Этот репортаж был мной написан в 2005 году. В тот год я проехала еще до Майдана (первый Майдан 2004 год) весь Донбасс с другим журналистским заданием, и нигде не встречала ровно никакой напряженности, навязывания украинскости или каких-то других политических противостояний. Всюду люди говорили об одном и том же, бытовые условия жизни, ЖЭКи, цены, есть ли в магазинах продукты или нет. В целом по стране с едой там было лучше, с горячей водой хуже, но в принципе все это были мелочи. Донецк был вообще процветающим городом, с хорошо одетыми довольными людьми.
Противостояние началось с выбора президента - бывший губернатор Донеччины Янукович или прозападный Ющенко. Хотя абсолютно ничего хорошего Янукович Донбассу не принес, а только по воровской привычке грабил. Но народ привык верить телевизору, а телевизор уговаривал, что у них все хорошо. И вот, отстояв почти месяц на Майдане, я решила поехать снова на Донеччину. Результатом этой поездки стал этот репортаж, о котором мне сегодня подумалось, что он да, является свидетельсвом эпохи, если даже был написан с точки зрения одного человека.
ДОНЕЦК, ДОНБАСС, МЫ ЛЮБИМ ВАС!
(Заметки с поля небоевых действий)
За две недели до выборов президента Украины 26 декабря, я пошла в штаб Ющенко и попросилась в наблюдатели за выборами на Донбассе.
- У нас есть полный комплект по Одессе, сказали мне, а вот в Донецк ехать желающих мало. Люди боятся. А вы хотите в Донецк? Замечательно.
- Хочу, - сказала я.
В машине меня ждал сын. – Ну, что записалась в наблюдатели? - Нет, я еду членом избирательной комиссии, – ответила я. Сын уставился на меня. – Мам, ты что? Тебе трехлетней борьбы с ментовской мафией мало? Хочешь еще, чтобы тебе подбили глаз в Донецке? Ищешь романтики, езжай на Майдан.
Но на Майдане я уже была, и мне действительно хотелось какой-то острой ситуации, баррикадных боев, о которых я бы написала классный репортаж.
Три автобуса с одесситами тяжело скользили почти юзом по обледенелой дороге в течение пятнадцати часов. В Донецке нас не высадили, после долгих переговоров с Одессой по мобильнику наши руководители объявили, что часть из нас будет высажена в Снежном, где находится территориальный избирательный округ №52, а остальные поедут в город Торез, и будут распределены по районным избирательным участкам. Я заволновалась, - Я журналистка, мне надо написать что-то острое, мне надо встретить в Донецке поезд Дружбы, высадите меня здесь, - просилась я. Но руководители мне объяснили: - Именно в Донецке как раз потише будет, там много милиции, в маленьких городках ситуация острее, население живет хуже, а потому озлобленнее, там Вы найдете то, что ищете - успокоили меня.
Так я попала в Торез.
Торез, Снежное и Шахтерск представляют собой конгломерат из трех маленьких городов, стоящих на антраците, самом высококачественном и дорогом угле Донбасса. В остальных местах добывают коксующийся и каменный уголь, по качеству намного уступающие антрациту. Тем не менее, бедность в этом районе бросалась в глаза. О жизни в Торезе, угле и шахтерах я расскажу немного позже.
Нас хотели поселить в шахтерском профилактории, но руководство профилактория отказалось принять членов избирательных комиссий от Ющенко, и пришлось поселять нас по квартирам сторонников Ющенко в Торезе. Таких оказалось очень немного, в основном прихожане протестантской церкви «Новое поколение», почти все они члены Христианско-либеральной партии Украины. В основном, церковь посещает молодежь, для которой она является единственным способом проведения досуга. Поскольку никаких других развлекательных учреждений для молодежи нет. В церкви ставят музыкальные спектакли на религиозные и другие темы, проводят молодежные дискотеки, коллективные молитвы. Спектакли и дискотеки являются наиболее раздражающим моментом для остальных жителей Тореза. Что это за церковь, с дискотеками, - говорят они, там зомбируют молодежь, посмотрите им в глаза, они же оловянные – зазомбированные, а потому и выступают за Ющенко. Однако я думаю, что именно ту оранжевую молодежь, во вполне живые и умные глаза, которых я смотрела, ждет лучшее будущее, хотя бы потому, что молодые прихожане церкви «Новое поколение» совершенно не пьют. В то время как на избирательный участок 26 декабря приходили молодые сторонники Януковича, от количества выпитого долго не могшие сообразить, как заполняется бюллетень.
В первый день работы нашей избирательной комиссии, я обнаружила на участке в Горном техникуме только членов комиссии от Ющенко, членов комиссии от Януковича не было вовсе. В этот день предстояло выписать от руки две с половиной тысячи пригласительных, работа кропотливая и малозанятная. Поэтому мы стали возмущаться. «А где же януковичевские, им что, эти выборы не нужны?» Пришел лейтенант милиции составить Акт ревизии участка и по секрету сказал нам: «По Торезу прошел слух, что именно на этом участке в Горном техникуме собрались от Ющенко самые отъявленные головорезы, бандеровцы с западной Украины, а наши януковические - все женщины, преподавательницы техникума, они вас боятся, выжидают». Это было смешно, двое одесситов, в том числе я, остальные местные из «Нового поколения». Но к середине дня подъехал возмутитель спокойствия, принятый за самого отъявленного головореза, студент Львовского политеха, Володя Куцында. «Почему от меня все шарахаются?» - обижался он. Это было понятно - затянутый в черную кожу, с прической квадратом, модно подбритой бородкой, в очках, блестевших металлически синим цветом, Володя напоминал Терминатора и резко отличался от провинциально смотревшихся на его фоне, торезцев. Поначалу показавшийся мне самым холодно настроенным к Революции человеком, Володя, в конечном счете, оказался самым принципиальным из нас и один только «спас» около 50 бюллетеней, по которым пытались проголосовать незаконно. Но факт остается фактом, перед нашим приездом кто-то пустил «дезу» о страшных бандитах с Западной Украины, которые едут избивать мирных шахтеров.
Милиционер составил Акт обследования участка, все было нормально, огнетушители, сейфы, печать в сейфе, запасной выход на случай пожара. Акт должен был подписать председатель комиссии, но он уехал в Снежное, территориальный округ. Милиционер его ждал. Постепенно разговорились. «Вы за кого?» «Конечно за Януковича», - отвечал милиционер. Время шло, выпили вместе горячего чаю, а председатель все не возвращался. И вдруг его прорвало: «Блин, в пэпээсники, самый младший чин в милиции судимых не берут, а тут мной, лейтенантом милиции будет командовать какой-то зэк!» - со злостью сказал он.
В тот первый день произошло два события хоть немного оправдавших мои ожидания сенсации. Когда я попыталась заснять на пленку, вывешенную на заборе листовку «Все оранжевые – сатанисты», подошел какой-то дед и молча ударил меня палкой по руке. Фотоаппарат выпал из руки на асфальт и приказал долго жить. И я познакомилась с 14-летней Аней Пацюк, школьницей, дочкой протестантского пастора, которую трое взрослых мужиков избили по дороге в школу за то, что она шла в оранжевой курточке. Родители отвели ее в милицию, зафиксировали побои, но милиция «так и не нашла» хулиганов. Это в маленьком-то Торезе! После чего оранжевую куртку родители с нее сняли, у девочки была другая, бело-синяя зимняя куртка, но она категорически отказалась ее надевать. «Чтобы не подумали, что я испугалась, - сказала она. Так и ходила в школу в легкой белой куртке, благо, что зима не лютая. Эту информацию я передала на сайт «Свобода» и она вышла за моей подписью. После чего ко мне принялись звонить на мобильник все мои знакомые одесситы и киевляне. « Мы прочитали твою информацию, скажи, как чувствует себя Аня, не нужны ли ей фрукты, лекарства…» Я отвечала, что Аня уже в порядке, и ей ничего не нужно. Но мобильник меня порядком утомил. В двенадцать ночи раздался последний звонок. Я, злая, сняла трубку, подумав, сейчас я так объясню знакомым, что даже ко мне, большому либералу, звонить в 12 ночи все-таки неприлично, что мало не покажется. В трубке зазвучал родной голос: «Мамуля, я прочитал на сайте твою информацию. Скажи, как чувствует себя Аня, не нужны ли ей фрукты, лекарства…»
На второй день работы участка, и мы, ющенковские, и преподавательницы техникума, януковические, уже работали слаженной, дружной командой, и никаких трений между нами не возникало. Ну, разве что иногда проскочит какой-то злой выпад в адрес «чужого» кандидата, но именно кандидата, а не в адрес кого-то из нас. На инструктаже до поездки, нас в штабе предупреждали, вы едете в напряженный район, не советуем вам принимать пищу от местных, это может быть попытка вывести вас из строя в самый решающий момент. Однако я не могла себе представить, чтобы эти милые, простые женщины, подсунули бы мне некачественную пищу, и уже на второй день знакомства спокойно поедала домашний борщик и котлеты, и сама угощала привезенным из дома. Напуганные «бандеровцами из Западной Украины» местные жители, и мы, поначалу настороженно относящиеся к любым движениям местных, понемногу убедились, что в принципе у нас куда больше общего, чем различий. Понять их истеричное желание иметь президентом Януковича было легко. Слишком долго Донбасс жил в неимоверно тяжелых условиях. Поговорив с людьми, шахтерами в прошлом, или просто спускавшимися ненадолго в забой, я не могла себе представить, как можно годами не выплачивать зарплату людям, или просто не выплачивать, за такой неимоверно тяжелый труд. Тяжелый и физически и морально. Мне, гуманитарию, показалось вообще невозможным так работать. Если шахтер спускается в штрек и руководит там работой комбайна, это еще нормально. Но когда человек заползает в лаву, высотой в 60 сантиметров, и ползет там на животе, освещая себе путь коногонкой (лампа на каске) и рубит уголь отбойным молотком весом от 5 до 12 килограммов (я не смогла такой молоток приподнять), а потом возвращается также ползком, вперед ногами, отталкиваясь руками и коленями и находится там в лаве 6 или 8 часов, задыхаясь, потому что не всегда возможно обеспечить достаточную пневматическую продувку лавы, то мне это кажется чем-то сверхъестественным для человеческих сил. На мой неоднократный вопрос, почему нельзя запускать в лаву робота, я получала неоднократный ответ: «Робот? Что вы, он же такой дорогой! А если обвал?!!»
Вся жизнь на Донбассе подчинена одному и тому же. Все вертится вокруг одного – угля. Или как его называют донбасцы – уголька. Каждая семья, так или иначе, хоть через дальних родственников связана с шахтами и угольком. Норма выработки 1000 тонн на смену, в смене 9-10 человек. У шахтеров бытует поговорка: «Опуститься в шахту может любой, кто смелый, а подняться – только счастливый». В среднем гибнет один человек в год. Это норма. Если уж человек сорок за раз, это ЧП. Глубина главного ствола шахты достигает 1,5 километра, длина лавы до 500 метров. Температура воздуха в главном стволе постоянная, 5-7 градусов, но в лаве она поднимается до 40 градусов в почти замкнутом узком пространстве. Шахтер истекает потом. А кроме вырубки угля ему еще приходится ставить крепеж через каждые 0,8 максимум 1,2 метра. Это чтобы пройденная, вырубленная лава не обвалилась. Зарплата шахтера от 800 до 1000 гривен в месяц. Это если ее дают. Для справки – зарплата французского угольщика – 200 евро в час.
Самое страшное в шахте - горные удары, это когда в результате выемки угля, происходят подвижки породы. Ничего хорошего не сулит капеж – протекание кровли лавы или штрека. Кровля пород становится рыхлой, грозит обвалом. По сути, шахтер всегда находится между молотом и наковальней – инженер по технике безопасности требует: «Ставь крепления чаще, не лезь в слишком узкую лаву». А начальник шахты требует план.
После нескольких лет работы в шахте человека настигает силикоз, угольная болезнь легких, или того хуже – антракоз. Это пропитка легких не только угольной пылью, но и пылью породы. У умершего от антракоза человека на вскрытии легкие можно молотком разбивать на куски, настолько они отвердевают, цементируются. Одна из преподавательниц, Галина Александровна рассказала, что ее муж 5 лет работал в шахте, потом подался плавать, чтобы очистить легкие, но еще два года на море он кашлял и выхаркивал из легких черную слизь. У меня самой в Торезе каждый день к вечеру накапливалась под ногтями черная угольная пыль, на носовом платке оставались черные следы, а ведь люди живут так годами.
Бывает, что шахтеру по какой-либо причине приходится проводить в шахте по две смены. После двух смен теряется чувство реальности, путаются мысли. И как бы ни любил шахтер свою работу, все равно, человеческое естество тянется на-гора, к солнцу и свету. Темнота и ощущение себя в замкнутом пространстве приводят к постоянному стрессу. Снятие стресса – обычное, самогонкой. Когда-то, до советской власти, когда Торез назывался Чистяковым, и принадлежал владельцу шахт Чистякову, существовал обычай одаривать смену поднявшихся на-гора шахтеров гусем для пикника, этот обычай так и назывался «гусак». Сейчас гуся заменили сто гривен, на которые обычно покупается выпивка. Шахтеров тянет в лес, на пикник, в лесу естественная природа, чистый воздух, мало кто после смены не спешит прогуляться по лесу, здесь есть небольшой лесок, насаженный еще Чистяковым. Но каждый пикник – это выпивка, другого способа развеяться, снять стресс нет, ведь в Торезе ни театра, ни кинотеатра, ни клубов. К мужьям на пикнике часто присоединяются жены. Пьют вместе, от безысходности, бесперспективности.
Из государственных шахт сейчас остались две «Прогресс» глубиной 1230 м. и «Лутугино» - 800 м. Многие шахты объявлены частными, другие просто официально закрыты, но уголь в них добывается неофициально, «налево». Так неофициально работают «Червона з1рка» и шахта «3-бис». Куда уходит из них уголь – неизвестно. Вокруг Тореза в лесу много так называемых «дырок», нелегальных выработок, в которых уголь добывается местными жителями без соблюдения техники безопасности, без соблюдения правил экологии. За углем приезжают какие-то машины, куда-то увозят. Здесь шахтерам платят щедрее, чем на государственных шахтах, зарплата каждую неделю, но и аварийность, а вследствие того и смертность, здесь выше, чем на официальных шахтах.
Что ж удивляться, если донечане, молятся сейчас на Януковича, который, якобы совершил «экономическое чудо» на Донбассе. Вот, мол, Ющенко был премьер- министром и ограбил Донбасс, не платил зарплату шахтерам, а пришел Янукович и выплатил за два года. Все попытки нас, ющенковцев, предположить, что Ющенко платил Донбассу, но деньги оседали в карманах Януковича, тогдашнего губернатора Донецкой области, наталкивались на злое раздражение. «Мой муж получил деньги за два года, и я себе даже смогла костюм купить», - сказала одна из преподавательниц. «Раньше вода подавалась в дома только по вторникам и пятницам, - сказала другая, - а теперь каждый день». Да, действительно, каждый день, но по два часа утром и по часу вечером. Это холодная. А горячая теоретически есть, но практически, ни в одном из домов Тореза, а я была во многих, я горячей воды не видела. Ванна заливается ведрами из батарей центрального отопления. Потом остужается до приемлемой для купания температуры. Вот такое экономическое чудо, которое, по словам Януковича, он планировал также совершить для всей Украины.
Приближался день выборов, к которому наша избирательная комиссия подошла уже единым сплоченным коллективом. Но это были мы, члены комиссии, сработавшиеся и подружившиеся за неделю. А что будет, когда на участок хлынут обозленные незнакомые люди, думала я. То, что люди будут обозленными, было ясно уже из визитов на участок многих избирателей, нервно реагировавших на ошибки в пригласительных, которые, вобщем-то не имели никакого значения, а главное, на постановление о голосовании на дому. Статья 6 нового Закона о выборах позволяла только инвалидам 1 группы голосовать дома, все остальные должны были придти на участки. Вот это-то и вызвало самое большое озлобление. Приходили люди, кричали, и многие даже плакали. Мол, моя мать поломала ногу, она не инвалид, но придти не может, почему ее лишают права голоса?!
Приходилось успокаивать их разными способами. Первый мой способ был такой: «Ну что вы так нервничаете, на Западной Украине ведь точно такие же правила, сколько людей не придут у вас, столько же не придут и на Западе». Этот способ помогал плохо. Мне отвечали, что на Донбассе жуткая экология, и больных больше, чем на Западе с его чистым воздухом, и это была правда. Ссылки на Чернобыль не помогали. Но почему-то, до сих пор не понимаю, почему, люди мгновенно успокаивались, стоило сказать, что Ющенко это тоже плохой вариант, но все-таки лучше, чем Янукович, и что, если бы я хоть на минуту верила, что Янукович принесет Донбассу благополучие, то я бы сама за него голосовала, но я точно знаю, что он обманет Донбасс и всем будет только хуже. То ли признание Ющенко не идеальным, то ли признание Януковича подарком, но не совсем праздничным, но почему-то этот лукавый способ действовал безотказно. Наверное потому, что люди в глубине души сознавали, что их выбор не настолько уж хорош, но их оскорбляло, что противоположный вариант все считают лучшим. В ночь перед выборами, я не сомкнула глаз, и спать не хотелось, было какое-то нервное напряжение и ожидание последнего броска, который решит судьбу всех нас, украинцев.
В восемь часов утра два милиционера открыли двери техникума, и на участок хлынула волна людей, которые ожидали открытия участка заранее, как будто эта ранняя явка могла что-нибудь решить. Шум, гам, очереди к каждому столу. Мы сидели так, за каждым столом один признавайся член избирательной комиссии от Ющенко и один от Януковича. Дружба дружбой, но каждый следил за соседом. За дверьми техникума съехались одновременно несколько маршруток, которые выделила райадминистрация, чтобы привезти на участок старых и больных людей, не могущих самостоятельно добраться. И тут я почуяла, что вот он долгожданный момент романтики революционной борьбы. Вот сейчас я точно вступлю в бой. Здоровенная тетка, ввалившись на участок, крикнула: «Кто тут от Ющенко,!» «Я от Ющенко, я! – выскочила я из-за стола. Тетка ухватила меня за ворот шубы: «А ну, выйди, скотина, посмотри, каких старых людей на саночках везут, на костылях! Это все твой Ющенко, бандит, натворил!»
Но тут моя старенькая шуба треснула подмышкой и поползла. И я неожиданно для себя встала во весь рост, оказавшись тетке головой до плеча, и заорала железным голосом, в стиле януковической лексики: «Шубу, шубу пусти, отвали, сказала!» Тетка обомлела и… отвалила. Боя на баррикаде не получилось. И обещанного моим сыном фонаря под глазом тоже.
К шести часам вечера очереди перед столами рассосались, и комендант техникума, Людмила Михайловна, по-матерински склонившись к столу, прошептала мне и, сидящей рядом Галине Александровне: «Пойдите тихонько, в столовую, там вас обедом покормят». Есть хотелось, но Галина Александровна уступала мне очередь.
-Сначала пойдите Вы.
- Нет, нет, только вместе с Вами, одновременно.
- Вы, что мне не доверяете?
- Уж нет, голубушка, не обессудьте.
- Мы не можем одновременно оголить стол.
- Ничего, за нас поработают Паламарчуки.
- Да они же оба от Ющенко, ох, хитрая какая!
В конце концов, нас подменила Светлана Николаевна, учительница истории и политологии. Она тоже от Януковича, но перед тем, мы с ней обсуждали последствия всех революций, и я сказала, что, сколько бы голосов ни набрал каждый кандидат, победит все равно Ющенко, потому что таков ход истории. Светлана Николаевна, загадочно улыбаясь, мне не возразила, и я подумала, что, наверное, она тоже скрытый ющенковец.
В конечном счете, злоупотребления все равно были. Подходили ко мне люди с российскими паспортами, и с просроченными, а один даже попытался голосовать по справке из налоговой. Я, конечно, не выдала им бюллетени, но ведь януковические все равно выдавали. И за всеми было не уследить. Я сама видела, как одна из януковических членов комиссии вкинула потихоньку бюллетень. Но таких массовых нарушений закона, как в предыдущем туре, конечно, быть не могло. Им был поставлен заслон.
Конфликты между членами комиссии начались при подсчете голосов. Януковические сражались за каждый бюллетень не на жизнь, а на смерть. Если бюллетень был в порядке, спора не возникало, но были сомнительные бюллетени, например, если крестик был поставлен не в квадратике, а где-то вверху, или сразу два крестика. По правилам такой бюллетень считался недействительным, но вопрос ставился на голосование, а так как януковических было на одного человека больше, то мы всегда проигрывали. Но где уж ющенковцы сами стали не на жизнь, а на смерть, то в вопросе о признании недействительным бюллетеня, на котором был нацарапан матюк по адресу Ющенко. Член комиссии Лариса Качор настаивала на том, что в данном бюллетене четко выражено волеизъявление избирателя, как того требует закон. Избиратель своим матюком однозначно дал понять, что он за Януковича. Но тут секретарь комиссии Любовь Александровна, стала на нашу сторону, признав матюк неприличным.
Лариса в слезах отбежала в сторону.
- Я русская, - крикнула она. И я хочу, чтобы мы были вместе с Россией. Россия великая страна!
- Да кто вас туда не пускает, - возразила одна из ющенковских, - тяготеете к России, ну и езжайте туда!
- Лариса! - встряла я. - Вы же украинка по гражданству, имейте гражданское достоинство, любите страну, в которой вы родились. В Украине проживает сто две национальности, если каждый начнет вспоминать свои корни и тянуть в разные стороны, от Украины ничего не останется. Мы сами можем быть великой страной, а не «Чего изволите?» при старшем брате.
Результаты голосования на нашем участке были таковы: за Януковича 1443 голоса, за Ющенко – 39. Но мы, ющенковские, накрыли стол и в ожидании возвращения председателя из территориального округа, праздновали победу. Конечно, мы и не ожидали другого итога в Донецкой области, но понимали, что если поставлен заслон открепительным талонам и каруселям, то все окончится, как надо. Поэтому смеялись, шутили и пели. Чтобы не быть бестактными, веселясь в присутствии секретаря комиссии от Януковича, Любовь Александровны, мы пригласили ее за наш стол, она отказалась, но обиды на наше веселье не выказала.
Ночь подсчета голосов была второй ночью без сна, и спать абсолютно не хотелось. Утром я попросилась у нашего руководителя, чтобы он меня отправил не в Одессу, а в Киев, потому что я хотела быть на Майдане в момент торжества Ющенко, и еще мне надо было попасть на «Укртелефильм» и на «Пятый канал». Но в Торезе никого из киевлян не было, а добираться самостоятельно двумя поездами с пересадкой мне не хотелось. Тут оказалось, что утром ушел на Донецк автобус со студентами из Западной Украины, но трое из них отстали от автобуса, и будут теперь самостоятельно добираться до Донецка, где ждет их тот автобус. Потом автобус пойдет на Киев, а из Киева, студенты поездом поедут на Львов. Я обрадовалась, что у меня есть попутчики на Донецк, а там я с ними поеду до Киева. Ребята тоже обрадовались, потому что у них не было денег на такси до Донецка. Нам вызвали междугороднее такси, и мы отправились в путь. До Донецка полтора часа пути.
Было уже полшестого вечера. Темно. Дорога была покрыта снегом, опустился туман, и асфальт превратился в сплошной ледяной каток. Туман густел, на расстоянии двух метров уже ничего не было видно. Впереди, рядом с таксистом, сидел в элегантном черном пальто с оранжевым шарфом на шее Тарас, сзади тоже с оранжевым шарфом Назар, полненький Андрей, явно осторожный товарищ, потому что без оранжевого шарфа, и я. Тарас нервничал, что автобус уйдет без нас и просил побыстрее. Полненький Андрей, охал: «Та не женіть так, без ентузіазму, такий туман. Я ще жити хочу, я ж такий ще молодий».
Задумавшись, я не заметила, о чем по мобильнику говорил Тарас. Оказалось, что руководитель его львовской группы предложил выслать нам навстречу бесплатный автомобиль, который должен был забрать нас на определенном километре шоссе. Мы вылезли из такси и сорок минут простояли на обочине. Ноги разъезжались на мокром льду, даже без ходьбы, вокруг на расстоянии протянутой руки ничего не было видно. Андрей охал. Время от времени позади нарастало, приближаясь, грозное рычание, это ехали, груженные углем, камазы. Когда в тумане уже показывались мутно желтые огни фар, мы сползали дальше на обочину, чтобы они не раздавили нас в темноте. Пропустив камаз, возвращались обратно, боясь потерять шоссе, и боясь, что посланный за нами автомобиль проедет мимо. Так оно и вышло. Сначала он проехал мимо нас в сторону Тореза, не заметив в тумане, потом снова не заметил, развернувшись и проехав в обратном направлении. Это мы выяснили по мобильнику. Туман уже залез под одежду и обвивал нас. Мы решили идти вперед, будь, что будет. Пошли гуськом, как на картине Брейгеля «Слепые».
Первым шел Тарас, за ним, ухватив его за куртку, я, за мою шубу цеплялся впавший в полное отчаяние Андрей, а замыкал цепочку Назар.
После сорока минут ходу увидели вдали стоявшие на месте огни. Значит населенный пункт. Это оказался Шахтерск. Дошли до первого здания. Гранитный завод. На уровне второго этажа сторожевая будка, к ней вела снаружи обледеневшая металлическая лестница. «Треба попросити викликати ще одне таксі, хто з нас вільно володіє російською мовою?» - спросил Тарас. Ну, конечно, этим человеком оказалась я, и на четвереньках полезла по обледеневшей лестнице в будку. Там сидели трое мужчин. «Добрый вечер, я журналистка из Одессы, мы тут с товарищами застряли, не могли бы вы нам вызвать такси, - спросила я. Мужики переглянулись. «Одесса наша, януковическая, - одобрительно сказал один из них. – А ваши товарищи тоже из Одессы? – Да, да! – закивала я головой, тоже из Одессы. Януковические».
Мужики принялись названивать какому-то другу, пообещав, что он нас доставит в Донецк лучше всякого такси и за ту же цену. Минут десять они не могли дозвониться, и тут в будку полезли трое моих товарищей. Назар и Тарас просто светили оранжевыми шарфами, да еще вели ожесточенную полемику на тему «Яким це треба бути дурнем, щоб відпустити таксі, і залишитися сам на сам у чистім полі, посеред ворожого Донбассу». Побледневший от испуга Андрей, напрасно умолял их перейти на русский язык. Мужики переглянулись. Но то ли не хотели лишать своего товарища заработка, то ли пожалели нас, промокших и продрогших. И я подумала, какие все-таки хорошие, нормальные люди живут на Донбассе, и эти сторожа из Шахтерска, и те торезцы, к которым, мы, одесситы привязались как к своим, и никакой разницы между нами нет, западными и восточными. Только жаль, что они и не подозревают, как плохо, тяжело и бедно они живут, и как богато, зажиточно должны жить шахтеры.
Через полтора часа мы уже сидели в теплом автобусе и скользили дальше, на Киев. Удивительно, шла третья ночь без сна, а спать не хотелось, было радостно и хорошо. Впервые после выборов я уснула только на четвертые сутки, и чувствовала себя так легко, словно и не было предыдущих бессонных трех.
В Новогоднюю ночь я с моими киевскими друзьями пошла на Майдан. Ющенко поздравил нас с победой и Новым годом, потом был концерт, над Майданом трещал и сверкал фейерверк, и казалось, что море огня низвергается прямо на голову. Майдан пел и ликовал. Сверху изливался огненный, оранжевый поток, а навстречу ему снизу поднимался нежный и гордый гимн Украины, и впервые в жизни, я почувствовала, что гимн моей страны вызывает у меня ком в горле. Почти все взяли с собой бутылки с шампанским, пластмассовые стаканчики и они шли по рукам, люди наливали друг другу, и никто не думал, что этот стаканчик совершает уже третий круг, и из него уже отпили чьи-то губы. Рядом с нами стояли два молоденьких милиционера, мы пытались их угостить, они отказывались: «Мы при исполнении». Но потом все-таки выпили понемногу за Украину и Новый год.
Когда возвращались домой, в метро пожилая женщина спросила у меня: «Котра година?» Я ответила сиплым голосом и извинилась: «Я так кричала и пела на Майдане, что осипла». «Нічого, - ответила та, - я теж скандувала и захрипла. Але це – щастя!»
Она была права. Первый раз я почувствовала себя счастливой не в личном, а общечеловеческом плане, когда в 1991 году увидела, как снимают на улице растяжку с лозунгом: «Под руководством великого русского народа…». Только тогда, почувствовав неожиданное облегчение, я поняла, как меня угнетало осознание себя частью совершенно невеликого народа, который «под руководством…» Я и не думала раньше, что меня это так угнетает, и радость, почувствованная мною, была для меня совершенно неожиданной. И вдруг, сейчас, я снова осознала, что принадлежу к великому народу, а это радость и счастье, и отсюда никуда не надо уезжать, украинцы полноправная европейская нация, со своим мнением, своей волей и достоинством. И главное достижение Майдана, даже не то, какой президент победит, а то, что украинцы поняли, от них что-то зависит. От каждого зависит, даже от нищей бабульки, с оранжевой ленточкой вокруг шеи, скандирующей на митинге, от интеллигента, от бизнесмена, от каждого украинца. И если новая власть не оправдает выданного ей кредита доверия, снова соберется Майдан, и сметет ее.
Перед отъездом из Киева я пошла попрощаться с палаточным городком. На ограждении городка висели куски картона с образцами творчества палаточных жителей. Рисунки, стихи, лозунги. Были смешные, были злые. Разные. В том числе и тот, что послужил здесь заголовком: «Донецк, Донбасс, мы любим Вас!» Но один, по-моему, точнее всего выразил суть, происшедшего в стране:
Доки у нас є гідність,
Не кинем її у болото.
Доки жива Україна,
Не буде на троні сволота.
Одесса, Донецк, Торез, Киев.
10.01.2005 г.
Напечатано в газетах «Юг» (Одесса), «Контраст» (Киев), «Свобода истины» (Киев), «Форум- Майдан» (Киев), «To the point», (США и Австралия)
Взято в музей Помаранчевой революции при Киево-Могилянской академии, как выставочный материал.
После публикации в американской газете «To the point» в газету пришла благодарность автору от украинской диаспоры в США за «…сприяння побудові в США шляхетного, романтичного образу України», (...за создание в США благородного, романтичного образа Украины - авт.).