Хромоножка
Красавица, комсомолка, спортсменка и т.д. и т.п. и пр. Большие карие глаза, правильный овал лица, греческий нос, чуть заостренный подбородок, на голове – роскошные волосы цвета воронова крыла ниспадают бархатными волнами на покатые плечи, длинная шея, белая кожа без единого изъяна, упругие высокие груди и тонкая талия. Все это принадлежит скромной девушке Бахриниссо, которая родилась в маленьком кишлачке у подножья самой высокой горы на Памире – пика Коммунизма. Одно обстоятельство печалило девушку – она с детства хромала на одну ногу – последствие врожденного вывиха бедра, пропущенного родителями и принимавшей ее акушерки. Врачей вокруг днем с огнем не найдешь, а местный «табиб» – темный и малообразованный старик, лет под 85 о таких недугах даже и не подозревал. Родители Бахриниссо, бедные люди, среднего достатка с самых первых дней лелеяли и холили единственную девочку в семье, не замечая дефекта, и молили бога о том, чтобы она была счастлива. Со временем Бахриниссо научилась ходить, но хромота проявлялась все резче и резче, а вышеупомянутый «лекарь» кормил обещаниями скорого выздоровления и с деланным укором принимал от бедняг-родителей подношения в виде тощей курицы или облезлой козы. Так девочка и поковыляла первый раз в первый класс деревенской начальной школы, находившейся в 2-х километрах от ее родного дома. Дети сразу же окрестили ее обидным прозвищем «Чулок», что в переводе означает «Хромоножва». Годы шли, девочка превратилась в красавицу девушку, но хромота и обидное прозвище так и остались неизменными, только с годами на фоне проступающих женских округлостей ее дефект становился все заметнее и уродливее. Подруги перестали называть ее в глаза хромоножкой, тем более, что характер у Бахриниссо был веселый и зажигательный. Ее задорный смех и визг всегда слышался из толпы девушек, задумавших какую-нибудь проказу или розыгрыш. Она была лидером и зачинателем таких предприятий, и ни один парень не мог соперничать с ней в красноречии и фантазии. Подружки, хоть и относились к ее хромоте с жалостью и некоторым высокомерием, тем не менее, беспрекословно подчинялись ее детским решениям, особенно если нужно было проучить или поставить на место зарвавшегося одноклассника или другого местного парня, возомнивших о себе бог весть что. Расправа в виде дерзких насмешек наступала скоро, и посрамленный враг бежал, мечтая поскорее спрятаться от людских глаз подальше. Годы шли, девушка заканчивала 10 класс, готовясь к поступлению в медицинский, и втайне мечтала вылечить всех хромоножек на земле. Со временем Бахриниссо стала более сдержанной, а ее детская мимолетная задумчивость и замкнутость стали обретать более выраженные черты. Очень грустные мысли роились в красивой голове девушки, вызывая массу вопросов, ответы на которые она не находила. Близкая подруга Гульбахор, соседка и хохотушка, дни напролет тараторила без умолку о скорой свадьбе с красавцем Мадишем, недавно демобилизовавшимся из армии, и к которому сама Бахриниссо давно питала возвышенные чувства. Сердце бедной девушки разрывалось от боли и любви к голубоглазому чемпиону области по борьбе, который очень тактично относился к ней, всем своим видом давая понять, что он жалеет ее, но поделать ничего не может. Гордый нрав Бахриниссо отвергал любую жалость и снисхождение по отношению в себе, но любовь разгоралась в душе девушки все сильнее и сильнее и она ничего не могла с этим поделать. Внешне она не подавала вида и всячески подтрунивала над добродушным и глуповатым на вид парнем, который усиленно ухаживал за Гульбахор, собирая деньги на свадьбу и не замечая пылкие взгляды хромоножки, изредка бросаемые из-под черных, как смоль бровей. Сколько бессонных ночей провела Бахриниссо, думая о своей несправедливой участи, сколько горьких слез пролила, глядя на обезображенную худую ногу, одному Аллаху ведомо. Никто даже не подозревал о страданиях молодой девушки, и только мать иногда горько вздыхала, украдкой глядя на дочь, возившуюся на кухне с грязной посудой и напевающую незамысловатую грустную мелодию.
Свадьба проходила шумно и помпезно, с бантами и куклами на белой «Волге», которая торжественно подъехала к задрыпанному ресторанчику в райцентре, где под звуки кларнета и дойры молодые вошли в прохладный зал, а наша бедняжка так и осталась сидеть в машине, стыдясь своей хромоты и пугаясь большого скопления незнакомых людей. Позже кто-то вспомнил о ней и, открыв дверь «Волги», стал уговаривать пройти в зал, где ее ожидала невеста. Бахриниссо совсем забыла, что она свидетельница невесты и обязана весь вечер находиться рядом с молодыми. Тяжело вздохнув, она как в тумане вылезла из автомобиля и прошла в зал, который обдал ее ароматом пищи вперемежку с тяжелым запахом танцующих и поглощающих спиртные напитки людей. Ее место рядом с Гульбахор было свободно и хромоножка, стараясь не привлечь ничье внимание, прошмыгнула мимо танцующих и водрузилась на стул слева от невесты. Теперь можно было спокойно осмотреться и покушать (с утра у нее во рту не было маковой росинки). Гульбахор, как ни в чем не бывало стала шептать ей на ухо имена почетных гостей сопровождая слова незамысловатыми движениями бровей и головы, указывая на объект. Веселье разгоралось с необыкновенной силой, ансамбль что есть силы играл на гитарах, барабанах и орал в микрофоны, а весь зал отплясывал памирские танцы с элементами шейка, твиста и еще бог весть знает чего. Бахриниссо успокоилась, выпила немного шампанского, поела какой-то салат и стала безмятежно наблюдать за танцующими, понемногу узнавая в них соседей, подруг-одноклассниц и родственников. Тем не менее, в зале находилось и много незнакомых людей, которых Бахриниссо не знала. Особенно ей понравился молодой парень в военной форме и начищенных до блеска сапогах, отплясывающий незамысловатые коленца и, как показалось девушке, бросающий на нее нескромные и жадные взгляды. Она тихонько спросила Гульбахор: «Кто это?», и та быстро затараторила о сослуживце Мадиша Тимуре, с которым он прослужил 2 года на Дальнем востоке, и вместе они прошли «огонь, воду и медные трубы». И что Тимур живет в Душанбе, и что он, узнав о свадьбе, сразу же приехал и подарил молодым красивую люстру из дымчатого стекла, и что у него никого нет, и Бахриниссо может вплотную заняться его «воспитанием». Все это Гульбахор прошептала на ухо Бахриниссо, лицо которой зарделось от смущения, а в глазах застыли боль и страдание. Тем не менее, она продолжала украдкой наблюдать за молодым парнем, который все больше и больше входил в танцевальный раж, выкидывая незамысловатые коленца, громко выкрикивая слова восхищения и смеясь. Несколько раз девушке показалось, что Тимур бросал в ее сторону не очень скромные взгляды, но может быть, ей это просто показалось. Сердце девушки было полностью занято любовью к красавцу Мадишу и в нем не было места ни для кого более.
Веселье достигло своего апогея, народ стал потихоньку рассасываться, а на танцевальной площадке остались самые стойкие и выносливые во главе с Тимуром, энергия которого, казалось, не иссякала ни на йоту. Вдруг он подскочил к Бахриниссо, когда она этого совсем не ожидала, и стал тянуть ее на энергичный памирский танец. Как ни упиралась бедная девушка, как ни отнекивалась, молодой парень был неумолим. Да и невеста с другой стороны подталкивала ее руками и острыми словечками, типа «Ну-ка покажи им Кузькину мать». И бедная хромоножка сдалась. Она неплохо танцевала и часто, оставаясь дома одна и врубив на всю мощь старенькую радиолу, привезенную отцом из города, до седьмого пота отплясывала всевозможные танцы мира, но стоя на одном месте и скрывая свой дефект ноги. И здесь, на свадьбе, проковыляв к центру зала, она остановилась, подняла руки и в упоении стала двигать ими и телом в такт быстрой музыке. Тимур поначалу упорно кружился вокруг девушки на расстоянии, которая улыбалась ему, но мечтала поскорее закончить эти мучения. Затем круги стали сужаться и, вот молодой самец уже касается тела и рук девушки, которая стараясь отстраниться от его навязчивых и не слишком скромных движений, делает неудачный шаг назад, наступая на ногу танцующего соседа, который резко выдергивает ее и девушка под смех танцующих (ей так показалось), знакомых и незнакомых, падает, как мешок на грязный пол. Тимур, громко смеясь, подскакивает к ней, поднимает за руки и ведет к столу невесты, который Бахриниссо уже не видит из-за хлынувших слез обиды, отчаяния и боли.
Инцидент быстро забылся, но в душе хромой девушки он оставил неизгладимый след. Какой позор! Какой срам! Хлопнуться посреди зала на глазах всех знакомых, друзей и недругов! А как они хохотали под грохот музыки, глядя на ее утиную переваливающуюся походку, когда она ковыляла к столу, злорадствуя и переглядываясь между собой. Эти мысли не давали покоя девушке, и в смятении она стала думать о бессмысленности такой жизни и своей никчемности. Жаль, что религия запрещает самоубийство, а то бы подошла к краю пропасти, коих в тех краях пруд пруди, и прыгнула бы навстречу новому и здоровому существованию. Нет, нельзя. Нужно терпеть, стиснув зубы, закончить мединститут, вылечиться и тогда мы посмотрим, кто еще будет смеяться последним. Закусив до боли губу, она улыбнулась подруге, которая собиралась выходить из зала, встала и заковыляла вслед за молодоженами. Всю ночь Бахриниссо плакала, проклиная свою жизнь, пресловутую малограмотную акушерку, не обратившую внимания на легкий перекос младенческой ножки и не предпринявшей необходимых мер. Все ее братья здоровы и красивы, и только она одна такая уродина. За что такие мучения? Что плохого она сделала людям и Аллаху? Когда это закончится? Неужели до конца жизни она должна так страдать? Под утро бедная девушка забылась в тревожном сне и проспала до обеда, а мать только вздыхала и потихоньку плакала, заходя в комнату дочери и глядя на мокрую от слез подушку.
Дни потекли своей чередой, но Бахриниссо, обложившись школьными учебниками, стала упорно заниматься, готовясь к поступлению в самый сложный институт Республики. Родители с двух сторон отговаривали ее от этого малоосуществимого проекта, но девушка упрямо твердила свое, не выходя из комнаты по 20 часов в сутки и упорно зазубривая малопонятные термины и формулы.
Однажды рано утром, девушка услышала шум мотора под окном и, выглянув, увидела отца, который хлопотал с какими-то чемоданами и баулами, засовывая их в багажник автомобиля. Здесь же она увидела свои зимние сапоги и пальто, которые ей подарила тетушка, привозившая вещи на продажу из Китая. Наскоро накинув платок на голову, Бахриниссо выскочила из дома и с удивлением уставилась на отца, который казалось, не обратил внимания на немой вопрос дочери и продолжал укладывать вещи. Сзади тихо подошла мать и улыбнувшись сказала, что пора собираться в дорогу и, мол, скоро начнутся вступительные экзамены, а еще нужно сдавать документы, получить комнату в общежитии и успеть сделать много-много всего такого, что поможет ей учиться и жить в столице.
Счастью хромоножки не было предела. Наконец-то она уедет из этого опостылевшего кишлака, увидит столицу, новых людей и станет врачом травматологом, чтобы на земле больше не было таких несчастных детей, какой была когда-то она сама. Она побежала в комнату, собрала несколько книг и школьных тетрадей, накинула единственное новое платье и стремглав бросилась на улицу, еще до конца не веря в свое счастье и подозревая, что эта шутка может закончиться и ее снова оставят в родном, но порядком надоевшем своим однообразием доме.
Город Душанбе, столица Советской республики, расположен между отрогами Гиссарского хребта, на берегу двух бурных горных речек. Город молодой и относительно небольшой. Много зелени, но еще больше пыли, которая приносится сюда из жарких пустынь Туркмении и Афганистана и на излете ветров оседает на бетонные и кирпичные дома, превращая их праздничный бело-розовый окрас в серую обыденность. Только мимолетные грозы и дожди приносят облегчение людям и городу, очищая воздух и стены домов, сразу же приобретающие свою первозданную красоту, задуманную архитекторами. По тенистым улицам снуют троллейбусы, накрепко привязанные к проводам и следующие по строгим маршрутам, которые еще предстоит изучить нашей героине, впервые оказавшейся в таком большом современном городе. Она сидит возле окна соседского «жигуленка» и, разинув рот, созерцает высокие многоэтажные дома, переливающиеся радугой фонтаны, красивые памятники известным людям и вождям, а также много снующих туда-сюда людей. Ей сразу бросилось в глаза две вещи: как свободно одеты девушки в коротких юбках и прозрачных блузках, и большое количество светлокожих, неместных людей. Отец по дороге говорил, что Душанбе самый многонациональный город в СССР и в нем, помимо таджиков, живут еще и много представителей других союзных республик. Так и есть. А как же она будет общаться с ними, если кроме памирского и чуть-чуть таджикского, других языков не знает. «Ничего»,- как говорит отец, «Прорвемся».
Вот они подъехали к старому кирпичному зданию с красивой дубовой дверью и возвышающимися над ними массивными колоннами. На табличке написано «Таджикский государственный медицинский институт им. Абуали ибн Сино». Рядом объявление с надписью «Приемная комиссия» и стрелка, указывающая направление. Вещи оставили в машине и налегке потопали в заданном направлении. Да, идти пришлось долго, но на каждом углу и деревьях прикреплены такие же стрелки и надписи. Приемная комиссия расположена во дворе старого химического корпуса института и после относительной уличной тишины и спокойствия, Бахриниссо попадает в шумный улей, где во все стороны снуют преподаватели, студенты, абитуриенты и их родители. Везде установлены таблички «Прием документов», «Собеседование», «Медицинская комиссия» и т.д. Наши герои подходят к миловидной девушке, которая улыбаясь, просит представить ей аттестат зрелости, паспорт, медицинскую справку, фотографии и др. Взамен Бахриниссо получает экзаменационный лист, где написано расписание вступительных экзаменов и приклеена одна из ее фоток. Теперь необходимо пройти собеседование в кабинете, где сидит строгий на вид дядька в очках и с умным видом перебирает документы. Только с его подписью на экзаменационном листе абитуриенты допускаются к сдаче вступительных экзаменов. Ну вот, собеседование тоже пройдено, заветная подпись получена, хотя и не без едких вопросов на засыпку, коими полна голова строгого дядьки. Экзамены начинаются через 3 дня, времени на подготовку совсем мало, а еще нужно получить место в общежитии и проводить родителей, чтобы не «мешались под ногами» своими советами.
Экзамены прошли незаметно и легко – сказались бессонные ночи и прилежность Бахриниссо. Мандатная комиссия подтвердила студенчество девушки, получившей новенький студенческий билет, пахнущий свежей типографской краской и дающий право на свободное посещение библиотеки и беспрепятственный вход в общагу. Началась учеба и Бахриниссо полностью окунулась в таинственный мир медицины, забыв на время о своих горестях и переживаниях. Поначалу учеба занимала все свободное время и даже ночью приходилось зубрить заданный материал. Но со временем девушка научилась улавливать в заданиях главную нить и дело пошло намного легче. Оценки стали повышаться, и уже на 3 курсе вся зимняя сессия сдана на «отлично». Теперь у меня будет повышенная стипендия, а это как нельзя кстати – у отца неприятности на работе, а спрос на мамины джурабы, которые она вяжет с такой любовью и фантазией, все меньше и меньше. Иногда, рассматривая в зеркале свое искореженное тело, вновь возвращаются грустные мысли, которые она муссирует в голове и из глаз нескончаемым потоком текут слезы, давая исстрадавшейся душе немного успокоения и надежду. А вдруг ее полюбит какой-нибудь симпатичный парень? Полюбит за ее глаза, душу, таланты, коими ее наградила природа. Да, ведь она прекрасно готовит, поет, правда тихо, но так проникновенно, что в комнате сразу же все затихают, стоит ей только запеть. А как она вяжет и шьет. Вряд ли кто так может во всем общежитии.
Годы учебы пролетели так незаметно, что Бахриниссо не успела оглянуться, как подошло время государственных экзаменов. Экзамены сданы на «отлично» и у нее в руках диплом врача лечебника, дающий право на работу по специальности. Распределение в Хорог врачом травматологом (сбылась ее детская мечта), но сначала нужно пройти интернатуру в институтской клинике. Начались рабочие будни, дежурства. Теперь она живет у родственников на квартире, которые по-свойски берут немного денег за коммунальные услуги и иногда подкармливают бедную девушку и подкидывают что-нибудь из поношенных вещей. Двоюродный брат мамы работает в филармонии, а его жена – продавцом в центральном универмаге. У них обеспеченная семья и Бахриниссо рада за них. Однажды дядя сказал, что жить и работать лучше в Душанбе, поэтому надо зарекомендовать себя в отделении, как умный и знающий врач. Может быть, оставят в городе на постоянную работу. Бахриниссо из кожи вон лезла, вникая в тонкости травматологии, часто дежурила в травмпункте и отделении, где ее сразу же полюбили за веселый нрав и покладистость. Заведующий отделением, кандидат медицинских наук, потомственный травматолог – Хусрав Джахонгирович Мамедов, сразу заметил старание и прилежание молодой девушки, часто поручая ей ведение особо капризных и сложных пациентов и беря на свои операции, где знакомил ее с тонкостями хирургических вмешательств и уча основам ортопедии. Бахриниссо очень гордилась этим вниманием и старалась оправдать доверие акаи Хусрава, заваливая окружающих профессиональными вопросами и проводя все свободные вечера в библиотеке. К концу года Хусрав уехал в Москву в докторантуру, оставив отделение своему заместителю и ученику Каримхону Камолову, который ревностно относился к излишнему вниманию заведующего к бедной хромоножке, и поэтому поскорее избавился от нее, как только срок интернатуры подошел к концу.
Бахриниссо направили в Хорог в распоряжение главврача областной больницы, который определил ее в городской травматологический пункт. Перед работой короткий отпуск и хромоножка навестила родителей, увидела Гульбахор, у которой уже 4 детей и которая сильно постарела от семейных забот и постоянной нужды. Мадиш работал егерем в местном лесхозе, с утра до вечера обходя вверенный ему участок гор, строго следя за численностью диких зверей и пресекая незаконную вырубку редких здесь деревьев. Семья жила на мизерную зарплату Мадиша и то, что давал маленький огородик рядом с домом. Теперь он уже не был тем красавцем, которого впервые увидела Бахриниссо, но его веселый нрав и юношеский задор поднимал настроение в доме, как только он входил в него. Вообще, в доме Гульбахор царили спокойствие, детский смех и та особая теплая атмосфера, присущая семьям, где царят мир и согласие. А какие красивые детки у нее! Два мальчика и две девочки. Самый старший – 8-летний сын, не по годам серьезный, лично опекал Бахриниссо все то время, которое она гостила у них, исполняя любое ее желание и прихоть и строго глядел на малышей, если они начинали ей докучать. Надо отдать должное, малыши слушались его беспрекословно и сразу же затихали, заметив строгий взгляд или услышав замечание в свой адрес. У Хромоножки защемило сердце. Ах, как она хочет иметь своих детей, прижать к себе маленькое теплое тельце, пахнущее детством и грудным молоком. Да, это только мечты, потому что она никому не нужна на всем белом свете. Вот и Гульбахор занята своей семьей, а их дружба превратилась в далекое и прекрасное воспоминание. Глаза Бахриниссо покраснели, но слезы так и не появились. Она уже привыкла сдерживать на людях свои эмоции и занималась этим исключительно по ночам, когда оставалась наедине со своей испытанной подругой - подушкой. Гульбахор усадила подругу за стол и стала накрывать его, порхая как бабочка на кухню и обратно и болтая без умолку обо всех новостях в кишлаке. Кто вышел замуж и за кого, кто на ком женился, кто уехал в город учиться или переехал насовсем. Бахриниссо рассеянно слушала ее болтовню и сплетни, не придавая им особенного значения, как вдруг услышала знакомое имя. Речь шла о Тимуре, который удачно женился в городе на местной красавице, и у него дочка, но, по мнению Мадиша он не очень счастлив в браке и дело идет к разводу. Бахриниссо покраснела, вспомнив инцидент в ресторане, но быстро успокоилась, зная, что об этом вряд ли кто еще помнит.
Травмпункт находился на окраине города у подножия величественной горы, вершина которой была круглый год покрыта снегом и, даже в очень жаркие летние дни, с нее веяло прохладой. Бахриниссо окунулась в работу с головой, дежуря по ночам и иногда оставаясь в день. Никогда бы не подумала, что в таком маленьком городке может быть такое количество травм. Травмы, в основном, бытовые или последствия автомобильных аварий и драк, коих в этих местах было в избытке. Здесь и пригодился опыт, приобретенный в отделении Хусрава Мамедова и почерпнутый из библиотечных книг. Переломы, вывихи, кровотечения, гипсы, лонгеты, перевязки. Девушка чувствовала себя как рыба в воде и, несмотря на усиливающуюся к вечеру боль в ноге, носилась по пункту, как ветер, успевая на ходу осмотреть новых пациентов, перевязать старых и наложить гипсовую повязку третьим. Своими познаниями в области травматологии, трудолюбием и веселым нравом она быстро снискала себе уважение жителей городка, ласково называющих ее промеж себя Бахришкой.
Однажды ночью, когда Бахриниссо прикорнула на кушетке после приема 12 пациентов с травмами и переломами, в пункт ворвался здоровенный небритый мужик в грязной потрепанной куртке и начал что есть силы орать, что там за дверью умирает человек, а врачи, мол, здесь дрыхнут и не оказывают ему помощь. Бахриниссо спокойно оглядела с ног до головы пришельца и предложила завести пациента в приемный покой, на что посетитель, громко ругаясь и жестикулируя стал кричать, что тот нетранспортабелен и вот-вот умрет. Из его бессвязных выкриков, врач поняла, что имела место серьезная авария, в которой пострадал всего один молодой парень, который и лежал на кушетке в прихожей, истекая кровью. Рядом с ним стояла плачущая красивая женщина средних лет, как потом оказалось – его мать, и держала в руках непонятный сверток, из которого тоже капала на пол кровь. Оказалось, что парню во время столкновения автомобилей стойкой двери оторвало левую руку чуть выше запястья. Этот обрубок, завернутый в носовой платок и держала мать, тихо плача и причитая о злодейке судьбе, наказавшей почему-то только ее молодого сына, не видевшего еще жизни и не познавшего земного счастья. Сам парень был без сознания и лежал с запрокинутой головой, а из культи руки тонкой струйкой вытекала алая кровь. Поверх раны врач заметила видавший виды жгут, которыми снабжены индивидуальные аптечки автомобилей. Пострадавшего занесли в операционную и Бахриниссо оказалась в затруднительном положении. Что же делать? Нет, что делать-то она знала, но вот имела ли на это право? Где, сейчас, в 3 часа ночи, она найдет сосудистого хирурга и анестезиолога. Пожилая медицинская сестра, которая давно полюбила хромую докторшу, вдруг невзначай сказала, что заведующий анестезиологическим отделением областной больницы живет напротив пункта и он, к тому же еще является ее близким родственником.
- Позвонить?
- Быстро звони.
Анестезиолог вбежал в операционную без халата весь взъерошенный и наспех одетый, спрашивая на ходу, в чем дело, и где можно умыться. Бахриниссо глазами указала на умывальник и стала укладывать на операционный лоток необходимые инструменты. Обернувшись на слабый стон, она увидела остолбеневшего анестезиолога, который разинув рот и выпучив глаза, уставился на обрубок руки пациента, не в силах произнести ни слова. Из его горла выносились только непонятные стоны и покашливания, а руки показывали то на больного, то на Бахришку.
- Закрой рот, соберись и начинай обезболивание,- тихо, но твердо сказала девушка и эти слова возымели действие. Анестезиолог немного успокоился и стал устанавливать внутривенный катетер и капельницу. Тем временем, Бахриниссо внимательно осмотрела оторванную кисть, нашла главные артерии и стала вводить в них стерильный раствор. Из вен оторванной кисти поначалу показались сгустки, наполовину свернувшаяся кровь, и так до чистых вод. Аккуратно вымыв кисть, врач опустила ее в тазик с чистым раствором и подошла к больному, который к тому времени уже мирно спал под действием наркоза. Осмотрев рану, Бахриниссо нашла две крупные вены и сначала неуверенно, а затем, обретая сноровку, четкими движениями подшила их к венам обрубка. Теперь артерии. Это уже посложней, ведь в артериях под давлением пульсирует кровь, которая не вытекает только из-за наложенного жгута. Да, кстати, когда наложен жгут? Около 2 часов. Время еще есть, до того, как мышцы начнут умирать. Девушка подшила друг к другу артерии и отпустила жгут. Кровь пошла, сначала с трудом, а потом все лучше и лучше. Есть пульс. Из других вен показалась кровь, значит, кровь беспрепятственно поступает в оторванную конечность. Нужно еще подшить крупные нервы, мышцы, кожу, наложить гипс. Ну, это уже не сложно. Еще два часа и, наконец, все. Обессилевшая девушка, шатаясь из стороны в стороны, вышла из операционной в прихожую, где в безмолвном ожидании застыли родственники мальчика и друзья.
- Все нормально,- тихо сказала девушка. – Я пришила руку, восстановила кровообращение, теперь будем ждать специалистов -.
Бахриниссо медленно проковыляла к стоявшей в коридоре скамейке и, буквально свалилась на нее, закатив от усталости глаза и стиснув зубы, чтобы не застонать от нахлынувшей нестерпимой боли. Боль появилась внезапно, изнутри деформированного сустава и, разливаясь по всему телу, вмиг достигла уставшего мозга. Девушка громко застонала, а окружающие стали бегать вокруг нее, причитая и зовя на помощь неизвестно кого. Кто-то предлагал вызвать скорую помощь, кто-то настаивал на том, что нужно отвезти доктора домой, мол, дома и стены помогают, третьи искали нашатырный спирт, бегая по комнате и роняя на пол старое советское оборудование, давно вышедшее из строя и стоявшее здесь для заполнения пространства и еще, чтобы придать учреждению медицинский вид. Ситуация довольно смешная, и девушка вдруг улыбнулась, села ровней на скамейке и, вдруг подняв подбородок, залилась громким и заливистым смехом, заражая всех присутствующих. Из операционной вышел анестезиолог, осунувшийся и будто постаревший на 20 лет. Комната содрогается от истерического смеха посетителей, которые не могут остановиться после недавнего стресса, а в центре комнаты стоит согнувшийся врач в скособоченной на лице маске и бормочет, что он, наверное, попал в сумасшедший дом и нужно поскорее отвезти больного в реанимационное отделение областной больницы.
Услышав последние слова, Бахриниссо вскочила с места и, обведя присутствующих строгим взглядом (все вмиг успокоились и затихли) сказала, чтобы с улицы занесли носилки, что было быстро исполнено. Пациента осторожно уложили на носилки и вынесли во двор, где стояла припаркованная машина с открытой задней дверцей. Только когда автомобиль выехал со двора травмпункта, увозя крепко спящего на носилках больного и прикорнувшего на переднем сидении анестезиолога, Бахриниссо зашла в кабинет и плюхнулась на видавшие виды диванчик. Мысли вихрем носились в уставшем мозге девушки, и под утро она забылась беспокойным сном.
Ей снилось, что она ковыляет по каменистой тропе среди гор, поросших березами и можжевельником. Вокруг поют птицы, журчат родники, источающие прохладу и спокойствие. В одном месте тропинка переходит в шаткий мостик, состоящий из двух бревнышек с редкими поперечными жердочками, по которым нужно прыгать с большой осторожностью, а иначе упадешь в бурлящую тысячами мелких пузырьков ледяную заводь. Девушка делает неуклюжее движение хромой ногой, оступается и падает в заводь, сильно ударившись больным бедром о выступающий камень. Здесь мелко, всего по пояс, но вода настолько холодна, что Бахриниссо, не замечая боли, как пуля выскакивает из речки и только сейчас замечает небольшую тропинку, ведущую куда-то вверх по речке и скрытую густыми колючими зарослями барбариса и боярышника. Ей нужно поскорее раздеться и обсушить одежду и лучше всего это сделать там, в зарослях и подальше от чужих глаз. А вдруг кому-нибудь взбредет в голову гулять в столь ранний час? Или кто-то дрова собирает по утрам? Очень осторожно девушка пробирается сквозь колючий кустарник, тропинка, поначалу узкая постепенно расширяется. Вот девушка может уже выпрямиться и идти во весь рост, еще пара шагов и она видит впереди чудо. Посередине залитой солнцем поляны, речка невысоким водопадом стекает в широкую каменистую чашу, а вокруг стоят зеленые деревья-великаны, охраняя этот тихий райский уголок от посторонних взглядов и нечаянно залетевшего в эти края ветра. Слышны только щебет неугомонных сорок, стрекотание кузнечиков, далекое пение куропаток и журчание ручейка. Края чаши покрыты стелющимися кустами дикой ежевики, обильно усыпанными спелыми черно-красными ягодами и источающими такой аромат, что хочется сломя голову броситься в эту колючую массу, и есть, есть до полного забвения. Утреннее солнце только вышло и освещает темно голубую воду настолько прозрачную, что в ней видно, как плещется и резвится радужная форель.
Недолго думая, Бахриниссо скидывает с себя мокрую одежду и белье, подбегает к чаше и в красивом прыжке ныряет в голубую пучину. Вода прохладная, но эта прохлада освежает исстрадавшуюся душу и успокаивает боль в ушибленном суставе. Всласть нанырявшись, девушка выходит на каменистый берег и вдруг ловит себя на мысли, что она не хромает. Осматривает себя и видит, что она больше не хромоножка. Она здорова и у нее такие красивые, ровные и загоревшие ноги. Слезы счастья текут по щекам и счастливая девушка просыпается. Скинув с себя одеяло, она видит, что это был просто сон, а нога, как была кривая, так и осталась. Теперь из глаз бедной девушки текут слезы горечи. Звонит телефон, ее срочно вызывают в областную больницу.
В больнице жизнь кипит, все движется, идут плановые операции, а Бахриниссо сидит перед дверью главного врача, гадая о причине неожиданного вызова на ковер начальства. Ее приглашают войти. В полумраке огромного кабинета она видит несколько фигур в белых халатах, сидящих за большим столом, во главе которого восседает грузный человек с львиной гривой на голове и брежневскими бровями. Из под бровей на нее, не мигая, глядят два серо-голубых глаза, ничего в данный момент не выражающих. Орлиный нос, симметричные черты лица и массивная нижняя челюсть, за что главный врач в шутку получил прозвище «мандибула». Так его называли еще в бытность студентом, но прозвище закрепилось на всю жизнь. Тихо поздоровавшись, Бахриниссо представилась, стараясь не глядеть в глаза главного, которые, казалось, хотели просверлить в ней дыру.
- Какое вы имели право делать такую операцию в неприспособленном для таких целей помещении? И покажите мне ваши документы, которые предоставляют вам право производить сосудистые операции. Кто вы такая? Вы что, хотели убить пациента? –
Поток обидных вопросов и утверждений вырывался изо рта начальника непрекращающейся рекой и сильно ранил и без того израненную душу молодой девушки. Затем наступила тишина и Бахриниссо тихо спросила: «А что с больным? Ему хуже?». Нос начальника побагровел, глаза стали неистово вращаться, и он вдруг заорал благим матом: «Причем здесь больной? Кто вам разрешил делать эту операцию? За такие дела нужно в тюрьму сажать, а ей, этой несчастной калеке еще разрешили работать в травмпункте. Пиши заявление и катись на все четыре стороны, пока твое дело не передали в прокуратуру». Девушка опешила от такого напора, не на шутку опасаясь, что с ее пациентом что-то произошло непредвиденное. Набравшись храбрости, она снова тихо, но твердо спросила, что с больным, на что главврач, продолжая вращать глазами, невнятно пробормотал насчет реанимационного отделения, расположенного на третьем этаже, куда она может пройти и полюбоваться на свое произведение, предварительно одев халат.
Девушка вышла из кабинета и ноги сами по себе понесли ее к лестнице, ведущей на третий этаж. Рядом с дверью реанимационного отделения скопились люди, среди которых она узнала родственников своего пациента. Они широко и приветливо улыбались, делая незамысловатые движения руками, и толкаясь друг с другом, бросали восхищенные взгляды на молодого врача. Бахриниссо, смутившись от избытка внимания, спросила, что с больным и, услышав, что все нормально, вошла в темный коридор реанимационного отделения.
В палате тихо журчал кондиционер (гуманитарная помощь от Агахана) и доносился шум из соседнего операционного блока, где с утра уже кипела работа. Пациент лежал с закрытыми глазами, а поверх одеяла на возвышении лежала забинтованная гипсовой повязкой рука, так аккуратно и с любовью наложенная девушкой. Кое-где виднелись следы сукровицы, просочившиеся сквозь все слои, но в основном, повязка была сухой. Парень открыл глаза и посмотрел на девушку грустными глазами, а затем вдруг улыбнулся и прошептал, что-то вроде спасибо. Бахриниссо подошла к кровати, потрогала теплые пальцы травмированной руки, торчащие из гипса, поправила сползающее одеяло и, бросив несколько фраз, типа «Все будет хорошо», быстро вышла из комнаты.
Она решила пройти через операционный блок, чтобы не привлекать лишнего внимания. Быстро прошмыгнув по коридору и проковыляв по лестнице, девушка выскочила на свежий воздух и, опустив голову, пошла к воротам больницы, где ее ждала машина травмпункта.
Весть об уникальной операции стремительно облетела весь Памир и добралась-таки до столицы, где ее обсуждали и муссировали во всех медицинских учреждениях, вплоть до министерства. Дошла она и до ушей нашего знакомого Хусрава Мамедова, недавно вернувшегося из Москвы и апробировавшего диссертацию. В Москве он был ошарашен новшествами и достижениями, которых достигли его российские коллеги в лечении большинства травматологический патологий. По приезде его вызвали в министерство и командировали в Хорог для осмотра пациента и дачи квалифицированного заключения по данному инциденту. А на вопрос, что делать с девушкой, однозначно ответили: «Уволить и лишить возможности продолжать врачебную деятельность. Пусть другим неповадно будет, тем более, что она инвалид и пусть живет себе спокойненько на пенсию». В будоражащей министерство суматохе будущий профессор даже не мог себе представить, что эта девушка его ученица и действовала она согласно его наставлениям. Он сам всегда учил своих учеников не бояться серьезных травм и, самое главное, вовремя успеть оказать квалифицированную помощь. Человеческий организм, если ему немного помочь, победит любую болезнь, а в деле восстановления и регенерации тканей, ему нет равных в природе. Так любил поговаривать его учитель и наставник, костоправ от бога, основоположник местной травматологии и военно-полевой хирургии, профессор Штейн Александр Ильич, безвременно ушедший из жизни и оставивший по себе хорошую память.
Указания получены, в кармане командировочное удостоверение. Доктор Мамедов с легкой душой едет в самую дальнюю область республики, удобно развалившись на заднем сидении новенького японского автомобиля, полученного отделом санитарной авиации в виде гуманитарной помощи от ООН. Дорога длинная, времени для раздумий много, да и глаз радуется, глядя на красивые горные перевалы, голубые реки и озера. Воздух прохладный, не то, что в городе, наполнен ароматами свежескошенной травы и меда. На многочисленных пасеках идет качка меда и его запах разливается по всем ущельям, вызывая сильнейшую зависть местных медведей, блуждающих по альпийским лугам и выбирающих укромное местечко для берлоги.
- Нужно хорошо подумать, как ошарашить нарушителя новостью об увольнении. -
- А что, собственно она нарушила? В минздраве все талдычат о каком-то самоуправстве, превышении полномочий. Непонятно, она что, кого-то оскорбила своими действиями, может кого-нибудь ударила или обозвала кретином. Это вполне возможно: памирцы народ горячий и скорый на расправу. Нет, речь шла о пациенте, которому эта самая врачиха что-то сделала и… -
- А действительно, что стало с самим пациентом? Может она и его оскорбила. Ничего не понимаю. Ладно, приедем и на месте разберемся. А пока можно и поспать. –
Наш старый знакомый «мандибула» очень предупредительно и гостеприимно встретил светилу травматологии в своем кабинете, сразу усадив за празднично накрытый стол, изобилующий национальными сладостями и горячительными напитками. Мамедов, немного уставший с дороги, принял на грудь 100 грамм хорошего армянского коньяка, закусил и почувствовал некоторое разочарование, что он не просто гость, а человек, коему поручено разбирательство местного инцидента, в котором они и сами могли бы прекрасно разобраться. На горячее подали нежное мясо молодого яка, тушеного на местных горных травах и приправленного слегка подрумяненной айвой. Вкуснотища какая. Бутылка коньяка закончилась, предложили продолжить местной водкой, но высокий гость из столицы деликатно отказался, ссылаясь на слабость здоровья и усталость. – Давайте перейдем к делу. Расскажите поподробнее, что на самом деле произошло? –
Главный врач вытащил из стола какие-то бумаги, расстелил их перед собой и в нескольких словах рассказал Мамедову о случае в травмпункте, о котором уважаемый читатель уже наслышан. По мере повествования, расплывшееся от коньяка и ленивой истомы лицо и шея гостя стали вытягиваться, глаза вылезать из орбит, обретая растерянно-испуганное выражение, а руки нервно теребить полы пиджака.
- Где больной? - только и сумел спросить Мамедов.
- В реанимации –
- Он что, тяжелый –
- Да нет, нормальный. Все порывается встать, но мы из осторожности не разрешаем. Он требует вызвать эту девушку и твердит, что она лучше нас знает, как нужно вести таких больных –
- Ну так вызовите ее –
- Она уволилась по собственному желанию и исчезла. Мы не знаем, где она сейчас находится –
- А она, что, действительно калека –
- Да, Давлатмамадова инвалид от рождения («Что-то знакомая фамилия»,- подумал про себя Мамедов). Родовая травма или еще что-то в этом роде. Как она вообще стала врачом, и кто ей выдал диплом. Таких нужно держать подальше от нашей медицины. Они портят все наши показатели – все сильнее распалялся главный врач.
- Показатели смертности и инвалидности? – улыбнулся про себя Мамедов, но не показал виду и, встав с кресла, твердым голосом предложил пройти в отделение и посмотреть на больного.
Пациент безмятежно спал, разбросав руки в стороны и улыбаясь во сне каким-то своим мыслям. Левая рука в гипсе, из которого торчат черные безжизненные пальцы.
- Вот это да – подумал городской специалист. – Кажется, началась гангрена, а они меня ждут. Да тут нужна срочная ампутация, а не то придется всю руку оттяпать – Последнюю фразу Мамедов произнес вслух. Пациент заворочался, глубоко вздохнул и открыл глаза. В его испуганном взгляде застыл немой вопрос. Мамедов немного смутился, но быстро оправился и начал быстро скороговоркой объяснять застывшему пациенту о гангрене, необходимости срочной операции, нависшей над его жизнью угрозе, и вдруг осекся и замолчал, уставившись на больную руку. Ему вдруг показалось, что у больного пошевелились мертвые пальцы. Нет, не показалось. Разинув рот от удивления, будущий профессор видит явные движения пальцев, а больной, проследив взгляд гостя, тоже уставился на свою конечность, не веря происходящему.
- Почему рука такая черная? –
- Да это грязь и старая кровь. Мы боялись ее вымыть после операции, чтобы гипс не намочить – промямлил «Мандибула».
- Ты сам шевелишь пальцами или это происходит самопроизвольно? –
- Нет, сам. Вот сейчас не шевелю. А сейчас снова шевелю –
Но это невозможно. Полный отрыв конечности, которая после травмы валялась на обочине дороги. Она не может шевелиться на 6-е сутки после операции. Это какая-то мистика или чудо. Ни в одной из умных книг, прочитанных доктором Мамедовым за всю его профессиональную жизнь, такого не описано. Да, такие операции производятся во всем в мире, но движения в оторванной и заново пришитой конечности, даже с применением микрохирургии, начинаются через 2-3 месяца после операции. А тут на 6-е сутки. Это абсурд. Может и не было полного отрыва. Скорее всего, им это показалось. Такое бывает на дежурстве, особенно когда дежуришь совсем один, начинают мерещиться всякие чудеса. Нужно поговорить с этой врачихой.
На перевязке руку тщательно помыли, и Мамедов увидел ровный шов, как браслет, окаймляющий всю окружность руки чуть выше запястья. Пальцы розового цвета действительно шевелились по велению хозяина. Решили сделать рентген, и пожилой опытный рентгенолог отметил хорошую репозицию отломков и тень формирующейся костной мозоли. Да, такого чуда будущий профессор не помнил за всю свою длительную профессиональную деятельность.
- Найдите мне этого врача. –
Главврач предложил проехать в единственную в городе нормальную гостиницу, где для гостя подготовили номер люкс и отдохнуть, пока они найдут виновницу происходящего. Она живет в 70 километрах от Хорога и за ней уже отправили машину.
Мамедов лег на видавшую виды кровать номера люкс с обшарпанными стенами, закрыл глаза и стал усиленно думать, что же ему делать и как разговаривать с этой врачихой, да еще инвалидом. Обычно у инвалидов психика тоже травмирована и нормальной задушевной беседы не получится. Значит нужно сразу же бросаться в атаку, разговаривать на повышенных тонах, вплоть до крика и оскорблений, что нередко практикуется нынешними начальниками (он ведь сейчас представитель минздрава), сломить сопротивление противника и смешать его с грязью. Когда оппонент повержен, остальное доделают местные «шавки».
- Но ведь она герой!- Такую операцию, да еще в таких условиях и с нищенским набором инструментов не сделает никто в мире. Даже сама эта мысль не придет в голову нормальному врачу. Да, она точно ненормальная. –
С этими мыслями доктор погрузился в тяжелый беспокойный сон.
Бахриниссо допивала чай после ужина, когда в дверь постучали. Вскочив с курпачи, она проковыляла к входной двери и открыв ее увидела незнакомых мужчин и стоящую неподалеку машину с красным крестом на лобовом стекле. На ее немой вопрос, худощавый высокий парень с длинными засаленными волосами сказал, что ее вызывают в Хорог. Мол, де приехал главный специалист минздрава, который проводит расследование известного ей случая и требует ее к себе для дачи показаний.
Из глаз бедной хромоножки хлынули слезы. Она же уволилась. Что еще нужно этим функционерам? Пусть уже оставят ее в покое. Она уже написала все объяснительные, и главврачу и в прокуратуре. Она осознала свою вину и очень жалеет, что поступила в медицинский, и что стала травматологом и что ее попросили отдежурить за кого-то там, и что она стала оперировать то, что ей не положено делать, и что она спасла жизнь пациенту и сохранила конечность. Она инвалид и получает пенсию по инвалидности. Эти мысли вихрем пронеслись в голове несчастной калеки, а приезжие настаивали на том, чтобы она поскорее села в машину и проследовала с ними до наступления темноты. Из города, мол, приехал профессор то ли Махмудов, то ли Мамедов и требует ее к себе для уточнения обстоятельств злополучной операции. Услышав знакомую фамилию, девушка перестала плакать и молча села в санитарный автомобиль, предварительно успокоив родителей, выбежавших на шум из дома. Она вспомнила, что, несмотря на всю свою показную строгость, Хусрав Джахонгирович был добрый в душе человек и многое сделал для бедной девушки, научив относиться к больным с жалостью и состраданием, не забывая при этом о профессиональном долге. Все навыки в области травматологии, которыми владела хромоножка, были с любовью и вниманием привиты лысеющим, и разочаровавшемся в современной молодежи доктором. Девушка точно знала, что если бы в ее жизни не появился такой наставник, она никогда бы даже и не задумалась о выполнении той злополучной операции, которая за этот короткий период принесла ей столько проблем. Но уверенность в своей правоте и осознание того, что она спасла жизнь молодому парню, а тем более его руку, позволяли девушке уверенно чувствовать себя и ничего не бояться. «Я была права, и на моем месте так поступил бы любой грамотный врач»,- эта мысль окрыляла и давала новые силы для жизни. Несмотря ни на что, девушка верила в силу справедливости и была счастлива, что сейчас ей предстоит встреча с ее наставником и, как она считала, другом. Она смотрела в окно автомобиля и, как тогда, когда впервые ехала в город поступать в институт, любовалась родной природой и суровыми пейзажами Памира.
В приемной главного врача было тихо. Только слышно, как жирная зеленая муха, неизвестно как пролетевшая через сетку в окне, жужжит в одиночестве, пытаясь снова выбраться на свободу. Секретарша раскладывает на компьютере пасьянс, никому нет дела до бедной калеки, которая пригорюнившись, сидит в углу и тихо повторяет речь, заготовленную специально для встречи с наставником. Выходит главный, окидывает ее уничтожающим взглядом, поводя буйной львиной гривой из стороны в сторону, и снова заходит в свой кабинет, сделав знак секретарше и оставив приоткрытой дверь. Та вскакивает со стула и, словно тощее привидение, проскальзывает в узкую щель полуоткрытой двери и плотно закрывает ее за собой. Через несколько минут дверь вновь открывается, секретарша выходит и сообщает хромоножке, что большой гость отдыхает в гостинице после дороги и аудиенция откладывается до утра. «А что же мне делать?»,- спрашивает девушка и получает в ответ: «Что хотите, то и делайте. Но утром вы должны быть здесь».
Добраться до дома сейчас невозможно, если только на попутке. Вряд ли кто-нибудь поедет на ночь глядя в ту сторону. Девушка, уставшая после дороги и переживаний, поплелась по пыльной дороге к дому дяди, где ее встретили с большой радостью, накормили и приютили (весть о ее подвиге давно обогнала все комиссии).
На следующее утро Бахриниссо сидит в приемной «Мандибулы», а за дверью слышны бурные дебаты о ее некомпетентности и халатности, приплетая сюда еще и инвалидность. Только один, до боли знакомый голос настойчиво бубнит о необходимости правильно трактовать действия врача в экстренной ситуации и не применять в данном случае таких резких выражений. Наконец за дверью все стихает, и перепуганную девушку приглашают войти. В кабинете накурено, из-за дыма не видно даже лиц присутствующих, но она ищет взглядом только одного - своего наставника. Вот он сидит вполоборота и удивленно глядит на хромоножку, а на его лице явно проступает борьба, происходящая в голове. Вдруг он встает со стула, подходит к обескураженной девушке и на глазах у всех протягивает ей руку. «Можно пожать руку самому грамотному и прекрасному врачу из всех присутствующих, включая и меня?»,- улыбаясь, громко произносит Мамедов. На лицах присутствующих застыло выражение удивления и ужаса. От радости, бедная девушка бросается на шею своего учителя и звонко целует его в щеку.
- Здравствуйте Хусрав Джахонгирович. Как вы поживаете? Что нового в клинике? Как там наши ребята и девчонки? –
- Все нормально. Собирайся, ты едешь со мной в город. Здесь тебя уволили, а значит будешь работать в моей клинике. Хорошими врачами не разбрасываются. Да и по поводу твоей ноги у меня есть кое-какие соображения –
Бахриниссо пулей выскочила из кабинета «Мандибулы» и стремглав понеслась по коридору административного корпуса больницы, стремясь поскорее выскочить на свежий воздух. За ее спиной раздавались недовольные возгласы главврача и его замов, но счастливая девушка уже ничего этого не слышала. Ее мысли были уже далеко отсюда, а ноги несли все быстрее и быстрее вдаль к несбыточной мечте.
Вот она снова в пыльном, но таком родном и знакомом городе. Ее, как и обещал Мамедов, зачислили врачом в штат взрослого травматологического отделения, и она уже успела сделать несколько самостоятельных операций, конечно под присмотром самого заведующего. Бывший зам ушел на повышение в минздрав, так что больше никто не портит здесь воздух. Коллектив хороший, молодой и отзывчивый. Каждый врач и медсестра знает свое место и работу. Несколько молодых аспирантов грызут гранит науки, поэтому утренние обходы Мамедова проходят интересно и плодотворно. Возникающие споры о тактике лечения и диагностики приводят к выбору оптимального решения и все довольны.
Однажды, после вот такого разбора, Мамедов отозвал хромоножку в сторону и сказал, чтобы после операции она зашла в его кабинет. Битых 3 часа девушка ломала себе голову о цели предстоящего вызова. И вот, она стоит посреди его кабинета и, не веря своим ушам, слышит о новой, разработанной американскими врачами операции, которая полностью и навсегда излечивает застарелые изменения в тазобедренных суставах, характерные для врожденных вывихов бедра. Такие операции уже давно успешно выполняются в России, и он сам участвовал на нескольких, будучи в докторантуре в Москве. «Так что, готовься. Скоро будем тебя оперировать»,- глубокомысленно подвел итог заведующий, глядя прямо в глаза обескураженной девушки. «Или ты не согласна снова стать красавицей?». «Твоя операция будет уникальной в своем роде и первой на нашей Таджикской земле. Я верю в ее успех, поэтому и предлагаю. Хватит тебе хромать. Ты достойна лучшей жизни»,- все это доктор проговорил на одном дыхании и, отвернувшись, быстро пошел к своему кабинету, предоставив девушку самой себе.
Хромоножка не стала звонить родителям и предупреждать их о предстоящей операции. Единственное, чего она опасалась, так это врожденной стыдливости и скромности девушки, рожденной в семье с феодально-религиозным укладом. «Все увидят ее уродство воочию, когда она будет спать под наркозом на операционном столе и смеяться над ней»,- эта мысль не давала покоя ни днем, ни ночью. Старик анестезиолог, навидавшийся всякого за время своей бурной врачебной деятельности, понимал страдания молодой девушки и как мог, подбадривал ее перед операций, назначив сильную премедикацию, напрочь отключившую чувства пациентки. Погрузившись в наркотический сон, хромоножке стала сниться знакомая лощина в горах с голубым озерцом и нежно-зелеными молодыми деревьями, так ласково шелестящих мягкой листвой. Она нагая, идет по краю естественного каменного бассейна, а голубая вода манит своей прохладой и глубиной.
- Бахриниссо. Бахриниссо – чей-то грубый голос врывается в сонную идиллию. Она старается открыть глаза, но не тут-то было. Глаза упорно не хотят открываться, и ее манит предыдущий сон. Девушка так хочет опуститься в прохладную воду и поплавать в окружении красивых рыб, снующих среди нежных водорослей. Но кто-то упорно не дает ей насладиться отдыхом и, крича в ухо ее имя, грубо шлепает по щеке. Бахриниссо с трудом открывает глаза и видит солнце, которое светит ей прямо в глаза. Вокруг движущиеся предметы, напоминающие привидения и монстров, которых девушка видела в каком-то кинофильме. Постепенно предметы приобретают очертания людей и аппаратов, а солнце это не что иное, как операционная лампа, направленная прямо в лицо. Вот над ней нависает знакомое лицо анестезиолога, который улыбается и что-то говорит. Но девушка не понимает, о чем идет речь. Да это и не важно. Он ведь улыбается. Значит все нормально. Тут она вспоминает, что лежит на операционном столе и ей должны были сделать операцию. Стараясь приподнять голову, она хочет увидеть свою безобразную ногу, но не может. Сил нет разговаривать, не то, что двигаться. Наконец она улавливает смысл слов, повторяемых стариком: «Уникальная операция. Это просто чудо. Такого я не видел за всю свою врачебную деятельность. Какая ты теперь красавица у нас. От женихов отбою не будет». Девушка понимает, что операция прошла нормально и ее лицо озаряется блаженной улыбкой. После этого она снова засыпает и ее переводят в реанимационную палату.
Наутро в палату заходит Мамедов, отбрасывает одеяло и девушка видит свою ногу, забинтованную в гипсе. Обе конечности одинакового размера, а не как раньше. Но это ничего не значит для нее. Так может быть и у калек. Мамедов, улыбаясь, делает перевязку. Его движения уверенные и твердые, но Бахриниссо не чувствует боли. Только бок немного жжет от спирта, и она понимает, что там проходил операционный разрез.
Процесс восстановления проходил очень быстро, и уже на 5-е сутки девушка встала и медленно пошла, опираясь на плечо доктора и два стареньких костыля, которыми, кажется, пользовались еще во времена Отечественной войны бойцы Красной Армии. Ей очень хочется захромать, но у нее почему-то не получается. Обе ноги ровные, держат крепко ее по-девичьи легкое воздушное тело, но все-таки очень хочется похромать, как прежде. «Ничего, это чувство скоро пройдет»,- успокаивает Мамедов, словно читая ее мысли. «Да ты настоящая модель, а ростом оказывается выше меня. Я даже не подозревал»,- смеется он. «Наверное, выздоровеешь, загордишься и, даже здороваться не будешь со стариком». Так Мамедов периодически называл себя перед сотрудниками, хотя ему было всего 47 лет. Бахриниссо уже не слышала его слова. Все ее нутро разрывала неизвестно откуда появившаяся боль, захватившая все ее существо. Ей хочется быстрей добраться до кровати и забыться. Мамедов продолжает что-то рассказывать о своих заслугах перед родиной и ее ноге, а девушка начинает падать, теряя сознание от боли. Очнулась уже в кровати, боли нет, а над ней колдует анестезиолог, суя под нос дурно пахнущую ватку с нашатырем.
Так, шаг за шагом, хромоножка восстанавливалась после операции под чутким присмотром опытных коллег. Она вновь училась ходить не хромая, а благодарная нога, словно почувствовав свободу, наливалась силой, приобретая характерные женские округлости. Рубцы со временем побелели и стали почти незаметны. Мастер своего дела, уже профессор (к тому времени он защитился), не мог налюбоваться своим произведением, а само произведение расцветало день ото дня, превращаясь из гадкого утенка в красивую молодую женщину, стройную как кипарис. Характер Бахриниссо, от природы добрый, но немного испорченный комплексом неполноценности, будто бы освободился от тяжкого бремени, наверстывая упущенное и впитывая в себя правила общения и хорошего тона.
Она снова работает травматологом, заканчивая кандидатскую диссертацию под чутким руководством своего спасителя и наставника. Окружающие любят девушку за доброту и трудолюбие. Все хорошо. Но вот любви нет. Юношеское чувство к Мадишу, мужу Гульбахор, растаяло само по себе и вспоминается как легкое недоразумение. Да и вся предыдущая жизнь «хромоножки» кажется ей дурным сном, произошедшим не с ней, а с какой-то подругой, которую она хорошо знала, но давно рассталась и не видела много лет. А как она хочет иметь своих детей. Прижаться лицом к теплому, пахнущему молоком тельцу, и забыть обо всем на свете. Уж она-то не допустит, чтобы ее дети страдали, как когда-то страдала она сама. Операция, произведенная профессором Мамедовым, произвела фурор в Таджикской медицине. Сейчас это обычное плановое воздействие, выполняемое всеми врачами отделения, и со всей республики тянется нескончаемый поток пациентов, желающих вновь стать красивыми. Бахриниссо представляет собой живой пример успеха медицины и, как муляж демонстрирует свою красивую ножку и еле видимые шрамы особенно неверующим ученым и пациентам.
Однажды, после работы, в переполненном автобусе она почувствовала на себе чей-то взгляд. Повернувшись, девушка увидела молодого мужчину, с удивленным лицом разглядывающего ее с ног до головы. До боли знакомое лицо, чуть прищуренные глаза и растерянная улыбка. Видимо старый знакомый. А удивление уже привычно для девушки, которая не так давно из гадкого утенка превратилась в прекрасного лебедя.
Её остановка. Девушка выходит на воздух и слышит, что ее окликают по имени. Она оборачивается. Тот же парень подходит к ней уже осмелевшей походкой и протягивает руку: «Привет Бахриниссо. Ты меня не помнишь? Я Тимур, друг Мадиша. Помнишь меня? Я был свидетелем на свадьбе Гульбахор и Мадиша, а ты была свидетельницей». Девушка в миг все вспомнила. И свадьбу, и танцевальный марафон бывшего солдата, и свое падение под грохот музыки, и хохот толпы, и слезы, и, наконец, крепкую руку, помогшую ей встать. Она густо покраснела, но парень видимо тоже помнил все. «Пойдем где-нибудь посидим, поболтаем и кофе попьем. Здесь рядом есть уютное кафе»,- не отпуская руки, Тимур взглядом указал направление. «А почему бы и нет? Я свободна в своих решениях, никуда не тороплюсь. Почему бы не вспомнить былые годы?»,- подумала красавица и, не сказав ни слова, направилась в сторону кафе.
Тимур болтал без умолку, рассыпаясь в комплиментах по поводу красоты девушки. Рассказал ненароком и о своей жизни, о неудачном браке с неплохой, по сути, девушкой, на которой женился по настоянию родителей, о дочке малютке, которую любит больше жизни, но видит редко – родители бывшей жены против. Бахриниссо слушала бессвязную речь парня, разглядывая его ненароком, и отметила про себя, что он очень даже хорош собой, несмотря на мелкие морщинки у глаз и проседь в волосах. Он закончил заочно юридический и сейчас работает следователем в прокуратуре. Работа интересная, много командировок, да и зарплата хорошая.
Ночью девушка почти не спала и вспоминала разговор в кафе, и как они потом гуляли по пыльным улицам города, смеясь над пожилым гаишником с огромными усами, читающего нотации нерадивым пешеходам прямо в мегафон специализированного автомобиля. Бахриниссо почувствовала, что ей никогда не было так спокойно и хорошо на душе, как с этим высоким и чуть сутуловатым парнем. Даже с Мамедовым, ее наставником и спасителем, она не могла чувствовать себя так непринужденно и вольготно. Они обменялись телефонами, и она действительно ждала его звонка. Ждала день, неделю, месяц, но телефон предательски молчал. Лишь изредка звонили родственники или родители, но она ждала его звонка, а его все не было и не было.
К концу второго месяца она перестала ждать у телефона, решив, что ошиблась и больше уже никогда не позволит себе расслабляться с парнями, которые, как правило, говорят красиво, но жалят прямо в сердце, и так уже израненное до предела.
Устала после операции. Да и Мамедов что-то недоволен с утра. Скоро защита диссертации, а у нее еще много недочетов, которые просто не хочется исправлять. Лень, да и времени в обрез. Дежурства, операции, тяжелые больные. Никакой личной жизни. Тут один молодой ординатор подкатывал с нескромными предложениями, но девушка быстро остудила его пыл, памятуя недавние события и результат. Вызывают в приемный покой. Огнестрельное ранение в ногу. Бахриниссо машинально осматривает рваную рану. Артерия, слава Аллаху, не задета, но перебита крупная вена. Большая кровопотеря. Лицо бледное, все в грязных пятнах, а губы что-то шепчут. «Что он говорит?»,- молодой врач поворачивается к сопровождающим раненого людям. «Вы что, на охоте стреляли друг в друга?»,- с иронией улыбается девушка. «Нет, это на границе неспокойно. Афганцы хотели прорваться с боем, но не смогли. Вот из-за него и не смогли. Остальные из дозора погибли, а он 2,5 часа один отстреливался, пока не потерял сознание. Тут мы и подошли. Моджахеды взорвали мост, поэтому подмога задержалась. Да он и не пограничник. Его из военной прокуратуры командировали 2 месяца назад, вот так он и попал к нам»,- все это заученными военными фразами отчеканил седоволосый полковник, глядя прямо в глаза смущенной девушке. «А говорит он о своей девушке, которая, оказывается, даже не знает, где он и что делает. Телефонной связи с заставой нет уже 2 месяца. Видимо «духи» перерезали провода, а починить никак не можем». «Ты лечи его, дочка. Он нам нужен живым. Он герой. Благодаря нему мы все живы и здоровы». «Хорошо, я все поняла. А теперь выйдите в коридор, пожалуйста. Мне нужно работать»,- резюмировала врач, и начала снимать жгут.
Бахриниссо рассекла мокрую от крови повязку и увидела в глубине раны разорванную стенку большой вены. Ранение сквозное, кость не задета. Перевязка сосуда, иссечение мертвых и размозженных тканей заняло несколько минут. Теперь промыть рану и швы на кожу. Вот и все. «Может кровь перелить? Мы все здесь готовы сдать сколько угодно»,- седой полковник, просунув голову в дверь, говорил хриплым голосом, но с +некоторым надрывом. «Я думаю не нужно. Он молодой и скоро все будет хорошо. А сейчас ему нужен только покой». «Переведите больного в реанимацию. И пусть анестезиологи присмотрят за ним, повнимательнее»,- Бахриниссо отдавала приказания, и ее ровный голос звонко разлетался в полуподвальном помещении приемного покоя и эхом отражался от старых бетонных стен.
Тимур, а это был именно он, быстро поправлялся, наливаясь силой от казенной больничной еды и гостинцев, регулярно приносимых полковником и сослуживцами. Близких родственников у него нет, с женой в разводе, друзья далеко. Вот только не дает покоя мысль о красавице памирке, которая когда-то была хромоножкой, а потом, словно по мановению волшебной палочки превратилась в красавицу. Тот вечер надолго отпечатался в памяти теперь уже майора госбезопасности. Его так срочно командировали на границу, что он даже не успел предупредить Бахриниссо. Просто приехали ночью домой и увезли. А она, наверное, ждала. Как он был недалек от истины в тот момент. Сейчас его перевязывает врач дневного стационара, но все говорят, что лучший специалист здесь – профессор Мамедов и его ближайшие ученики. Он осмотрит ногу Тимура в понедельник, во время обхода. Тогда и будет ясна его дальнейшая судьба.
Профессор буквально влетел в палату, где лежал Тимур, а за ним вереницей вбежала его челядь, состоящая из студентов, ординаторов и аспирантов. «Ну, как дела? Долго еще будем здесь загорать?»,- неприятным скрипучим голосом проговорил заученную фразу Мамедов, но глаза его, виднеющиеся за дымчатыми стеклами очков, светились добротой и улыбались. «Бахриниссо Давлятовна! Наверное, пора уже выписывать нашего доблестного командира? А то, я вижу, ему здесь понравилось прохлаждаться». Сквозь толпу Бахриниссо протолкнулась к кровати раненого. У Тимура перехватило дух от неожиданности. Он побледнел, что не укрылось от зоркого взгляда профессора. «Вы что, испугались своего спасителя? Это она вас спасла. Да она, вообще, всех только и спасает. А вот диссертацию никак не может закончить. Защита на носу, а она всех спасает. Уже себя пора спасать. Ну ладно. Решайте, что с ним делать, а мы пройдем в следующую палату». Толпа вмиг рассосалась и перед Тимуром осталась только обескураженная красавица, которая в данный момент не знала, что сказать и что делать.
«Здравствуй»,- только и смог сказать Тимур, но в этом слове был заключен глубокий смысл ожидания любви, страсти и прощения. На его глаза навернулись предательские слезинки и, вдруг, парень понял, что он любит эту красивую молодую женщину. Любит давно, еще с тех пор, как она так неловко упала на свадьбе и он поднял ее с пола, почувствовав тепло ее тела и души. Тогда молодой красавец не придал этому особого значения, но сейчас в его голове явственно промелькнули испуганные и смущенные глаза, наполненные слезами, а в груди защемило от воспоминаний и ему стало не по себе перед этой сильной духом девушкой. Она победила и покорила не только свой недуг и всех вокруг, но и в первую очередь его, красавца, не знавшего раньше поражений у женщин, а сейчас - съежившегося на кровати мальчика и с ужасом взирающего на себя со стороны в ожидании смертельного приговора. Бахриниссо смотрела на Тимура, и глаза ее смеялись от счастья и любви к этому статному майору, которого она про себя уже окрестила «Тимка» и не представляла без него своей жизни. Их глаза встретились…