Своеобразие романа Джордж Элиот Мидлмарч

Наталия Май
           Своеобразие романа Джордж Элиот «Мидлмарч»

Англия славится женщинами-литераторами. Они писали в разных жанрах, разных стилях, охватывая или достаточно узкий круг проблем (так называемые писательницы «малой темы», освещающие семейные драмы), или круг проблем настолько широкий, что литературу эту можно было принять за мужскую (в ней присутствовало то, что не являлось типичным для женщин-писательниц той эпохи – интерес к политике, войне, философии, различиям между религиозными объединениями). Кто-то писал в жанре фэнтези, кто-то – интеллектуального детектива, кто-то – в смешанном жанре. Но, не вдаваясь в подробности творчества каждой из этих писательниц, в этой статье я ограничусь только перечислением самых известных имен – Анна Радклиф, Джейн Остен, сестры Бронте (Шарлотта, Эмили, Энн), Мэри Шелли, Мьюриэл Спарк, Вирджиния Вульф, Айрис Мердок, Агата Кристи, Филлис Дороти Джеймс, и, наконец, - Джоан Роулинг, которая прославилась не только сказочной сагой про Гарри Поттера, но и детективами для взрослой аудитории, придумав нового героя, - Корморана Страйка.

Джордж Элиот – это мужской псевдоним Мэри Энн Эванс, писательницы, у которой был зоркий, пристальный, неповторимый взгляд на мир со всеми его парадоксами, чья манера писать отличалась от «типично женской» для того времени. Прежде всего  - кругозор.  Знала она гораздо больше своих современниц. Она имела представление о тех профессиях, которые освещала во всех тонкостях (медицина, сельское хозяйство, политика, искусство, гуманитарные и естественные науки). Живо интересовалась разногласиями внутри протестантизма и появлением новых объединений (которые можно назвать сектами), считающих себя более последовательными  по сравнению с традиционной англиканской церковью. Ее волновали вопросы женского образования, и она ратовала за то, чтобы оно не было ограничено гендерными рамками. Когда читаешь ее, чувствуешь: «Да, это не Остен и не Шарлотта Бронте…» (При всей симпатии к ним.)

Написала она не так уж много произведений, но один «Мидлмарч» с его объемом и охватом большого количества разных тем и проблем ставит ее имя в ряду признанных классиков европейской литературы. Сопоставить я могла бы ее с Айрис Мердок – но та жила в другую эпоху. А времена Джордж Элиот – это мир с его строгими условностями, четкими правилами поведения, кастовостью, крайним консерватизмом и фатализмом.

Герои романа Пэмелы Хенсфорд Джонсон, студенты Кембриджа, обсуждают эту писательницу:
«- Джордж Элиот просто чудо, верно?
Но Тоби не согласился: он всегда считал, что стиль у этой писательницы несколько тяжеловесный, а «Мидлмарч» такая тоска, спятить можно. Кейсобоны и Лидгейты еще ничего, но ведь в романе без конца мелькают разные второстепенные персонажи, и впечатление, нарушается.
Мейзи была явно разочарована:
- Нет, это вы не всерьез!»

Что касается обилия «второго плана» в произведении – это правда, но в данном случае я бы сравнила мир, описанный Джордж Элиот, с картиной художника, выражающей суть определенной эпохи: в ней все имеет значение – и первый план, и все детали второго (и, может быть, третьего), иначе цель автора не будет достигнута. Это не история чьей-то частной жизни (как у самой Хенсфорд Джонсон), пусть даже и с обобщением, это история целой эпохи, для которой такое количество персонажей и планов совсем не случайно.

Одно из основных противостояний здесь – спор между традиционной англиканской церковью и иными религиозными объединениями, которые пропагандировали более строгое следование заповедям: отказ от вредных привычек, намеков на роскошь и легкомыслие, карточных игр и т.п. Традиционная церковь была более терпима, эти объединения (наподобие методистов) ее осуждали и считали, что она нуждается в совершенствовании, в свою очередь тяготея к фанатизму и воинствующему пуританизму.  Роман в итоге изобличает фальшь одного из столпов такого пуританизма, который всю свою карьеру построил на присвоении чужого имущества, да еще и нажитого торговлей краденым (убедив самого себя, что это – промысел божий, и эти деньги с его помощью пойдут на благо людям).

В романе несколько основных сюжетных линий. Главную конструкцию несет любовный треугольник: Доротея Брук, ее муж (мистер Кейсобон) и родственник мужа (Уилл Ладислав). Но не менее важны и семейства Лидгейтов, Винси и Гартов. Каждая из этих линий заслуживает отдельного анализа.

Доротея Брук чиста и наивна, она мечтала бы не о светских успехах (для которых у нее есть все – и красота, и богатство), а о жизни, наполненной высоким смыслом служения человечеству, о духовном подвиге (автор сравнивает ее со святой Терезой). При этом она не обладает достаточными знаниями, чтобы разобраться в том, как конкретно все это можно осуществить. Встретив мистера Кейсобона, человека пожилого, как ей кажется, беспредельной учености и высоких помыслов, она страстно хочет изменить свою жизнь и под его руководством осуществить свои не вполне ей самой ясные мечты. Существо восторженное, экзальтированное (описанное автором не без доброй иронии), она воспринимает ситуацию так: «Этот ученейший мудрец снисходит до молоденькой девчонки и разговаривает с ней, не рассыпаясь в глупых комплиментах, но с уважением к ее уму, с готовностью научить и поправить. Как это восхитительно! Мистер Кейсобон, казалось, презирал пошлые светские разговоры и никогда не пытался болтать о пустяках…» Она ничего не понимает в его научной работе, связанной с изучением мифологии, но верит в ее великую ценность и нужность людям. Она не разделяет теорию и практику, не понимая, что он-то ее разделяет, и к окружающему миру, в отличие от нее, совсем равнодушен, мечтая лишь о славе ученого, написавшего оригинальный труд. Ей кажется, что вдвоем они будут помогать людям, а ему это и в голову не приходит…

Брак Доротеи с человеком возраста и внешности Кейсобона всем кажется более чем странным (после того, как она отвергает молодых и красивых мужчин), но поскольку ее считают чудачкой, люди смиряются с этим. А ей кажется, что она живет в фальшивом мире, где знать укрывается в своих замках от проблем простых людей, художники воспевают мир тонких чувств и изображают на своих полотнах аристократов, а народ живет в чудовищных условиях, и никому до этого дела нет. Тот же дядюшка ее, мистер Брук, только на словах разглагольствует о помощи людям, когда он занят своей политической карьерой, но на деле он скупой невнимательный равнодушный по отношению к своим арендаторам человек, и простые люди его проклинают. Доротея мечтает все это изменить, считая, что смысл ее жизни – именно в этом.

Когда она знакомится с Уиллом Ладиславом, родственником Кейсобона, перед ней открывается другой мир. Молодой человек, обладающий тонким вкусом и будучи знатоком живописи, объясняет ей значение картин, и она осознает, что этому нужно учиться, иначе в искусстве не разобраться. Не все художники изображают мир роскоши, есть и голландская живопись, которая показывает обыкновенных людей. Доротея всегда была не по годам серьезна, Уилл как будто учит ее улыбаться, является именно тем человеком, который ее дополняет – придает ее натуре больше легкости, рядом с ним она – не матрона, а будто девчонка. И дело не только в возрасте. В нем нет ни капли занудства, ум его живой, а сам он – какой угодно, но только не фальшивый (фальшь Доротея почувствовала бы). И он, в отличие от ее дядюшки, не изображает из себя ангела, но готов включиться в реальную политическую деятельность, защищая права социально униженных слоев населения (к которым относились и его покойная мать, лишившаяся наследства, и он сам). Перебрав много родов деятельности, Уилл счел, что политика лучше всего ему подошла бы – он красноречив, много знает, и может быть полезен на этом поприще.

Не сразу Доротея понимает, что чувство ее к Уиллу – это любовь. В течение долгого времени она воспринимает его как дружбу. Овдовев, она и мысли не допускает о новом браке. И лишь в самом конце романа, приревновав его к другой женщине, она вдруг прозревает и осознает, что впервые в жизни действительно полюбила.

Отчасти это произошло и потому, что она в нем видела несправедливо обиженного судьбой и гонимого, а ей всегда была свойственна гипертрофированная жалость.

Уилл же в свою очередь нашел в чистосердечной доверчивой Доротее твердую опору, чья нравственность как будто освещала его изнутри и помогала ему преодолевать все невзгоды. 

Сюжетная линия доктора Лидгейта – одна из самых интересных в романе. Он из знатного рода, но выбрал профессию, руководствуясь своей страстью, а не карьерными соображениями. Врач с точки зрения аристократа – это человек не самый почтенный и уважаемый. А Лидгейт мечтал заниматься не только практикой, но и наукой, совершить открытие, стать знаменитым ученым. Его родня прохладно это воспринимала, впрочем, не мешая ему распоряжаться своей судьбой.

Но у него был свой предрассудок насчет женщин – его идеалом была девушка, образованная в той мере, в какой это положено особе ее пола: чтобы она рисовала, играла, пела и танцевала. А разбираться во всем остальном ей было не положено, иначе такую особу считали не женственной.  И такую девушку он встречает в Мидлмарче – это очаровательная Розамонда Винси, которая обладает всеми светскими талантами: рисует, играет… причем играть ее научили довольно прилично, у нее был хороший учитель.

Лидгейт и не думает о женитьбе, но Розамонда строит планы: врач хорош собой, у него знатная родня, он явно превосходит всех молодых людей из знакомых ей семей, она уверена, что он влюбится в нее. Его невольно подталкивают к женитьбе – слыша намеки, он начинает чувствовать, что поведение его можно трактовать как ухаживание. Да и заметив в девушке признаки подлинного неравнодушия, он чувствует, что его и, правда, влечет к ней… Лидгейт уговаривает себя: да, сейчас момент неподходящий, он еще не состоялся как известный врач, не совершил научного открытия, ничего не добился, рано ему обзаводиться семьей, но если она и, правда, его так любит, то примирится с его образом жизни. И делает ей предложение. 

И дальше начинается самая тягостная часть романа, потому что отношения этой пары развиваются трагически. Розамонда обнаруживает, что ее муж совершенно не таков, каким она его себе представляла. Он одержим наукой и совсем не стремится сблизиться со своей знатной родней и пользоваться их милостями. Для него главное в жизни – это его исследования, а вовсе не ее удобства. Ей хочется вести светский роскошный образ жизни – иметь все самое лучшее, принимать у себя гостей, а для него это – просто разорение. Он не в состоянии ей это обеспечить. Лидгейты влезают в долги, и постепенно сумма их долга достигает такой, что им грозит банкротство и публичный позор.

Розамонда уже не то, что не любит, она на грани ненависти к мужу… а он, считая, что надо урезать все расходы и перетерпеть эти нелегкие времена, пытается спасти их отношения, боясь признаться самому себе, что этот брак обернулся катастрофической ошибкой. И в Розамонде он совершенно ошибся. Она вовсе не кроткое послушное существо, каким представлялась ему, а упрямая, тщеславная, желающая настаивать на своем любым способом – если не удается переспорить его в прямой беседе, она действует за его спиной, пытаясь договориться с его родней (что для него унизительно) или с людьми, с которыми он ведет деловые переговоры. Ей важно спасти хотя бы остатки былой роскоши, чтобы не «позориться» в глазах окружающих.

От финансового краха их спасает Доротея, одолжив им нужную сумму. Но отношения Розамонды и Лидгейта разрушены. Он начинает работать на свое имя – желая заполучить богатых клиентов и заработать побольше, теперь его цель – обеспечить жену, а не научные изыскания. То есть, он в этом браке, в этих отношениях теряет себя, предает то, во что верил, свою мечту: «Множество платежеспособных пациентов уповало теперь на его врачебное искусство, но он упорно называл себя неудачником: он не осуществил то, что некогда замышлял». Розамонду он называл своим базиликом – это растение, питательной почвой для которого служит мозг убитых людей (слишком поздно он понял, что подходила ему девушка совершенно другого типа – подобная жертвенной Доротее Брук, а не светская кокетка). Он почти перестал перечить жене, выполнял все ее капризы, умер, оставив ее состоятельной вдовой. И, спустя некоторое время, она находит нового обеспеченного мужа – воспринимая его как воздаяние (потому что считает, что с прежним мужем вела себя терпеливо как ангел).

В этом проявилась своеобразная авторская ирония – Розамонда, буквально прожевав и выплюнув мужа, искренне считает себя образцом кротости. Ирония касается и других линий сюжета.

Гарты – семейство, обрисованное автором с особой симпатией. Кэлеб Гарт – человек  справедливый и трудолюбивый, вот как характеризует его автор: «Но те, кто никогда не слышал, как Кэлеб произносит слово «дело», вряд ли смогут представить себе то трепетное, почти религиозное благоговение, какое он в него вкладывал, точно укутывая священную реликвию парчовым покрывалом». Он начинал подручным у землемера, учился главным образом у себя самого, о земле, строительстве и рудниках знал больше многих известных знатоков. Осушение болот, возведение зданий, правильность измерений и верное определение места для закладки новых угольных шахт – вот чего его интересовало. Дочь Кэлеба, Мэри Гарт, девушка насмешливая и умная, хотя и не очень красивая, твердостью своего характера и живым умом еще в детстве покорила Фреда Винси, брата Розамонды Винси. Легкомысленный беспечный лентяй был серьезно в нее влюблен и готов меняться ради того, чтобы она согласилась выйти за него замуж. Но были у веселого озорного Фреда и свои достоинства – проницательность (он единственный никогда не идеализировал свою сестру Розамонду, не «купившись» на ее притворное смирение), при этом у него хватило ума оценить достоинства Мэри, а не предпочесть ей пустую красотку.

У Мэри и Фреда все складывается благополучно. Под влиянием Мэри Фред после долгих размышлений понимает, что ему нужно окончить учебу, сдать экзамены, начать приобретать знания в той или иной профессии, а путь священника – совершенно не для него, в этом амплуа он будет как клоун. Бездельников Мэри презирала. И он соглашается работать под руководством ее отца, Кэлеба Гарта.

Но был момент, когда Фред колебался, и старые привычки вести беспорядочный образ жизни чуть было не взяли над ним верх. Но священник, мистер Фербратер, до поры до времени тайно влюбленный в Мэри Гарт, обращается к нему с такими словами: «Я говорил себе: «Стоит ли вмешиваться, если этот юнец сам все делает себе во вред? Ты ведь человек не менее достойный, а разделяющие вас шестнадцать лет, проведенные тобой в тоскливом одиночестве, только увеличивают твое право быть счастливым. Он может сбиться с пути, ну и пусть, воспрепятствовать этому ты, вероятно, не сможешь, так воспользуйся же своим преимуществом».

На Фреда искренность священника произвела впечатление – он понял, что тот преодолел искушение эгоизма ради его счастья. И никогда он больше не сбивался с пути.

Автор считает, что такой человек, как Фербратер, может обойтись без Мэри Гарт и найти в жизни другие утешения, а Фред Винси без нее в буквальном смысле пропадет – сопьется, опустится на самое дно. И ему она на самом деле нужнее. Такую точку зрения писательница озвучивает, вкладывая ее в уста Мэри.

Из всех линий романа я считаю самой удачной, последовательной, доведенной до логического завершения линию Лидгейта и Розамонды. Другие линии блистали отдельными прекрасными эпизодами, сценами, но развитие и исход той семейной драмы поразили меня больше всего.

А что касается героев, которые окружали основных персонажей в качестве прислуги, бедных и богатых родственников, соседей, старых знакомых – думаю, здесь они по большей части были уместны. Внося свою нотку – историческую (для создания соответствующего тому времени колорита), ироническую, оттеняя драмы – реальные и надуманные.

 
P.S. Вот моя статья о другом романе Джордж Элиот.

http://proza.ru/2019/08/24/1245