Я взяла из рук Даши телеграмму, потом взяла её под руки и помогла подняться.
- Пойдём в твою комнату, дорогая, не нужно здесь сидеть, - сказала я и повела её в спальню. Посадив Дашу на кровать, я наконец открыла телеграмму.
То, что я прочла, повергло меня в шок. Несколько слов, которые заставили сжаться моё сердце.
" Салима больше нет, его убили. Я осталась одна. Приезжайте".
И всё. Я не могла сразу сообразить, как меня позвал Саша.
- Вы что это уединились, милые мои дамы? Гости уходят, надо бы их проводить. Идём, Лидочка, - улыбаясь, сказал он.
Но увидев наши лица, он побледнел.
- Что случилось? На вас лица нет, - подойдя ближе, спросил Саша.
Я молча протянула ему телеграмму. Он быстро пробежал по ней глазами и опять посмотрел на нас.
- От кого телеграмма? И кто такой Салим? - спросил Саша.
- Это муж Дашиной дочери. Саша, узнай в справочной аэропорта, когда первый рейс в Ташкент. Дашунь, я сейчас вернусь, дорогая, - сказала я и вышла из спальни.
Все гости уже встали из-за стола и вышли в прихожую.
- Ооо, Халида Абдуллаевна! Спасибо за тёплый приём. Все было очень вкусно, но особенно Ваш плов. Пообещайте, если что, при случае, угостить нас ещё раз, - сказала Бэлла Давыдовна.
- Непременно. Спасибо, что пришли. Рада была видеть вас, - ответила я.
- Александр Фёдорович, ещё раз поздравляем тебя с наследником. Увидимся ещё с тобой. До свидания, - сказал полковник Трошин.
Прощание затянулось, я нервничала, мне казалось, что гости никогда не уйдут. Я всегда была рада гостям, но не в этот раз. Мне нужно было вернуться к Даше.
- Ой, простите, кажется сын плачет. Всем ещё раз спасибо и до свидания, - сказала я, намереваясь уйти.
- Саша, проводи гостей сам и звони в аэропорт, - тихо сказала я мужу и ушла в спальню.
- Бедная моя девочка, как она там? Мне не стоило уезжать, может быть Салим сейчас был бы жив, - от души плача, говорила Даша.
- Не кори себя, дорогая, мы не можем всего предугадать. У каждого свой срок и его не избежать. Сейчас мы узнаем, когда рейс в Ташкент и Саша тебя проводит. Прости, но сейчас я не могу поехать с тобой, пусть хотя бы двадцать дней, маленькая чилля пройдёт, к тому времени и у Саши будет отпуск. Обещаю, мы с ним в скором временем приедем в Ташкент, - обняв подругу за плечи, говорила я.
Девочки убирали со столов, мыли посуду, Паша складывал стулья у стены. Через несколько минут вошёл Саша.
- Я позвонил в справочную аэропорта, рейс ранним утром, в шесть сорок. Я сам провожу тебя, Даша. Держись, чем ты отсюда поможешь? - говорил Саша.
- Там, в тумбочке, мой паспорт. Я сейчас напишу заявление на увольнение по собственному желанию, отнеси директору школы, объясни ситуацию и забери мою трудовую книжку. Привезёшь, когда приедешь в Ташкент, - сказала Даша, поднявшись с кровати и открыв шкаф, стала бросать свои вещи в большую сумку.
- Так ты хочешь совсем уехать? Может быть ты ещё вернёшься? Зачем так необдуманно рубить с плеча, дорогая? - произнесла я.
Даша подняла голову и с удивлением посмотрела на меня. В её глазах я увидела отчаянье и упрёк.
- Халида! Замира - моя единственная дочь! Сейчас ей очень тяжело, она беременна, неизвестно, что сейчас с ней. О чём ты говоришь? - воскликнула Даша.
- Прости, Дашенька, прости меня. Ты права, я не подумав сказала, - ответила я, обнимая её.
В эту ночь ни я, ни Саша, ни тем более Даша, не спали. В четыре утра, я с ней попрощалась, пообещав приехать к концу августа, она посмотрела на меня грустными глазами и вышла за порог, со словами:
- Как хочешь, дорогая. Я напишу тебе.
Саша поехал вместе с ней. Взяв тяжёлую сумку, он вместе с Дашей спустился вниз по ступеням.
- Я скоро вернусь, дорогая, - бросил он мне на ходу.
Заплакал ребёнок и я пошла его кормить и пеленать. Часа через полтора, вернулся Саша, сказав, что проводил Дашу.
- Бедная женщина, покоя ей нет. Она так подавлена, ни слова не сказала, до самого нашего прощания, только и сказала до свидания и всё. Жаль её, - сказал он.
- Я её понимаю, Саша, я тоже мать. За каждого у матери душа болит. Салим был совсем молодой, ему и тридцати лет не было. Всегда такой тихий, скромный, малословный, так жаль его. Молодые не должны умирать. Как же там Замира? Бедная девочка, осталась молодой вдовой, с дочерью на руках, да ещё и беременная, - тяжело вздохнув, ответила я.
Шли дни, Катюша поступила в институт, а Паша - в Военную академию. Я сходила в школу и отнесла заявление Даши, рассказав, что у неё случилось. Мне отдали её трудовую книжку, с которой я вернулась домой. Дней через десять после отъезда Даши, мне пришло письмо, Катя вытащила его из почтового ящика и принесла домой.
- Танцуйте, тётушка, Вам письмо из Ташкента, от тёти Даши, - весело воскликнула она с порога.
- Дай его сюда, - мрачно сказала я, чувствуя, что ничего хорошего в этом письме нет.
Катя, увидев моё суровое лицо, тут же протянула мне письмо. Я, взяв его, ушла в свою спальню. Саши дома не было, он оформлял двухнедельный отпуск, оттуда должен был поехать в аэропорт, за билетами. Мы с ним много раз говорили о поездке. С того самого дня, как я проводила Дашу, сердце у меня было не на месте. Я постаралась успокоиться, когда я открывала письмо, сердце учащенно билось, руки дрожали.
" Здравствуй, моя дорогая подруга. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Но не могу сказать того же о нас. Не знаю, стоит ли тебе писать всё, что произошло, но знаю, что ты в нетерпении.
Салим, как оказалось, стал свидетелем какого-то ужасного преступления. Не знаю, как его бандиты вычислили, в милиции нам об этом не сказали. Его не было дома целую неделю, Замира очень волновалась и терзалась ожиданием, не зная, где он и что с ним. Через неделю, пришли из милиции и сообщили, что нашли тело её мужа. Её попросили пойти на опознание. Ой, Халида, так тяжело мне писать об этом... Как оказалось, бандиты просто посадили Салима в бежевого цвета Победу и увезли. Как очевидцы сказали, ему просто отрезали голову, как барашку, представляешь? Потом тело засунули в мешок и подожгли, думая этим замести следы. Да, тело сгорело, а голова сгореть не успела или просто не стала гореть, останки нашли за городом, на пустыре.
Замиру привезли в морг, в милицию, но ей не сказали, в каком состоянии находится тело. Ведь могли и его мать вызвать. Там, от запаха гнили и от вида тела, вернее, даже не тела, а обгорелой головы, Замира потеряла сознание и упала на бетонный пол.
В общем, ребёнка она потеряла, её увезли в больницу, там почистили, подержали день и отпустили домой. Хорошо, с ребёнком соседка посидела. А мать Салима, вместо того, чтобы забрать ребёнка, накинулась на Замиру, вцепившись ей в волосы, обвиняя мою дочь в смерти своего сына. Соседи едва оторвали женщину от моей дочери.
Но это всё ерунда... Моей Замиры больше нет... После потери мужа и ребёнка, у неё началась депрессия, она никого не хотела видеть, даже свою дочь. Хорошо, Мухаббат и Абдулла приехали, были рядом с ней до моего приезда. Ведь телеграмму мне отправила не Замира, моей дочери на тот момент уже не было в живых, телеграмму мне отправила Мухаббат, умолчав о дочери. А Замира повесилась в собственной квартире, на кухне. Её Мухаббат нашла уже ранним утром, когда привела ей дочку, которую забрала к себе, видя состояние моей девочки. Теперь ругает себя, говорит, не нужно было оставлять Замиру одну и себя винит во всём, хотя в тот вечер, Мухаббат настаивала на том, чтобы Замира поехала к ней, но дочь сказала, что хочет отдохнуть и остаться одна.
Вот такие дела, подруга. Боюсь сойти с ума, а у меня внучка на руках. Если бы не она, маленькая кроха, оставшаяся без отца и матери, я и сама бы давно повесилась", - писала Даша.
И всё. Ни даты, ни подписи. Я сидела на кровати, уронив руки с письмом на колени и рыдала, когда в спальню вошёл Саша.
- Лидочка, что с тобой, дорогая? - воскликнул он, присаживаясь на кровать рядом со мной.
Я молча протянула ему письмо, не переставая плакать. Он прочёл его и посмотрел на меня.
- Господи... какой ужас! Откуда такая жестокость у людей? Успокойся, тебе нельзя нервничать и плакать, молоко может пропасть. Я и билеты уже купил, завтра мы улетаем. Дети взрослые, сами справятся. Паша с Гульнарой поживут у нас, с Катей, - сказал Саша, сжимая мою руку.
Я посмотрела на него и положила голову ему на плечо.
- Спасибо тебе за всё, дорогой. Спасибо, что ты такой добрый и внимательный, Саша, - тихо произнесла я, вытирая нос краем рукава.
- Ну что ты? Я просто люблю тебя, родная. Это я тебе благодарен, за сына, за то, что ты вошла в мою жизнь и подарила мне вторую молодость, - ответил Саша, целуя меня в голову.
- Ладно, если завтра улетаем, собираться надо, - поднимаясь, сказала я.
Много вещей я брать не стала, ни себе, ни Саше. В основном сложила в сумку пелёнки, распашонки, шапочки, пинетки сына.
Вечером, мы сказали детям, что на две недели уезжаем в Ташкент, оставили деньги на продукты, просили Пашу и Гульнару пожить у нас, поужинали и рано легли спать. Из головы не выходило письмо Даши. Я представляла себе её состояние, похороны Замиры, в голову лезли ужасы с отрезанной головой Салима, лица которого я и не помнила. Намучившись, я уснула под утро, но как обычно, в шесть утра заплакал сын. Совершенно разбитая, едва открывая глаза, я покормила его и перепеленала. Рано утром, где-то через час, я проснулась от прикосновения губ Саши.
- Просыпайся, Лидочка, мы опоздаем на самолёт, - сказал он.
Завтракать мы не стали, Саша сказал, что поедим в аэропорту, в буфете. Приехав туда, мы не стали сдавать вещи в багаж, у нас было всего две сумки, которые Саша носил сам. Перекусив в буфете, мы прошли в зал ожидания и когда объявили наш рейс, прошли в салон самолёта и сели на свои места. За пять часов лёту, мы успели поесть, а я и поспать.
В Ташкенте было очень жарко, как это обычно бывает в августе. Мы вышли из аэропорта и сели в такси. Только тут Саша спросил, куда мы поедем.
- Сначала поедем к Абдулле, я очень соскучилась по сыну и внукам, - сказала я.
Саша назвал адрес Абдуллы, куда мы и поехали. Нас встретила Анна, очень обрадовавшись нашему приезду. Она тут же взяла из моих рук ребёнка.
- Ангелочек. Какой же он хорошенький. Проходите в дом, мамочка. Хотя дети во дворе, в доме душно. Андрюша в манеже сидит, Гульбахор сидит на топчане. Боюсь, она свалится, непоседа такая, - говорила Анна, быстро проходя к топчану, стоящему под ветвистым деревом.
- А Абдулла на работе? - спросила я, следуя за ней.
- Вы же не знаете, мамочка... он теперь начальник строительного управления и у него свой водитель. Повысили его, - радостно сообщила Анна.
Я подошла к детям и подняла на руки Андрюшу.
- Ты мой сладкий, вырос-то как, - целуя пухлые щёчки и ручки внука, сказала я.
Потом, посадив его на топчан, я взяла на руки Гульбахор. Нежное, беленькое личико ребёнка, с большими серыми глазами, со светлыми кудряшками, она была, словно ангелочек. Анна стояла с моим сыном на руках и с умилением смотрела на своих детей.
- Анна, положи ребёнка на курпачу, я не приучаю его к рукам, - сказала я, посадив внучку.
- Вы за детьми присмотрите, а я обед готовила. Абдулла обещал на обед заехать. Александр Фёдорович, поставьте сумки вот сюда, садитесь. Скоро обедать будем, - сказала Анна и быстро ушла на кухню.
- Как же хорошо, когда есть свой двор. Может, когда я подам в отставку, мы могли бы тоже переехать сюда и купить маленький домик, а, Лидочка? - спросил Саша, присев у арыка и опуская руки в протекающую воду.
- Да, конечно было бы хорошо. Думаю, Абдулла нам в этом смог бы помочь. Он же строитель, теперь вот начальник, - ответила я.
Олежек мирно спал, Гульбахор, лепеча на своём, на детском, посасывала пальчик и одной ручкой всё время била по топчану погремушкой.
- Она не разбудит нашего сына? Так громко гремит, - сказал Саша.
- Не разбудит. Пусть гремит, она же ребёнок, - ответила я, устало присаживаясь рядом с внучкой.
Тут во двор зашёл Абдулла, следом за ним шёл молодой парень, его водитель, видимо, Абдулла пригласил его пообедать вместе с ним. Увидев меня и Сашу, он широко улыбнулся и подошёл к нам с распахнутыми руками. Мы крепко обнялись с ним. Потом он с удивлением посмотрел на Олежку.
- И кто это тут лежит, такой хорошенький? Надо же... стать братом через столько лет, - нагнувшись над ребёнком и целуя его, произнёс Абдулла.
Парень, что пришёл с ним, поздоровался с нами и стоял в недоумении, а когда Абдулла произнёс последнюю фразу, у парня от удивления вытянулось лицо. Он переводил взгляд с моего сына на меня и обратно. Мне стало неловко, я, улыбнувшись, пошла на кухню, чтобы помочь Анне.
- Александр Фёдорович, здравствуйте. Поздравляю Вас с сыном. Как Вы? Катя, Паша, Гульнара? У них всё хорошо? Как долетели? - слышала я голос сына за своей спиной.
Что ответил Саша, я уже не слышала, я зашла на кухню, где Анна делала салат ачукчук, тонко нарезая лук.
- Я мошкичири приготовила, Абдулла любит это блюдо, знала бы, что Вы сегодня приедете, я бы плов приготовила, - сказала Анна.
О Даше я спрашивать боялась, но Анна сама начала этот тяжёлый разговор.
- Вы наверное уже знаете, что тут произошло... бедная Замира. Тётя Даша сама не своя, осталась совсем одна, с малышкой на руках. Об этом случае, весь город говорит. Говорят, этих бандитов поймали, люди просят отдать их им, на общий суд. Страшно очень. Абдулла из дома уходит, я до вечера жду его со страхом, - опустив голову, говорила Анна.
- Не дай Аллах, Анна. Да, когда пришла телеграмма, как мы думали, от Замиры, мы были в шоке, а оказалось, когда мы читали телеграмму, Замиру уже и похоронили. Бедная девочка, бедный Салим, - сев на табурет, сказала я.
Анна положила в два лягана мошкичири, полила сверху маслом, с пережаренным луком и понесла к столу. Вернее, на хантахту, поставив на постеленный сверху дастархан. Я следом вынесла косушки с салатом и ложки. Абдулла принёс горячие лепёшки, который сам и разломал. Саша ел с большим аппетитом, ему вообще нравилась наша национальная кухня. После обеда, я попросила сына подвезти меня до Дашиного дома. Сашу попросила посидеть с сыном.