Губы

Витя Бревис
Летом в Одессу приезжают мои немецкие дочери.
Здесь, во-первых, есть я,
во-вторых - море и солнце,
еще - вкусные персики,
голубика (на которую сука ушли все деньги) здесь несравнимо ароматнее, чем там у них,
а вот помидоры уже не те, что в прошлые года, эх, скоро и голубика, небось, станет массовой-пластмассовой, нужно ловить момент.

Здесь можно грызть сколько угодно всяческих орешков, сыпать их в салат вместе со свежей зеленью, которая тут все еще пахнет сильнее, чем в Берлине.
Тоже лови момент.
С дочерями мы часто ходили к морю через Аркадию.
Стыдно признаться, но новая Аркадия мне нравится.
Нравилась и старая, но совсем по-другому.
Огромные кадоровские волнистые дома на Генуэзской, новые  и блестящие, придают ей некоторую нью-йоркскость, а стенозированный пищевод пешеходной зоны с медленными людскими потоками в обе стороны дает возможность рассматривать интересных персонажей.
Дочерей изумили густо крашеные женщины, шествующие в сторону пляжа в нарядных платьях и на шпильках.
В Берлине так не наряжаются даже на пати.
Вообще-то, это совсем неплохо, объяснял я дочерям, если женщина выглядит сексуально.
Увы, с немецкой точки зрения, половина женщин в городе выглядят, как проститутки.
Из мужиков дочерей изумил качок в трусах и в возрасте, шествующий по пищеводу целыми днями взад и вперед, его мы тоже заподозрили в проституции.

Но главное удивление, это aufgespritzte Lippen, «нашприцованные губы» у доброй трети нашего женского электората.
Дочек особенно поразило, как часто это делают с собой женщины за сорок, не видя, как нелепо они с немецкой точки зрения выглядят.
И, вообще, зачем же стесняться возраста.
Я не очень уверенно отвечал, что феминизм тут еще не настолько силен и, что, может, это даже и хорошо.

Одна из дочерей  - фотограф, на третий день она поняла, что отпуска не получится, придется готовить в Берлине губную выставку.
Увидев особенно выдающийся силиконовый экземпляр, она бросала нам коляску с моим внуком и смело подходила к прелестнице с вопросом: а можно я вас сфотографирую?
Я волновался вначале, что будут неприятности, но ах! Почти все тетки радостно, с нескрываемым удовольствием, соглашались!
Их немного подкупал легкий акцент дочери и здоровенный профи-объектив, но главное - им страшно льстило, что кто-то оценил их непревзойденную красоту. "Ах, это я еще сегодня плохо выгляжу, уж извините."
Они с готовностью вставали в нужную позицию и позировали, позировали.
Бывало, дочь кормила внука и не могла быстро рвануть к проплывающему мимо экземпляру, ведь сложно одновременно держать дитё у сиськи и орудовать камерой.
В таких случаях ей приходилось быстренько закругляться с кормлением и тут же срываться по пищеводу за уходящей натурой, но это стоило того: дочь ни разу не возвращалась без добычи мегабайт этак на сотню.

А, вообще, дочкам тут нравится.
Они бы даже жили тут месяцев по пять в году, пока тепло.
Эти неказистые тротуары,
потертые мужские лица,
оперированные женские,
опять же - персики и море,
толстые продавщицы в ларьке, которые выспросили дочек про всю их немецкую жизнь и обсчитали, небось, гривен на пятьдесят,
милая хрущевка, в которой я живу с бойфрендом,
шелковица за окном.

В старом аэропорту служба безопасности не пропустила ребёнкин резиновый мячик (вдруг взорвется?), дети кинули мне его через металлодедекторную раму, и тетки в форме, с добрыми, неоперированными лицами, шутили и смеялись, что мы тут, мол, сейчас еще и в баскетбол поиграем, ха-ха.
В новом аэропорту они, думаю, шутить уже не будут.
Ловите момент.