Капитан бросил под ноги потухший окурок, и в ту же минуту позвонил мобильный.
– Да! – громко ответил Домовой. – Встречаем! – он убрал телефон во внутренний карман и обратился к репортёру. – Пойдёмте наверх, снабжение на подходе.
Через пару минут капитан с репортёром поднялись на улицу. В лицо ударило свежим воздухом, глаза резануло от яркого света. У военкора промелькнула мысль о счастье – пережил свой первый обстрел. В это же время к зданию подъехал микроавтобус. Капитан рявкнул:
– Артём! Миша! Савелич! – три бойца, как двое из ларца, появились неожиданно, выбежав из подъезда. – Помогите с разгрузкой, братцы. Времени в обрез.
Водитель и ещё один сопровождающий принялись разгружать машину. Артём, Миша и Савелич подхватывали ящики, коробки, тюки и заносили в здание.
Капитан поинтересовался:
– Муха, что там у тебя?
– Всё, что заказывали, товарищ командир: боекомплект, тёплая одежда, бронежилеты, каски, сухой паёк, батареи к рации, медикаменты, горячий обед в термосах.
Савелич проворчал:
– Обед-то на кой? Вчерашний борщ и кашу с мясом не съели.
Сопровождающий груз здоровый детина выставив последнюю коробку из машины, достал ложку из нагрудного кармана бушлата:
– С обедом поможем!
– Это ещё что за помощник? – спросил Савелич у капитана.
– Пополнение. Пулемётчик после трёхмесячных курсов, – пояснил капитан. – Выдай ему броню и всё что причитается…
– Я молодой, растущий организм – мне надбавка положена, – побеспокоился вновь прибывший.
Савелич улыбнулся:
– Сколько ж тебе лет, молодой-растущий?
– Тридцать один.
– Ёшь твою мышь, это ж до скольких лет ты расти-то собираешься?!
– Как Бог даст.
– Годно! Нам такие широкоплечие гвардейцы позарез нужны. А как звать-то тебя, организм?
– Илья Силин.
– Я почему-то так и думал. Говорящая у тебя фамилия, Силин, – опять улыбнулся Савелич. – А позывной твой будет – Лом.
Муха запрыгнул в машину, завёл и уже начал разворот, как вспомнил, что забыл поделиться новостью. Резко затормозил, высунулся в окно:
– Кстати, я вчера Старого в городе видел. Документы на опекунство детишек оформляет, всё у него хорошо! Ну, всем привет! – закрыл окно и, подняв вьюн из снежной пыли, сорвался с места.
Услышав про Старого все, как по команде, засияли в улыбке. Савелич похлопал новенького по плечу, сказал:
– Пойдём, растущий организм, накормим от пуза!
– Вот вы про людей интересовались, – с теплом в голосе обратился к военкору капитан, и у него даже как-то по-особенному глаза заблестели. – Про неординарные случаи.
– Да, – приготовился слушать и записывать на камеру репортёр.
– Сейчас расскажу, – он достал сигарету, постучал ей о пачку и сунул обратно. – У меня в подчинении снайпер был. Старый вояка. Он ещё в Афганистане срочную служил. Мы так и звали его – Старый. Мужику пятьдесят с гаком, но этот Старый любому молодому фору давал. На марш-броске всех уматывал.
Мы вот к этому самому посёлку подошли, только собрались дрон запустить, разведку произвести, а он уже в прицел окраины пощупал. Вдруг отложил винтовку и пошёл в село. Один и без оружия, представляете?
Раннее утро, туман, холод, лязг гусениц, запах соляры, движение огромной массы людей и металла, всё в напряжении перед делом, а тут такая выходка. Я в бинокль наблюдаю, сержант дроном шарит. Все наготове, нервы как струны. А он один идёт через поле сухих подсолнухов и идёт. Как будто и нет никакой войны. Как будто в поле не может быть противопехотных мин или растяжек, а в посёлке не припрятаны секреты от батальона Азов. Старый, конечно, воин со стажем, но всё же и на старуху бывает проруха.
Через пять минут он к крайнему дому подошёл, и подхватил на руки махонькую девчушку. Потом, ещё пару шагов сделал, и из какой-то ямы, чуть постарше мальчонку за руку вытянул, развернулся и к нам.
Когда до нас дошёл, мы попытались детей в медслужбу передать, а девчушка ни в какую! Она вцепилась в Старого, обхватила за шею и дрожала. Мы только и смогли одеяло накинуть.
Старый позднее нам рассказывал: «Я бы и рад тогда отнять её от себя, а не смог. В груди все обмерло, когда почувствовал, как её сердечко трепетало. Она обхватила меня ручонками, прижалась что есть силёнок и тихонько всхлипывала. Я её поглажу по спинке и чуть отстранить пытаюсь, а у неё тут же слёзы мне за ворот капать начинают. У меня от этого у самого аж душа затряслась. Я тогда и старшему её брату сказал: «Будь со мной, я вас не брошу!»
У них мамку убило. Снаряд во дворе разорвался, стена от удара обрушилась и мамку кирпичами побило. Сами-то они в другой комнате были и ничего, а мамку насмерть. В посёлке ещё двое стариков оставалось, они и похоронили, и детей потом кормили.
Старшему-то Максимке пять лет, смышлёный парнишка, сразу понял, что мамки больше нет. А двухлетке как объяснишь? Я ей всю дорогу и вторил, что мамка их теперь на облаках, и скоро выпадет снегом. Она и вцепилась в меня и ни на минуту не отпускала больше. Поверила мне».