НИЩЕБРОД
– Бл..дь! Ну какая же он тварь: отправить меня сейчас в эту долбанную Москву! Ещё издевается: столицу, мол, посмотришь! Да срать я хотел на эту вашу столицу! Сидеть трое суток в машинном кунге, жрать сухой паёк… Не посрать, не поесть нормально! Что за жизнь?! – Петрович гневно сжал кулак: в эту толстую морду начальника так бы и врезал!
Он свернул из коридора в свой кабинет, грузно опустился в кожаное офисное кресло… Потом, немного подумав, выдвинул ящик стола и вынул бутылку водки. Выплеснув прямо на пол воду из стакана, привычным движением открыл бутылку и налил себе «по полной». Затем резко выдохнул и, не прерываясь, залпом выпил.
В дверь постучали.
– Войдите! – скомандовал Петрович.
На пороге стоял дежурный.
– Товарищ майор, ещё труп! И опять – девушка…
– Вот же, бл..дь! – прохрипел Петрович. – Бл..дь! Бл..дь!
Ведь в это время начальство отправляло его, начальника уголовного розыска города Глебова, в Москву– заниматься этими мажорами, что стоят у памятника Пушкина, или где-то там ещё с нелепыми плакатиками.
– Им там, в Москве, делать больше нечего, как только протестовать. Бесятся с жиру! – с досадой воскликнул Петрович. – Здесь вот маньяк орудует, а они меня в Москву – детей усмирять…
Вошедший дежурный – рыжий добродушный сержант, лет двадцати пяти – пожал плечами.
– Не могу знать, таввришшмайор!
– Да я не тебе: это я сам с собой! – махнул рукой Петрович. А затем с раздражением бросил: «Ну, что стоишь – иди давай!»
…Водка брала своё: в голове медленно расползалась вязкая муть. Он положил голову на заваленный бумагами стол и закрыл глаза.
Вот он мальчишкой плывёт в лодке с дедом. Дед Кирилл, давно уже усопший, когда-то славился самогоноварением и браконьерством. Озорной был, одним словом.
Вот они ставят сети, а дед всё подшучивает над маленьким Петровичем: «Лёнька – рыжий, конопатый – убил бабушку лопатой!» Внук обижается: он же очень любит свою бабушку Настю, но дед постоянно так подтрунивает над ним.
У деда вообще была такая манера – вечно подсмеиваться над людьми. Кто-то обижался, а те, кто хорошо знал его беззлобный характер – пропускали колкие шуточки мимо ушей, да пили с дедом самогонку, заедая солёной капустой. А потом горланили пьяные песни про ямщиков и мороз. Ведь дед был очень хлебосольным!
…А вот отец, Пётр, пошёл явно не в деда. Очень серьёзный получился и трудолюбивый. Батя всю жизнь горбатился на металлургическом заводе сталеваром, гнул спину. Пока окончательно не сорвал её.
Сейчас с матерью половину пенсии тратят на таблетки. Руки – как молот и постоянно молчит: только смотрит на мир, прищуривая сквозь линзы очков свои выгоревшие от жара глаза.
Отец никогда ни к чему не призывал, ничего не выговаривал – ни маленькому Лёне, что потом вырос в большого Леонида Петровича, ни его старшей сестре Маше, что давно уже замужем за трактористом и растит троих детей. Но всей своей жизнью учил их «правильности» – так, как он сам её понимал.
И теперь эта правильность очень вредила Петровичу, как не раз пеняла ему жена Клавдия. Да и то правда: не получалось ни украсть, не подкараулить кого удачно в нужный момент, чтобы стрясти взятку. Он просто не мог «ловчить»: отцовское молчаливое воспитание сделало своё «грязное дело». Получился, по нашим временам, не совсем нормальный человек! А ведь при этом – ещё и мент! Короче, ужас просто…
А ведь дочке Леночке, уже шестнадцать и скоро нужно ехать учиться в институт: снова платить, да немало! А где их брать, деньги-то? С мёртвых ведь не разбогатеешь! Петрович-то вёл дела по убийствам и другим тяжким преступлениям. А какие в крохотном провинциальном Глебове убийства? Сплошная бытовуха – на почве совместной пьянки…Да мёртвые наркоманы в болоте – вот и весь набор!
…Хорошо тем, кто ведёт убийства, в больших городах! Они и сами становятся «большими» людьми! Там и бизнес, и распилы бюджета, и земля дорогая… Да разборки всякие: глядишь, там и сям «прилипает копеечка»! Это ему приятель с Ростова рассказывал, когда они вместе на курсах повышения квалификации учились. Точнее, прохлаждались: учеба – так себе, а вот зато пили каждый день много! Да и другие ребята с курсов порассказали кой-чего… Большими делами ворочают! Все – на джипах и при больших деньгах. Один он, из Глебова – законченный «нищеброд»! Хотя и Глебов тут не при чём: ведь местные гаишники – и те в шоколаде. Рядом – федеральная трасса! Не говоря уже об «убэпниках». Те всегда будут на коне: даже совсем с мелочи торговой – с бабок на вокзалах, что к поездам домашние пирожки несут продавать – и то все соки выжимают!
А он? Да, что он? Права его жена Клавка – не в коня корм!
…Петрович поднялся. Надо домой – собираться в Москву.
«Эх, эта шпана! Ну, что они там все бузят? Не умеют работать – сидели бы в своих компьютерах: в стрелялки играли, да письки дрочили… Нет же – лезут. Не дают жить спокойно другим!» – проносились в голове невесёлые мысли. – «Тут же ещё этот долбаный маньяк запугал весь городок. Скоро бабы на улицу выходить не будут – жуть просто! Да и начальство областное – совсем озверело: все показатели летят, к чёртовой матери. И главное, за дочку страшно: всего-то ведь шестнадцать ей!».
Петрович сунул недопитую бутылку в карман полицейского кителя и взял со стола связку ключей от «уазика». Потом, немного подумав, бросил их обратно… И решил позвонить дежурному, чтобы прислал водителя…
ФОБИИ
Ко мне идут ночные гости:
садятся тихо… и молчат!
Хотя, сказать могу по чести –
не просят за грехи оплат.
Но ближе к аду– ноют кости:
здесь кормят и дают халат!
В лице медсёстер – много грусти:
в них тишина ночных палат!
С миров других – какие вести?
Полно и так своих хлопот!
Мир не разрушится на части,
когда отправлюсь в свой полёт…
А, может, худшее допустим –
блудливый дух, интим-приват?
И кто-то жаждет страшной мести:
спалить Москву, снести Арбат?
Здесь зверь сжимает сумрак в пасти,
себя линчует средний класс…
Всё тихо в коридорах власти,
Но шумно на изломе трасс!
Продолжение следует.