Похороны только начались. Я не следил за церемонией, я любовался природой вокруг. По законам жанра, если так можно выразиться, похороны обязательно должны происходить в пасмурную погоду, желательно, осенью, а ещё лучше, если идёт дождь, раздаются раскаты грома, а где-то вдалеке видны резкие вспышки молний. Ничего подобного сейчас не происходило: погода была замечательной. Если бы не чёрное облачение собравшихся и гроб, то со стороны можно было подумать, что большая семья просто выехала на пикник.
Апрельское утро должно было быть ещё прохладным, с пробирающим ветром и ярким солнцем - таким оно и было. Как я уже говорил, сама процессия меня занимала мало. Гораздо больше меня интересовала игра света в каплях росы. Если подумать, то можно понять, что роса по сути своей – чудо природы: появляется из неоткуда и исчезает туда же. Поэтому, когда я был молодым и жил в деревне, я любил выйти летом на улицу, в поле, и бегать босиком; так я ощущал единение с природой, словно я – не человек, а часть огромного дышащего организма. (Я говорю "не человек", потому что человек давно перестал быть гармоничной частью природы).
К трибуне, стоящей справа от гроба, подошёл первый человек. Это была пожилая женщина, одетая в черный костюм (как и все собравшиеся). На ее груди блестели ярко-алые бусы, а на пальце было объемное кольцо с рубином.
– Простите, – начала она, – я не очень хорошо себя чувствую, поэтому хотела бы сказать первой.
Я знал эту женщину очень давно. Она работала вместе с умершим долгое время. Они работали в одной фирме, только он отвечал за набор персонала, а она – за деньги.
– Меня зовут Маргарет, мы долгое время были коллегами с, - она запнулась, пытаясь сдержать рвущиеся эмоции. – Хочу сказать, что сотрудником, коллегой и человеком он был просто замечательным: всегда отзывчивый, готовый прийти на помощь...
Меня немного утомили эти клишейные фразы, поэтому я снова отвлекся на природу, скажу даже не так, я отвлекся от говорящей и сосредоточился на природе. На этот раз меня заинтересовали птицы. Я стал их слушать. Никогда раньше я не замечал, как красиво они поют. Звуки доносились отовсюду, поэтому я закрыл глаза и попытался в них раствориться. Но у меня не получилось, потому что женщина говорила уж больно громко.
– Положа руку на сердце, я могу сказать, что свою работу он очень любил, – не моргнув, соврала она.
Работу свою умерший никогда не любил. Я знал это очень хорошо, поэтому именно я, кладя руку на сердце, могу сказать, что до конца жизни он мечтал о собственном деле – о небольшой строительной компании. Но его мечтам не суждено было сбыться: он сам говорил, что его лень и страхи перед неизвестным будущим с каждым днём становились сильнее его. Получается, что он просто жил и своими руками затягивал веревки на шее своей радости. Досадно, однако, получается.
Женщина с рубином закончила свою недолгую речь – коллеги и не должны долго говорить – положила букет из трёх белых роз и вернулась на свое место, вытирая слезы.
Солнце поднималось выше.
Следующим к трибуне подошёл пожилой мужчина, глаза которого были закрыты солнечными очками, хотя к солнцу он стоял спиной. Его я тоже знал. Вообще, если вам кажется, что я знал каждого из присутствующих и все о жизни умершего, то, скажу честно, вам не кажется.
– Ох, – глубоко вздохнул он, вытирая пот с морщинистого лба, – я знал его очень давно.
"Что правда, то правда", – подумал я.
– Мы, сколько я себя помню, были с ним лучшими друзьями, – продолжил он.
"Что неправда, то неправда", – снова подумал я.
Мужчина продолжал говорить, а я стал рассматривать землю у себя под ногами. Я стоял позади всей толпы, меня никто не видел, поэтому и смущаться мне не приходилось. Хотя это как посмотреть.
Я пытался разглядеть каждую травинку, каждый маленький росточек, укутанный ещё не очень теплым солнечным светом, меня, честно признаться, это забавляло. Я касался ногами травы, но чувствовал свою невесомость – забавно ведь, согласитесь.
– В конце хочу сказать, что я его очень любил, – сказал мужчина и, потянувшись за платком в карман, положил большой букет из каких-то (я не увидел, из каких именно – зрение уже не то, что раньше) желтых цветов.
Солнце продолжало подниматься.
После мужчины за трибуной снова стояла женщина. Как вы могли догадаться, я ее тоже знал, но таких, как я, – знающих эту женщину, – было немного: я и ещё одна женщина.
– Как и все здесь, я его любила... Мы были с ним хорошими друзьями ... Он сделал для меня многое...
Обрывки фраз доносились до меня, перебивая своей громкостью мои мысли. Я размышлял над тем, что люди на похоронах, говоря свои речи, обманывают и совершенно не стыдятся этого; а всему виной это дурацкое правило "о покойниках либо хорошо, либо никак". По-моему, это правило нужно к черту искоренить из нашей жизни: не все люди – святые, чтобы совершать только хорошее в жизни, да и смысла в жизни, после которой не остаётся правды, тоже немного.
Женщина окончила говорить, положила пышный букет из темно-красных, как дорогое вино в дорогом ресторане, роз и ушла, вытирая слезы.
Мне было интересно наблюдать, кто пойдет дальше. Но прежде я немного решил отдохнуть, потому что вся это церемониальность меня не на шутку утомила. Совсем недавно, кажется, дней пять или семь назад, я научился одной занимательной штуке – закрывать глаза и будто бы растворяться в воздухе. Я перестал ощущать свои руки, затем ноги, затем туловище, потом голова стала невесомой – и вот я словно летел по миру, сквозь мое тело неспешно пролетали зонтики одуванчиков, свет не отражался, а проходил сквозь меня. В этот момент я даже подумал, что в тех обстоятельствах, в которых я научился этому, есть даже что-то положительное. Я этого не видел, но очень чувствовал.
Но мне пришлось вернуться. Сосредоточившись, я увидел, что от трибуны отходят люди, которые мало знали умершего, а он мало знал их.
После этого наступила небольшая пауза. Я понял, почему так произошло: следующей следовало идти жене покойного. Чуть вытянув шею, я увидел, что она неподвижно сидит в первом ряду черных пластиковых стульев. В руках у нее был пышный сборный букет в целлофане, который можно купить в любом цветочном магазине.
Я знал, о чем думает эта прекрасная женщина, потому что очень хорошо знал их семью, чуть ли не лучшее ее самой. Поженились они из-за обстоятельств, хотя никогда друг друга и не любили. Потом появился первый ребенок. Они по отдельности думали, что он как-то сблизит их равнодушные друг к другу сердца, но этого, конечно же, не произошло. Первый ребенок остался единственным. Он рос в семье, где не было любви, зато были хорошие взаимоотношения, уважение и стремление сделать жизнь каждого лучше. Оба супруга хотели полюбить друг друга, но не сложилось, как говорится. У нее был любовник и у него тоже, причем что было бы очень забавным и ироничным, если бы событие не было таким печальным – их любовники уже произнесли свои речи на этих похоронах.
Я думал об этом и был уверен, что она думает о том же. Но она всегда была женщиной очень сильной и умеющей контролировать свои чувства. Она с достоинством встала, подошла к трибуне, сказала все, что подобает говорить в таких случаях, положила букет и села на свое место; все сделала быстро, холодно, но с уважением и признанием – в точности так, как они прожили свою семейную жизнь.
Я осмотрел всех присутствующих. Еще не говорил только один паренек. Я, безусловно, знал, что он сын умершего. Я стал его рассматривать. Раньше, когда я о нем думал или вспоминал, он представлялся мне обыкновенным юношей за двадцать лет, ничем не выделяющимся среди остального своего поколения. Однако сейчас мое восприятие его изменилось: передо мной предстал высокий, красивый юноша, широкий в плечах и узкий в бедрах, с выразительным волевым подбородком, широкими темными глазами, густыми бровями и гордым орлиным носом – не мудрствуя лукаво, он был просто прекрасен. Держался он так же, как и мать, но я знал, что отца он очень любил (да и отец его тоже).
– Наши отношения с отцом всегда были для меня чем-то, над чем не властно ни время, ни обстоятельства – он всегда стремился сделать меня лучше.
Но все равно юноша немного врал. Отец мог уделять ему гораздо больше внимания, чем уделял. Он больше был в себе и своих внутренних противоречиях, нежели в семье. Сын понимал, особенно сейчас, почему так происходит, поэтому и не осуждал.
Молодой человек закончил говорить, положил около гроба огромный букет полевых цветов, потом подошел священник. Церемония погребения длилась совсем недолго. Люди начинали медленно расходиться, последним ушел сын.
По просьбе покойного его похоронили около леса на краю огромной поляны – достаточно странное место, но на то и последняя воля.
Я остался наедине с могилой. Стоял, смотрел и думал. Солнце сейчас стояло в своем зените. Лес немного шелестел, трава давно высохла от росы. Мне было очень спокойно и хорошо. Я чувствовал свежие запахи расцветающей зелени и цветущих деревьев, слышал птиц, видел, как в кустах бегают маленькие полевые мыши, а на небе томно плывут облака.
– Сколько тебя помню, ты думал, что жизнь будет длиться вечно. Откладывал на потом путешествия, цели, мечты, приятные слова и действия – а получилось, что на потом ты откладывал быть счастливым. И что в итоге у тебя есть? Жена, которая тебя не любит и плакать не будет, сын, с которым ты был редко проводил время, работа, которая к черту тебе не сдалась, а твой лучший друг спал с твоей женой. В конечном итоге, ты все потерял и одновременно ничего не приобрел. Жизнь прожил, что плюнул вверх – что-то сделал, да непонятно зачем. Вот и что тебе остается сейчас делать? Просто лежать. Хорошо только, что сейчас отличная погода, а то совсем было бы обидно.
Я снова начал отвлекаться. Снова руки стали невыносимо легкими, ноги перестали чувствовать еле слышные прикосновения травы, голова наполнилась ветром, я стал словно растворяться – такое происходило в последние дни, но только по моей воле. Сейчас же оно происходило само собой.
Я понял, что пора уходить. Еще раз взглянул на могилу, где сейчас лежало мое тело. Мне в последний раз стало печально. Мне в последний раз стало обидно.
Подул сильный ветер, сорвав зонтики одуванчиков. Они подхватили меня и понесли неведомо куда. Да я и не хотел знать – куда. Неважно куда, главное – куда-нибудь. Но не здесь. Но не это.
В детстве мой дедушка, который был отличным писателем, сказал мне:
– Знаешь, почему одуванчики так легко летают? Потому что на себе они уносят души людей, которые не ценили жизнь, а это задача не из тяжелых.