Глава IV

Марк Редкий
ТЕНЬ АНГЛИЧАН

Теперь я перейду к тому времени, когда Ральфу уже было девятнадцать или около того, и разве что бороды ему не хватало, чтобы выглядеть вполне взрослым мужчиной, ведь в нашем климате молодые люди быстро мужают, если не умом, так телом. Я рассказываю о событиях этого времени со стыдом и печалью, ибо тогда мы с Яном совершили великий грех, за который впоследствии были сурово наказаны.
В начале зимы Ян отправился в ближайший городок, расположенный в пятидесяти милях от нас, с грузом маиса и шкур антилоп, добытых им вместе с Ральфом на охоте, чтобы продать все это и посетить Нахтмаал или Праздник Вечери Господней. В то время я была немного больна и не могла сопровождать его, Сусанна осталась ухаживать за мной, а Ральф – охранять нас обеих.
Четырнадцать дней спустя Ян вернулся, и по его лицу я сразу поняла, что что-то пошло не так.
– Что случилось, муж мой? – спросила я. – Не сумел выгодно продать маис?
– Нет, он хорошо пошел, – ответил Ян, – один английский болван-лавочник купил и маис, и шкуры в придачу даже дороже, чем они стоят.
– Тогда, наверное, кафры снова восстали?
– Нет, они на удивление спокойны, хоть эти проклятые миссионеры из Лондонского Общества делают все, чтобы восстановить их против нас, – и он махнул рукой, чтобы я перестала задавать вопросы.
Я не сказала больше ни слова, пока мы не легли спать, а все остальные в доме к этому времени уже спали.
– Теперь, – потребовала я, – расскажи мне все свои плохие новости.
– Вот в чем дело, жена, – ответил он. – В этом чертовом городе встретил я одного человека, который недавно вернулся из Порт-Элизабет. Он рассказал мне, что там в порту появились два англичанина – недавно приехали, – шотландский лорд и с ним рыжеволосый адвокат. Когда англичане узнали, что он из наших краев, то завели с ним разговор и сказали, что прибыли сюда со следующим поручением. Предполагают, что когда большой корабль погиб у этих берегов десяток лет назад, здесь был потерян некий маленький мальчик, который, будь он жив сегодня, был бы очень богатым и знатным у себя, в Шотландии. Жена, ты догадываешься, кто этот мальчик?
Я кивнула в ответ и вся похолодела, ясно представив себе, что должно произойти.
– Люди, что прислали этих двух англичан, долгое время думали, что мальчик погиб вместе со всеми остальными пассажирами корабля, но год или более назад, не знаю как, но до них дошел слух, что один ребенок мужского пола, который подходит под его описание, спасся и усыновлен бурами, живущими в Транскее. К этому времени собственность и титул, которые он должен был унаследовать, отошли к его двоюродному брату. Видимо он, как честный человек, и отправил людей в Африку, чтобы узнать правду, и вот они в Порт-Элизабет, или теперь уж, наверное, на пути к нам. Похоже, жена, что близок день, когда мы должны будем расстаться с Ральфом.
– Никогда! – воскликнула я. – Он для нас сын и даже больше, чем сын. Я его не отдам!
 – Они все равно заберут его, жена. Даже если он сам этого не захочет, потому что он несовершеннолетний, а они наделены властью.
– Ох! – заплакала я. – Это разобьет мое сердце и, ты же знаешь Ян, не только мое. – И я кивнула в сторону комнаты, где спала Сусанна.
Он прекрасно меня понял, потому что нельзя было, живя с ними под одной крышей, не заметить, как эти юноша и девушка любят друг друга.
– Это разобьет твое сердце, – ответил он, – и ее сердце, да и мое собственное, но как мы можем прогнать это зло от нашего порога?
– Ян, – сказал я, – приближается зима, пора вам с Ральфом гнать скот в бушвельд нагуливать жирок. Не станем же мы доверять такое большое стадо кафрам! Почему бы вам не отправиться уже завтра? А если эти англичане придут сюда, я сама поговорю с ними. Разве Сусанна спасла мальчика для них? Разве мы растили его для них, хоть он и англичанин? Подумай, как ты будешь справляться со всеми делами на ферме в одиночку? Ведь другого сына у тебя нет и не будет! Как ты будешь охотиться один? Как, если придется, будешь защищать в одиночку нашу землю? Подумай, Ян!
– Не искушай меня, женщина, – прошептал он хриплым голосом. Для Ральфа он был даже больше, чем отцом, ведь они были также и самыми близкими друзьями. – Не искушай меня, мальчик должен сам все решить! Пусть по британским законам он несовершеннолетний, но у нас в девятнадцать лет человек уже бюргер, имеющий право брать землю и жениться. Пусть сам решает, говорю я, и точка!
– Хорошо, пусть сам решает, – ответила я, надеясь в глубине души, что найду способ повлиять на решение Ральфа, ибо возможность потерять его наполняла меня слепым ужасом. Всю ночь я не спала, размышляя, как это вернее сделать.
Рано утром я встала и, выйдя на веранду, нашла там Сусанну. Она пила кофе, напевая песенку, которой ее научил Ральф. Как сейчас вижу эту картину: дочь стоит в облегающем девичьем платье, покачивая в такт песенке своим капье, который она держит за завязки, в то время как первые лучи солнца блестят на волнах ее шелковистых волос. Ей тогда было около восемнадцати, и так она была красива, что сердце мое билось от гордости за эту красоту, ибо никогда за всю мою долгую жизнь я не видела девушки, которая могла бы сравниться с моей дочерью по части внешности. Многие женщины хороши – одна лицом, другая статью, но Сусанна была прекрасна во всем и всегда: и ребенком, и девушкой, и зрелой женщиной – она всегда была красива, но, как природа в разные времена года, ее красота, конечно, различалась в разные периоды ее жизни. Она была стройна и высока, с изящными и легкими, как у газели, ногами и плавно очерченными грудью и шеей. Солнечный свет на ее лице играл множеством нежных оттенков, как на лепестках лилии, а ее глаза были темнее и нежнее глаз антилопы. Кроме того, она была мила от природы, полна остроумия, добра и неизменно приветлива – даже для кафров у нее находилась улыбка.
– Ты сегодня рано поднялась, Сусанна, – сказала я, вдоволь полюбовавшись на нее, пока она не замечала меня, глядя куда-то вдаль.
– Да, мама, я встала пораньше, чтобы сделать Ральфу кофе. Ему не нравится тот, что готовит ему кухарка.
– Думаю, что это не нравится тебе, – ответила я, потому что знала, что Ральф мало задумывался о том, кто готовит кофе, который он пьет, а если и задумывался, то наверняка считал лучшим тот кофе, что готовила я, а не Сусанна, которая в те дни была довольно безалаберной девчонкой, думающей о домашних делах куда меньше, чем следовало бы.
– Вчера приезжал Темный Пит? – спросила я. – Мне кажется, я видела его лошадь, когда возвращалась с моря.
– Да, приезжал.
– Зачем?
Она пожала плечами:
– Ой, мама, ну зачем ты спрашиваешь? Ты же прекрасно знаешь, почему он меня тревожит, дарит мне букеты и всё такое. Он просит меня опсэт[1] с ним.
– А ты, значит, не хочешь?
– С Темным Питом я бы зажгла самую короткую свечку! – ответила Сусанна, топнув ногой. – Он злой человек, у него и слова и помыслы мрачны, я его боюсь. По-моему, после смерти отца он стал еще хуже, и к тому же он водит компанию с этими ужасными кафрскими колдунами...
– Ах, что отец, что сын! «И поднял Елисей милоть Илии»[2], да только наизнанку. Ну, а чего было ожидать? У них в крови грехи да колдовство. Он что, нагрубил тебе?
– Ну, да. Я не хотела слушать его сладкие посулы, он и рас
сердился, стал угрожать, но тут как раз вернулся Ральф, и он быстренько убрался восвояси, потому что боится Ральфа.
– А куда это нынче Ральф отправился в такую рань? – спросила я, меняя тему.
– В дальний крааль, выбирать волов, которых кафры будут сегодня приучать к ярму.
– Хороший бур вырос из английской крови! И все же, я думаю, что стань он снова англичанином, быстро забудет, что когда-то был буром.
– Зачем ему снова становиться англичанином, мама? Что ты имеешь в виду? – спросила она тревожно.
– Я имею в виду зов крови, а также то, что где-то далеко может быть гнездо, в которое должна вернуться птичка, которую мы держим в клетке.
– Гнездо где-то далеко? Но тогда другое гнездо останется пустым здесь, в сердце... в твоем сердце и в сердце отца, конечно. – Опустив глаза, она побледнела и, прижимая руки к груди, добавила: – Что ты хочешь сказать этими намеками?
– Я хочу сказать, Сусанна, что никто из нас не должен слишком привязываться к чужаку. Ральф – англичанин, а не бур. Он называет меня матерью, отца отцом, а тебя сестрой, но он нам не сын и не брат. И может наступить день, когда он поймет это, когда он поймет также, что у него есть другие родственники, настоящие родственники далеко за морем, и если эти птицы позовут его, кто удержит его в чужом гнезде?
– Кто удержит? – взволнованно повторила Сусанна.
– Я не знаю, –  ответила я, – но уж точно не приемный отец или приемная мать... Да, чуть не забыла. Скажи, он взял с собой ружье?
– Конечно, я видела его у него в руках.
– Тогда, дочь, сядь на лошадь, найди Ральфа и скажи ему, что я буду рада, если он сможет на обратном пути подстрелить небольшую антилопу: у нас не осталось свежего мяса.
– А я могу остаться с ним, пока он охотится, мама?
– Да, только не задерживайтесь слишком долго.
Затем Сусанна без лишних слов оставила меня, и вскоре я увидела, как она мчится по вельду на серой кобыле, которую Ральф приручил для нее, и спрашивала себя, найдет ли она его и насколько удачной будет их охота в этот день.
Конечно, Сусанна нашла Ральфа и передала ему мое поручение, и они вместе отправились искать антилопу у подножия холмов, где летом паслись тысячи блесбоков[3] и газелей. Но в этот осенний день животных не было, потому что сухую траву уже сожгли, и им там нечего было есть.
– Чтобы добыть мясо сегодня, – сказал Ральф, – я думаю, мы должны поискать дукера[3] или бушбока[3] на холмах.
Поэтому они свернули и поехали к тому самому оврагу, где за десять лет до того Сусанна обнаружила потерпевшего кораблекрушение мальчика. В устье этого оврага был участок болотистой почвы, где рос сочный тростник, переживший пал.
– Это хорошее место для ритбока[3], – сказал Ральф, – но смогу ли я в одиночку убить его? Тростник слишком высок...
– Его же можно выгнать, – ответила Сусанна. – Стой в горловине оврага, а я поеду к тебе через заросли тростника.
– Но ты можешь увязнуть, – сказал он с сомнением.
– Нет, нет, брат, после такой засухи трясина стала как плотная губка, а если я и застряну, то успею позвать тебя на помощь.
Наконец Ральф согласился с этим планом, и, объехав болото, которое тянулось не более чем на пятьдесят ярдов, спешился со своей лошади и спрятался за кустом на входе в овраг. Сусанна же поехала через тростник, крича, распевая и сбивая стебли хлыстом, чтобы вспугнуть всех, кто там спрятался. И ее старания быстро увенчались успехом: внезапно, с пронзительным испуганным свистом, характерным для этих антилоп, из гущи тростника выскочила пара похожих на рыжих ослов ритбоков и бросилась к оврагу. Они появились так близко от Сусанны, что ее кобыла испугалась и встала на дыбы, но девушка была хорошей наездницей и удержалась в седле, призывая Ральфа быть готовым к появлению животных.
Вскоре она услышала выстрел, после чего, успокоив кобылу, выскочила из зарослей и, проскакав немного по сухой почве, нашла Ральфа, растерянного и прячущего взгляд.
– Ты упустил их? – спросила она.
– Нет, все не так плохо! Они прошли в десяти ярдах от меня, но старое ружье не сразу выстрелило: наверное, порох немного отсырел. Так что вместо того, чтобы поразить ритбока спереди, я попал ему куда-то в круп. Он упал, но снова вскочил, поэтому нам придется ехать за ним – не думаю, что он уйдет далеко.
Когда Ральф перезарядил ружье, что заняло еще некоторое время, потому что в те дни у нас не было почти ничего, кроме кремниевых ружей – да, с таким вот оружием горстка буров побеждала войска Дингана и Мозиликатзе – они двинулись вдоль оврага по кровавому следу, что было несложно, так как животное было ранено сильно. След провел их через заросли  мимозы, и здесь, в лощине, они нашли лежащего мертвым ритбока. Подъехав к нему, они спешились и осмотрели его.
– Бедный зверь, – сказала Сусанна. – Смотри, слезы текли по его морде. Хорошо, что теперь его муки закончились! – Она вздохнула и отвернулась. (Сусанна была глупой и нежной девочкой: никак не могла понять, что животные – да, и язычники кафры тоже – созданы Господом специально для нашего удобства и комфорта.)
Вскоре она успокоилась и сказала:
– Ральф, а ты помнишь это место?
Он оглянулся и покачал головой, потому что в этот момент решал вопрос, сможет ли он поднять антилопу на лошадь без помощи Сусанны.
– Посмотри! – сказала она. – Посмотри на этот плоский камень и дерево мимозы, лежащее рядом.
Ральф опустил ногу животного и подчинился ей – он всегда поступал, как велела ему Сусанна. Теперь настала его очередь воскликнуть:
– Бог Всемогущий! Конечно, помню! Здесь ты нашла меня, Сусанна, после кораблекрушения, и тигры смотрели на нас сквозь ветви этого упавшего дерева. – И он слегка вздрогнул, почувствовав, как к сердцу подступают позабытые страхи, которые преследовали его в детстве.
– Да, Ральф, именно здесь я и нашла тебя. Я слышала звук твоего голоса, когда ты молился на этом камне, и следовала за ним. Бог услышал твою молитву, Ральф.
– И послал ангела в облике маленькой девочки, чтобы спасти меня, – ответил он, добавив: – Не красней так, дорогая, ведь это правда. С того дня, когда я думаю об ангелах, я думаю о тебе, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я думаю об ангелах. Это означает, что ты и ангелы – почти одно и то же.
– Это означает, что ты плохой и глупый мальчишка, раз говоришь такое девушке-буру, – ответила она, отвернувшись с улыбкой на губах и слезами на глазах, потому что его слова поразили ее ум и коснулись ее сердца.
Он посмотрел на нее, и она показалась ему такой милой и красивой, когда стояла так, разом улыбаясь и плача, как солнце, сияющее сквозь летний дождь, что, как он сказал мне потом, в его груди шевельнулось что-то мягкое, сильное и новое, что заставило его почувствовать, как он внезапно оставил свое детство позади и стал мужчиной. А чтобы сделать эту вдруг обретенную мужественность совершенной, Небеса ниспослали ему любовь к той прекрасной девушке, которая до этого часа была ему сестрой, хоть и не была ею по крови.
– Сусанна, – сказал он вдруг изменившимся голосом, – лошади устали, пусть они отдохнут, а мы сядем на этот камень и немного поговорим, потому что, хоть мы не бывали тут много лет, это место для нас счастливое, ведь именно здесь наши жизни впервые пересеклись.
И хотя Сусанна знала, что лошади нисколько не устали, она не стала возражать ему.

[1] Oпсэт (африкаанс opsit – «ставить, укреплять в стоячем положении [свечу]») – см. прим. [12] к гл. 1.

[2] Фру Ботмар цитирует библейский стих о том, как пророк Елисей надевает мантию взятого на Небо Илии, как символ чистоты и святости. (4 Цар. 2:13)

[3] Блесбок, дукер, бушбок, ритбок – разновидности африканских антилоп.