркуса дрожали...
- Ну что, фашист, добегался?!