Мои, это не значит, что я их нарисовал, рисовать хорошо я умел раньше, а потом потихоньку перестал, но мне нравились картины, нарисованные настоящими художниками. Причём всех художников, независимо от стиля изобразительного искусства, и техники исполнения, но опять же, не все их картины, а только некоторые. Было время, когда я собирал цветные иллюстрации картин напечатанных в различных журналах, но меня не устраивало качество полиграфической печать. Плохое качество передачи цветов, сводило на нет достоинство изображений картин, особенно художников импрессионистов.
Прошло время, и качество цветной печати стало улучшаться. В моей улучшенной коллекции, собралось до десятка, листков полиграфических репродукций картин, которые мне нравились особенно. Собранные мной листочки, были разных размеров, что было очень неудобно при рассмотрении изображений, и даже их хранения. Если я кому-нибудь хотел их показать, приходилось перебирать всё подряд, а не заострять внимание зрителя, только на одной картинке. Внимание, нехотя обращалось на всё, и от этого терялось его особое значение, для меня самого, и особенно для человека, который являлся зрителем.
В то время, я уже отслужил срочную службу и продолжил работу на родном заводе, но не в том цехе, в котором работал до армии. Цех был новый, особенно мне нравилось помещение, в котором, находилось механическое отделение. Говорят, что в этом помещении планировали разместить, какую-то лабораторию, но потом всё изменили, вот и получилось, что станки стояли двумя рядами, возле стен, пред огромным остеклённым окном. Работающие за станками, были повёрнуты к ним лицом, и ничего, кроме стен и своего оборудования не видели.
Такое размещение в механическом отделении, благотворно влияло на внимание специалистов, как раз это было им необходимо больше всего. Работа была точной и чистой, как строгие стены помещения, которые в рост человека, были облицованы белоснежной кафельной плиткой, больших размеров. Механическое отделение, тщательно убиралось и не теряло своего «лабораторного» порядка, долгие годы. За время своей работы токарем, лучшего рабочего места, у меня не было, ни раньше, ни потом. Именно в этом помещении я становился настоящим специалистом высшего класса, но об этом я тогда не думал, наверное, даже не понимал.
Понимал я только одно, чтобы стать хорошим специалистом, надо выложиться на работе полностью, как говорят, - на сто процентов. Я выложился, это было очень трудно, многое сначала не получалось, но моё честолюбие взяло верх. Потом этот принцип, - я не должен быть хуже, чем другие, я должен стараться быть лучшим среди всех, следовал за мной всю мою жизнь. Почему-то честолюбие, считается плохим свойством человеческой личности, но я сумел обратить его на пользу, как себе, так и всем остальным. Я до сих пор не могу понять кому плохо от того, что человек, в любом деле старается достичь вершин своего мастерства? Потом я работал инженером-конструктором, и снова токарем, но никогда не изменял своему принципу.
Главное, никогда не задирать свой нос, и не относится с презрением к людям, которые не достигли таких же вершин, как и ты. Мне приходилось встречать людей, которые были, честолюбивы, без особых на то причин, некоторые гордились своим образованием, но при этом не умели распорядиться своими знаниями с наибольшей отдачей. Другие, поднаторев в своей рабочей профессии, считали себя, более способными специалистами, чем инженеры, на самом деле, это инженеры не соответствовали своему названию. Я же не задирал нос, когда был хорошим, хоть токарем, хоть инженером.
Чтобы мои картинки, не лежали зря без дела, я решил сделать маленькую галерею картинок, прямо на работе, на стене перед моим токарным станком. Уровень, чуть повыше человеческого роста, позволял смотреть на картинки прямо из-за станка, который в этом случаи совсем их не загораживал. Крепить листки, на беленую известью стену не совсем удобно, необходимо было сделать рамки, для каждой картинки свою, соответственно её габаритов. Первую картинку, я поместил под оргстекло, но без обрамления, она совсем не смотрелась. Когда я проходил мимо отвала отработанных металлов, заметил, небольшие бракованные алюминиевые коробки, не получившихся ящиков, для выпускаемой заводом аппаратуры.
Своими габаритами они полностью удовлетворяли меня, лишь иногда приходилось их немного уменьшать, немного отрезав, а боковые стенки сделать не широкими и сильно наклонёнными от дна бывшей коробки. Получилась настоящая рамка, но её обрамление, было избито молотком и исцарапано, другими инструментами. Я попробовал отполировать обрамление рамки, получалось долго и не красиво. Тогда я сделал наоборот, ободрал обрамление рамки на наждаке, специально не ровно, а хаотично. Рамка сразу приобрела затейный вид, который совсем не бросался в глаза, а лишь подчёркивал стремление любой картинки, от хаоса её рамки к совершенству изображения.
Я видел множество рамок, даже знал человека изготовляющего багетные рамки, для картин, нарисованных родным братом моей матери. Этот человек, тоже приходился мне дядей, он был мужем родной сестры моей матери. В его рамках и сейчас весят картины у всех наших родственников. Сначала, дядя Саша, делал аккуратную, но незатейливую раму картины, потом наносил на неё, гипсовый рельефный рисунок в виде веток и листьев, и лишь потом покрывал всё бронзовой краской, иногда с затемнением некоторых участков. Такая рама смотрелась хорошо, даже без картины, а с картиной моего другого дяди Володи, - художника по призванию, выглядела картиной из галереи.
Моим рамкам, было далеко до совершенства, но они были оригинальны, поэтому бесподобны. Однажды я уже видел бесподобную рамку, в настоящей картинной галереи, куда меня иногда водил мой дедушка. Моему дедушке, больше понравилась картина, на которой был изображен портрет молодого человека, под названием, - «Студент». Картина была действительно хороша, только я не видел таких, румяных, расхлябанных студентов, в реальности. Те, которых я видел, были худые, измученные, очень скромные молодые люди.
Меня больше поразила рама, обрамляющая картину, в отличие от других рам, - полированных или багетных, каждая рейка была обмотана обыкновенным шпагатом. Для того чтобы он не распушился, шпагат, перед наматыванием, был пропитан каким-то лаком, возможно остатками льняного масла. Мне показалось, что у художника не было средств, заказать, хорошую и дорогую раму, таким образом, он нашёл выход из положения. Я имею все основания сделать такое предположение, потому, что сам сделал примерно также, из подручных средств, а именно из отходов металла.
Теперь о картинах (картинках) моей импровизированной галерее на моём рабочем месте. Самой центральной и самой большой картинкой была репродукция Леонардо да Винчи, - «Моно Лиза», она же, была самой плохой по качеству полиграфии. В левом верхнем углу моей экспозиции, я завесил, картинку, - «Каяки», Рокуэлла Кента. Картины этого художника были похожи работы Константина Рериха, с той лишь разницей, что у Кента, было всё проще и реальней. У Рериха, наоборот всё было неестественно величаво, вплоть до каких-то фантастических завихрений.
Все остальные репродукции были маленьких габаритов, названия которых я сейчас и не вспомню. На картинке с хорошей полиграфией, был изображён тореадор, отлетающий в виде непонятных линий, от рогов раненого им быка, нарисованного в виде эскиза Пабло Пикассо. Тоже хорошего качества была картинка Мартироса Сарьяна, на которой была изображена повозка запряжённых волов, передвигающаяся по выжженной солнцем горной долине. Еще картинка, какого-то фрагмента настенной фрески мексиканца Сикейроса, "Пейзаж в Овере после дождя" Ван Гога, был настолько хорош по качеству передачи цветов, что лучшего я и не видел, даже потом.
Все мои репродукции картин, в виде листков их разных журналов, от «Огонька» до «Кругозора» были завешаны мной в алюминиевых ободранных на наждаке рамках, с помощью рыболовной прозрачной лески. Вбить в кирпичную стену, на одном уровне, крепкие калёные толкатели пресс-форм, не составило для меня труда. Моя мини-галерея, выглядела как настоящая, и привлекала внимание моих товарищей, в принципе это и послужило причиной её разграбления, после моего увольнения.
Когда, я опять вернулся на родной завод, моё место токаря было занято, и мне пришлось согласиться работать мастером на том же участке. По долгу своей службы, я бывал в различных помещениях цеха и завода, то там, то здесь, встречал картинки, из моей галереи. Желания собрать все картинки снова, у меня не появлялось, во-первых, рабочее место было уже не моим, а во-вторых, мне уже не надо было нести культуру в массы, массы сами разбирали её потихоньку. Всё это, могло меня только радовать.