Ещё нежась рано-рано утром в постели Витатий вдруг захотел чего-то СТРАННОГО. Не пирога с черникой, не киселя из брусники, не натурального птичьего молока, а прямо... прямо... ну, прямо-таки невесть чего! Вот.
Это было что-то новенькое. Когда вдруг хочется странного, это... знаете ли... головная боль да и только. Это просто какой-то канатоходческий трюк над пропастью эмоций. И, разумеется, такое неустойчивое положение духа ёжика совершено не устраивало. Поэтому, тихонько поднявшись и выйдя во двор, он как следует ущипнул себя за руку.
— Уююй! — от неожиданной боли Витатий именно так и вскрикнул. И даже повторил для полноты ощущения: — Уююй!
Ёжик смотрел прямо перед собой, потирая пострадавшее место ладошкой, и не понимал, что на него, собственно говоря, нашло. Ведь если принять щипок самого себя за то самое желаемое СТРАННОЕ, значит, всё теперь должно было встать на свои места. Однако, ничего подобного не произошло. Ёжик некоторое время прислушивался к своим ощущениям и наконец понял, в чём проблема. Так бывает только в одном случае, а именно — если где-то совершена ошибка.
Витатий понимающе усмехнулся. Ущипнуть-то, похоже, нужно кого-нибудь другого, вот и всё! И ёжик даже знал кого именно, конечно же — Пурика. Ведь, помимо всего прочего, если неожиданно ущипнуть бурундука за мягкое место, то можно увидеть, как забавно он подпрыгнет от боли.
Витатий приободрился. Похоже, он нашёл то СТРАННОЕ, что искал. Теперь следовало просто воплотить своё намерение в реальность.
Но стоило только ёжику начать обдумывать дальнейшие действия, как кто-то ловко обнял его сзади и принялся... тискать! Ого! Такого обращения с собой Витатий никак не ожидал. В конце концов он был уже почти взрослый ёжик! И ни с того, ни с сего тискать его имели право только очень близкие, можно даже сказать родные, существа. Поэтому колючки его немедленно приняли оборонительное положение. И тем не менее чьи-то цепкие лапки продолжали его теребить, и не просто так, а с глупым сюсюкающим пришепетыванием: "Ути-пути! Ути-пути!"
Этого Витатий стерпеть никак не мог и, выскользнув из чужих объятий, очень круто обернулся. Возникла пауза. Перед ним стояла... ну совершенно же незнакомая ежиха!
— Ой. — сказала она неожиданным басом. — Ой. Ой. Ой. — ежиха выпучила круглые глаза василькового цвета. А потом всплеснув лапками пояснила кому-то за спиной Витатия, что обозналась, что "вы не поверите, но сзади он просто вылитый Уююй, мой обожаемый племянник!"
Витатий был воспитанным ёжиком, но удержаться не смог и довольно резко возразил, что в их лесу персонажа с таким именем нет.
— Как, то-есть, нет? — страшно удивилась незнакомая тётя. — А где же тогда он, мой Уююйчик? Ведь кто-то же только что звал его, крича на всю округу "Уююй!" Куда он подевался, а ну, признавайся, негодник!
Витатию же было совершенно не в чем признаваться, разве что в собственной глупости. И тогда он снова ущипнул себя! Но уже не стал издавать никаких звуков, а просто зажмурил глаза...
А когда открыл их, никакой тётушки рядом не было, не было даже её следа. Витатий вздохнул с огромным облегчением, но тут же и опечалился, он понял — если хочешь странного и поступаешь странно, то нечто странное как раз тебя и найдёт. И будет тискать, а то ещё и похуже, щипать или колотить! Поэтому от всего такого странного лучше держаться как можно дальше. И вообще, пора, наконец, становиться мудрее, и прекратить сваливать на других вину за собственные ошибки.
— О-хой! — грустно сказал ёжик.
А что тут ещё можно было сказать? Слово «о-хой» как нельзя лучше соответствовало моменту.
У Витатия пропало всякое настроение. Вот, вроде, оно было с утра, маленькое, растрёпанное и неумытое. Боевое такое, многообещающее настроение. Но теперь взяло и исчезло.
— Эй, постой! — только и успел подумать ему вслед ёжик. Но ответа уже не получил.
И теперь Витатий возвращался в дом совершенно один, без настроения.
Чуть позже он без настроения умылся, без настроения сделал зарядку и позавтракал тоже без него. Булочки были не такие вкусные, как обычно, чай тоже, и даже молоко божьих коровок было нынче не так чтобы очень. Хотя, один пирожок Витатий всё-таки сунул в карман, на всякий пожарный случай.
«Что, если вдруг?» — благоразумно подумал он.
Прошуршав за стеной, в окно стукнул ветер. Но как-то тоже вяло.
— Привет, ёжик. — сказал он невнятно, безрадостно и тут же улетел по своим делам.
Витатий вздохнул.
«Где же оно ходит-то теперь, моё настроение? Как там ему без меня? Тоже, небось, несладко…»
Часы сдвинули стрелки, из окошечка выглянула кукушка.
— Ку-ку. — сказала она совершенно не своим голосом. — Ку-ку. Если оно вам вообще нужно. — и спряталась за дверцей.
Тут ёжик крякнул, стукнул по колену кулаком и решил идти искать пропавшее настроение. Ведь без него становилось уже невыносимо тоскливо.
На лесной тропинке, возле засохшего клёна, тем временем, достаточно долго и упорно стоял Четырепять, иногда возобновлявший попытки овладеть таинственной ЙОГОЙ. Вообще-то, зайцы не очень любят стоять просто так. Но Четырепять стоял не просто так, а замерев в позе, названия которой ещё не придумал. Вполне вероятно, что он и замер здесь именно для того, чтобы как следует обдумать название позы, в которой он здесь замер.
На тропинку из кустов чертополоха вышел ёжик, вышел и остановился. А потом тихо приблизившись к другу спросил:
— Ты чего тут?
В другой раз Витатий конечно спросил бы по-другому, это несомненно. Однако, сегодня у него не было никакого настроения и поэтому спросилось так, как спросилось. Да к тому же не каждый день увидишь замершего в нелепой позе зайца. Который задумчиво пошевелил ушами и вообще промолчал в ответ.
— Чего ты? — удивившись повторил вопрос ёжик.
Но Четырепять и на этот раз не откликнулся.
— Э-э-э! — Витатий заволновался. — Ты чего-о?
Тут заяц вдруг громко икнул, недоумённо уставился на ёжика своими огромными раскосыми глазами и икнул ещё дважды. Наконец, проикавшись, он расплылся в широкой улыбке и сказал:
— Привет, дружище! Привет!
Витатий только кивнул. Ведь, если отсутствует настроение, то и слова тратить нет смысла, можно просто кивнуть.
Однако Четырепять был с этим в корне не согласен. Тем более, что кивок у ёжика получился не дружеский, а какой-то совершенно нейтральный. Поэтому обиженный заяц неторопливо вытащил из сумки фляжку и набрав в рот воды, демонстративно застыл в предыдущей позе без названия.
От неожиданности Витатий машинально достал из кармана пирог и стал откусывать от него маленькие порции, интенсивно при этом размышляя и пытаясь проникнуть в суть происходящего.
"Четырепять молчит, как будто в рот воды набрал! Но ведь он и действительно так сделал! Что же это может означать?"
Как это ни странно, буквально спустя пару-тройку минут ёжик внезапно понял, что к нему вернулось настроение. Он, чтобы опять не ошибиться, внимательно прислушался к своим внутренним ощущениям, и убедился, что таки да, пропажа возвратилась на положенное ей место.
— Уфф! — с облегчением выдохнул ёжик, радостно повернулся вокруг своей оси и подмигнул приятелю. Да так лукаво, что заяц рассмеялся и выплюнул воду. Он был умный заяц и сразу почувствовал перемену к лучшему. Жизнь определённо налаживалась!