Новелла четвёртая
НЕКРАСИВАЯ ЛЮБОВЬ
(из дневника Лоры)
Моя гипотетическая запись о нашей встрече почти точь-в-точь совпала с реальностью, фантазией оказались лишь розовое облако и афоризмы, – так что моя интуиция, как всегда, на высоте.
С того времени, когда мы познакомились, прошло почти полтора года, – точнее год и четыре месяца. Тот январский вечер (на второй день после нашего знакомства) я помню до мельчайших подробностей, впрочем, как и все другие. Мы снова были в ресторане, сидели за тем же самым столиком и слушали скрипку, потом заговорили о любви. Я сказала, что любовь красива: она даёт человеку счастье, и от этого каждый влюблённый становится открытым себе, своему избраннику и всему миру. Так я думала тогда, так же думаю и сейчас, но ты возразил.
- Больше всего любовь некрасива своей открытостью, - сказал ты, - потому что чувства распахнуты так, будто выставлены напоказ.
- Но ведь когда любовь приходит, ничего скрыть нельзя – не даёт сделать этого переполненное чувствами сердце, - ответила я.
Ты посмотрел на меня и наполнил бокалы шампанским.
В тот вечер мои чувства, вопреки мне самой, готовились стать некрасивыми своей открытостью.
* * *
Только что глянула в окно. Как же прекрасно июньское небо! Слева и справа на нём – небольшие тёмно-серые тучки, освещённые последними лучами заходящего солнца (краски от золотисто-ярких до пурпурно-насыщенных), а между ними синева с редкими перистыми дорожками. Изумительное зрелище! Поймала себя на мысли, что краски неба и состояние моей души сейчас однозвучны.
В последнем письме ты написал: «Я рад, что хоть немного даю тебе счастья...» Но я всё думаю, отчего это волшебство пришло ко мне? И отвечаю: «это произошло, потому что однажды Бог сжалился надо мной и сказал: «я долго не давал счастья этой женщине, и она не сломалась, поэтому сейчас должен исправиться и подарить ей хотя бы его малую толику».
Где-то слышала, что есть только один способ сделать мужчину счастливым и десятки тысяч других сделать его несчастным. Могу добавить: то же самое касается и женщин, и этот единственный способ – любовь.
* * *
Час назад ты позвонил, но я настолько была измучена неопределённостью (снова она!), возникшей между нами после встречи двенадцатого июля, что почти не обрадовалась, вернее обрадовалась, но как-то не так: что-то не проснулось в моей душе.
Пишу сразу – хочу, чтобы между нами не было недомолвок, ибо предпочитаю ясность. Может я не права, но всё же ответь, почему в наших отношениях пропала логика, – имею в виду обычную, человеческую логику, которая объясняет те или иные поступки. Я ведь помню, как всего полгода назад ты летел ко мне будто на крыльях, и дорога в полторы тысячи километров была для тебя лёгкой и быстрой. Помню нашу первую встречу, помню и другие. Ты ещё сказал, что случившееся – это жизнь и от этого никуда не уйти, да и уходить не нужно, потому что всё, что есть между нами – прекрасно.
И вдруг после этой сумасшедшей радости полнейший обрыв, – непонятный, необъяснимый, с затяжным молчанием и, как мне показалось, нежеланием говорить. Но если по каким-то причинам это нежелание появилось, значит нужно было так и сказать, – я ведь меньше всего хочу казаться привязанной к тебе, да и от тебя привязанности не жду. Более того, когда ты (или я) сочтёшь наш союз исчерпанным, мы расстанемся. Но я до сих пор не могу забыть – пока не могу, – как нам хорошо было вместе. Перед тем, как сесть за это письмо, я перечитала все предыдущие, и мне вдруг подумалось, что их надо уничтожить. Перечитала… и не смогла этого сделать: стало так больно, что я чуть не заплакала. Ещё показалось, – если уничтожу их, то уничтожу себя.
* * *
Между нами появилась стена. Стена отчуждения. Почему так произошло – не знаю, поэтому теряюсь в догадках. Предполагаю, что тебе что-то не понравилось во мне, но ведь «кто не прощает женщинам их маленькие недостатки, тот никогда не насладится их великими достоинствами», – так кажется говорили великие, и это правда. Я всегда пыталась (и пытаюсь) уважать себя и свои желания, поэтому в своих немногочисленных попытках общения с тобой не нахожу ничего предосудительного, более того, если такие желания появились в моём сердце, значит их вложил в меня сам Господь Бог. Почему я должна стесняться этого? Мы ведь всегда с полуслова понимали друг друга, думали и говорили на одном языке. Но это не значит, что я даю тебе какие бы то ни было оценки как личности, вовсе нет. Я лишь пытаюсь понять твоё отношение ко мне и ничего более.
* * *
Мне надо принять одну вещь, вернее согласиться с тем, что любовь приходит и уходит, рождается и умирает, как и всё на земле. Но – боже мой! – когда она приходит, сердце поёт от счастья и устремляется ввысь, когда же уходит, оно плачет от боли и разрывается от тоски.
Некоторые склоняются к тому, что любовь как преступница после взлёта низвергает человека ниц и мучает его как жертву, другие наоборот, говорят, что любовь священна. Как сказал один персидский мудрец, любовь – это недуг, от которого никто не хочет избавляться: поражённый им не спешит выздороветь, страдающий не желает исцеления.
Иногда мне кажется, что по-настоящему люди любят только в зрелые годы, или даже в старости, но вообще, в сердце своём – мы все дети, и, как все дети, хотим, чтобы нас любили всегда. Когда это желание вспыхивает вновь и вновь, я достаю из футляра гранатовое ожерелье, которое ты подарил мне перед отъездом, любуюсь им, потом надеваю и рассматриваю своё отражение в зеркале.
* * *
Твой приезд и наш сегодняшний вечер…
Будто не было пробежавшей тени между нами и затяжного, необъяснимого молчания, – всё осталось по-прежнему, и также по-прежнему я очарована тобой и нашими чувствами. Появилось ощущение, что с каждым разом, с каждой встречей, между нами происходит то, чего мы ещё не открывали друг в друге. И знаешь, о чём я подумала? Я подумала о том, что если судьба хотя бы ещё раз соединит меня с кем-нибудь из мужчин, то вряд ли всё будет так, как было с тобой. И не пойму, то ли благодарить её за это, то ли журить.
А на дворе уже август, и это вторая осень со дня нашего знакомства.
* * *
Прошло сорок минут, как ты ушёл.
Мои мысли будто остановились: образовалась пустота, огромная, холодная, пугающая. Я прошла на кухню и плеснула вина в фужер, не могла не выпить, потому что стало горько.
Раньше состояние одиночества не тревожило меня, я даже наслаждалась им, теперь же всё иначе, только к счастью или к сожалению – не знаю, потому что по одну сторону наших встреч радость, по другую смятение. Но отчего так – тоже не знаю.
Почти вслед за тобой я вышла на улицу – там накрапывал дождик. Он сыпал прохладные капельки сначала потихоньку, потом всё сильнее и, хотя у меня не было зонта, я не пожалела об этом, потому что под сенью его прохлады мне было грустно и хорошо. Грустно, оттого что ты ушёл, а хорошо – оттого что небо грустило вместе со мной. Но как только я вернулась домой, сразу же опустилась на колени перед образами и попросила, чтобы боги помогли тебе.
* * *
Три дня назад мы были вместе, всего лишь три дня, но с тех пор минула целая вечность. И я говорю… о нет, кричу: «Как же я хочу к тебе! Хочу целовать твои глаза и ресницы, хочу слышать твои слова – помнишь? – «ты обворожительная и разная, ты загадочная и неповторимая, ты не такая, как все…»
Скажи, что за чудо живет во мне, когда я чувствую себя такой юной и восторженной, красивой и зажигательной, – такой, какой не была ранее? Что за счастье – чувствовать потрясающее желание нравиться тебе и воскрешать в памяти ночь, соединившую нас? Какие искры сыплются из моих глаз, если даже знакомые замечают, что я стала другой? Какие искры пробежали между нами, если с каждой последующей встречей в наших отношениях происходит нечто невероятное и прекрасное, – такое, что кажется, ничего прекраснее и быть не может. Неужели я всё это придумываю?
Нет, не придумываю. Потому что с каждой встречей между нами происходит магия, – магия Любви. Она очаровывает и подчиняет, дарит счастье и радость, заставляет страдать и надеяться, она творит волшебство, увлекая под своё крыло снова и снова.
* * *
Сегодня выпал первый снег – ноябрьский, – но он вскоре растаял и вместо него заморосил мелкий дождик. Знаю, что получаешь мои письма, но почему снова молчишь? Молчишь упорно, как тогда, в июле. Что случилось?
Ах, если бы ты не молчал! Ведь с первого дня нашего знакомства ты предстал передо мной мужчиной, в котором сочетаются сила и мягкость, воля и доброта, нежность и мужество. А теперь? Туман всё какой-то, и эта дикая полярность в отношениях… Она представляется действительно странной. Я вспоминаю наши встречи и твои письма, пытаюсь сравнить их с твоим холодным молчанием и не могу, потому что не нахожу объяснений. Но я не мучилась бы этими размышлениями, если бы ты сказал: да – так да, нет – так нет. Неясность же убивает.
Неужели я ошиблась в тебе?
* * *
Сны и реальность... Они часто соприкасаются друг с другом, хотя до недавнего времени я вряд ли обращала на это внимание, но убедиться в их взаимосвязи всё же пришлось, особенно после того, как некоторые из них воплотились в жизнь.
Итак, 20-е декабря, ночь.
Это было одно из сновидений, которое запоминается сразу и во всех подробностях. Я увидела себя в фотоателье, но была не одна – рядом со мной находился ты.
Фотограф, укрывшись покрывалом, старательно настраивал аппарат на треноге, – мы, замерев в ожидании, пристально смотрели в объектив. Ты, держа мою руку в своей, сидел неподвижно и не проявлял ни малейшего интереса к происходящему. Наконец решив, что всё готово, фотограф попросил приготовиться к съёмке, и в этот момент я почувствовала, как ты, отшатнувшись от меня, поднялся со стула, подошёл к двери и, не выходя из комнаты, исчез, будто растворился в воздухе.
24 декабря, день.
После этого сюжета на четвёртый день около полудня в моей квартире раздался междугородный звонок. Это был ты. Да, это был ты, – мой дорогой и незабвенный Олег! После долгого молчания ты звонил, как ни в чём не бывало.
- Привет, – это я, - послышался в трубке твой голос.
- Ты где? – забыв поздороваться, спросила я.
- Через два часа буду в твоём городе.
Я не отвечала.
- Почему молчишь?
- Вообще-то, это ты молчишь, вернее молчал, поэтому я не знаю, что и сказать. Ты надолго?
- На час-полтора.
- Зайдёшь ко мне?
- Минут на двадцать, – у меня совсем нет времени.
- Как хочешь, - ответила я и вознамерилась положить трубку.
Почувствовав это, ты заторопился:
- Подожди, не бросай трубку, – я позвоню, как приеду.
Когда снова раздался звонок, я сказала:
- Давай не будем встречаться, – зачем?
- Не обижайся, - ответил ты, - у меня были дела, да и сейчас не успеваю. Может, ты придёшь ко мне?
Сказать по правде, я не знала, что делать. С одной стороны, идти не хотелось, потому что после твоих звонков в моей душе царило смятение – почти шок, – с другой, неудержимо тянуло увидеть тебя. Как бывает в таких случаях, разум удерживал – сердце подстёгивало. С этим вздёрнутым ощущением я кое-как привела себя в порядок и вышла на улицу.
Падал снег. Медленно опускаясь на землю, снежинки белили город и превращали людей в красивых забавных снеговиков, на глазах преображались дома, улицы, скверы, в воздухе пахло мягкой улыбчивой зимой. Но мне было не до красот: сердце гулко колотилось, вихрем в голове проносились мысли.
Машину, припаркованную к дому наших общих знакомых, у которых ты остановился и на этот раз, я увидела ещё издали, – ты что-то вынимал из багажника.
- Ну, здравствуй, - сказала я, подойдя.
- Привет, - ответил ты, и через минуту добавил: - хорошо выглядишь.
- Стараюсь. Ты когда выехал из дома? - вспомнив о странном сне накануне, спросила я.
- Двадцатого утром.
Передо мной, будто на ладони, нарисовалась параллель между сном от двадцатого декабря и сегодняшней явью. «Даже даты и те совпали», - подумала я, едва не поперхнувшись от изумления.
- Тебя что-то удивляет? - спросил ты, заметив это.
- Нет-нет… - машинально ответила я, всё ещё находясь под впечатлением мыслей о параллелях, и без всякой связи добавила: - Тогда понятно.
- Что понятно?
- Да это я так, о своём.
И тут зазвонил мобильник – твой мобильник, – ты взял трубку, и я услышала:
- А, Светлана, – привет, ты на работе? - и ко мне: - А какой сегодня день?
- Воскресение, - упавшим голосом пробормотала я.
- Воскресе-ение? Неужели воскресение? - И снова в телефон: - Да-да, всё в порядке, скоро выезжаю.
Зачерпнув горсть снега ладонью, я стала переваривать услышанное.
«Звонок… Светлана… Боже, зачем я здесь? Зачем понеслась к нему, как ненормальная? Ведь всё понятно, и всё кончено. Всё-ё! Дважды в одну и ту же реку войти нельзя».
- Извини, мне надо идти, - как можно ровнее сказала я и, махнув рукой, зашагала обратно, не оглядываясь.
Примерно, через полчаса, зная, что ты уже на обратном пути, отправила тебе СМС:
«Я так и не поняла, зачем ты позвал меня».
«Хотел поговорить, да не дали», - ответил ты.
«О чём?»
«Судя по вопросу, – не о чем».
«А я думала, судя по Светлане, не о чем».
Это были наши последние слова друг другу.
29 декабря, ночь.
Я снова была с тобой, – во сне, – и снова между нами была другая.
Та, другая, выглядела странно: тёмно-синяя накидка из грубого полотна делала её полную фигуру грузной, а шляпа с широкими полями, наполовину скрывающая её красивое лицо, добавляла сутулости. Но эта женщина почему-то не хотела быть узнанной, – почему, оставалось загадкой.
«Наверное, - подумала я, - она имеет какое-то отношение к Олегу, – моему Олегу, – и поэтому следит за ним. Она следит за ним, а он сейчас со мной».
Одетый в светло-серый свитер, ты выглядел таким, каким я видела тебя в последний раз в тот красивый зимний полдень, когда ты стоял у машины и разговаривал со Светланой. Глаза твои всё так же блестели – ты улыбался и шутил. Но не успела я насладиться этим видением, как ты снова исчез.
Исчез!! И почти сразу же объявился, – но уже с другой, той, что была в накидке и шляпе, только на этот раз её украшали не шляпа и накидка, а нелепый домашний халат с большими пуговицами, и теперь своим невзрачным видом она не производила ни малейшего впечатления. Но через мгновение… Через мгновение, отстранив эту женщину, ты снова обнимал меня, – я же, принимая твои ласки, вдруг тихо сказала:
- Если ты не останешься сегодня со мной, я выброшу… выброшу тебя из памяти!
30 декабря, утро.
Мой дорогой кумир, проанализировав сегодняшний сон, я поняла, что сделаю это! Сделаю, чтобы не входить многажды в одну и ту же реку ожиданий и разочарований, чтобы не быть выброшенной на берег её волнами неопределённости, чтобы не удариться больно оземь и чтобы наконец, пережив горечь утраты, вспомнить о тебе добрым словом и возродить искры надежды на то, что когда-нибудь в моей квартире раздастся телефонный звонок, и голос, похожий на твой, скажет:
- Привет, – это я!
* * *
Эту запись я делаю в рождественский сочельник – ровно через два года с тех пор, как мы узнали друг друга, – и всё произошедшее предстаёт передо мной так ясно, будто вижу себя на экране.
Но что собственно произошло? Да ничего особенного, просто два года назад я влюбилась – неожиданно и безоглядно, – как восемнадцатилетняя девчонка. А чем всё закончилось? Правильно, – разочарованием. Хотя не надо гневить бога: этот год принёс мне не только крах надежд и горечь иллюзий, но и ни с чем не сравнимое безумие любви, пусть не всегда понятной и объяснимой, но всегда увлекающей в бездну радости и полёта. Такой любви я не испытывала никогда, и за это я благодарю тебя и Господа Бога. Господа Бога за то, что он послал мне тебя, а тебя – за те семь встреч, которые ты подарил мне, преодолевая тысячи километров, ещё за то, что однажды под твой аккомпанемент я пела романс «А напоследок я скажу…»
http://www.proza.ru/2019/08/21/372