Сорок

Алексей Томилин
I
Яркий свет освещал всю комнату. Он был настолько ярким, что, подойдя к окну, можно было увидеть свое отражение четко, как в зеркале. Только затаив дыхание, по шуму можно было понять, что за окном идет дождь. Мелкий, чуть слышный, моросящий дождь, который шел весь день. Его капли были такими мелкими, что от любого дуновения ветра эта водная взвесь меняла направление с вертикального на горизонтальное. В такие дни не хотелось выходить на улицу. От этого хаотичного движения воды в атмосфере было невозможно укрыться.  И если кратковременное пребывание на улице позволяло остаться практическим сухим, то уже через каких-то 15 минут мокрым становилось все. Это был тот случай, когда вода текла даже под лежачий камень.
Лето не задалось в этом году. Такого количество осадков уже не было давно. Вечный сентябрь только без яркой окрашенной листвы, которая готовится обнажить кроны деревьев перед холодной зимой. И нельзя было сказать, что мне не хватило летнего зноя, палящего солнца и назойливой мошкары. Просто это было так необычно. В голову лезли сравнения с туманным Альбионом.  Я бывал там несколько раз, такое настроение погоды действительно можно было назвать британским.
Я вспоминал, что только в лесу можно было укрыться от этого дождя: многочисленные деревья не давали водному потоку двигаться в горизонтальном положении. Много влаги оседало высоко на листьях деревьев, и уже оттуда она падала большими тяжелыми каплями вниз. Лес пил.
Даже стволы деревьев были мокрыми-практически ни единого шанса развести костер и просушить обувь для неподготовленного человека. Почти полная тишина. Только скрип деревьев и редкие звуки капель упавших в многочисленные лужицы, нарушали покой.
Я любил гулять в лесу в сопровождении 3 псов. Я их забрал себе еще щенками. Ничему их не учил. Они были свободными и могли пойти, куда пожелает их собачья душа. И бывало, что по молодости они уходили на несколько дней, но всегда возвращались. Вероятно, они ходили в деревню, которая находится в 5км от моего дома. Возможно, их там подкармливали, а возможно, инстинкт продолжения рода брал свое.
Место под строительство дома было выбрано не случайно. Проще и, в конечном итоге, дешевле было поставить дом в границах деревни, однако мне так хотелось уединения, быть подальше от эпицентра событий, но при этом отшельником я тоже становиться не хотел, и периодически возвращался к цивилизации.  К 40 годам я стал больше ходить. Топливо дорожало. И мне было проще пройти пешком 5 километров и сэкономить немного. Да и за горючим надо ехать в город, а в город ездить я совсем не люблю.
Дом я строил из сруба, хотел себе деревянный дом. Хотя почти половину жизни прожил с мыслью, что деревянный дом — это ненадежно, что он обязательно должен сгореть. Строил сам, иногда приходили помогать деревенские. Просто им заняться было нечем: работы не было совсем. От тоски мужики пили, а когда заканчивались деньги и кредит в местном магазине, приходили ко мне. У меня дома всегда был ящик водки.
Сам я алкоголь презираю, точнее алкоголь как инструмент для того, чтобы напиться. Презираю отсутствие культуры пития. Но дешевая водка и сигареты - отличная   валюта, за которую можно купить больше, чем я мог бы себе позволить за те же деньги. Вот и ходили мужики ко мне, когда трубы горели. А я просил их помочь.  Одному тяжело. У меня, конечно, есть старенький трактор, который сейчас стоит в пристройке к дому, но пара лишних рук в строительстве никогда не помешает.  Но, честно сказать, большинство помогало советом, а не реальными делами. Да я и совету рад: не так скучно делать рутинную работу.
Мне нравилось, как дом скрипел во время сильного ветра, словно деревья в лесу. Мне нравилось, что зимой в нем было тепло, а летом - прохладно. Я ценил небольшой размер своего дома, за то, что мне легко было в нем убираться. Больше всего я любил этот дом, когда топил печь, когда к легкому запаху костра от печки, добавлялся запах сухого дерева. Похожий запах можно почувствовать в сауне. Только он не такой назойливый и едва уловимый. Это был дом моей мечты, стоящий между ржаным и ячменным полем. Конечно, этот дом не знал женской руки и напоминал скорее берлогу, нежели дом, но большего мне было не надо. Имелась собственная скважина, которая обеспечивала меня питьевой водой. Линия электропередач была проведена мной от деревни до моего участка вдоль проселочной дороги. Мне стоило больших усилий получить одобрение от местных энергетиков на подключение.
В свои 62 я был достаточно продвинутым: у меня был смартфон, компьютер, на котором я изредка смотрел старые фильмы и при помощи которого заходил в Интернет, чтобы узнать, что там происходит в мире. Не рухнул ли он там без меня.  А вот смартфон лежал без дела, так как со связью были проблемы. Никто не хотел улучшать сигнал в деревне, в которой осталось 40 постоянных жителей. Поэтому я предпочитал пользоваться обычным кнопочным телефоном, он и заряд держит дольше, да и потерять или разбить его не так страшно. Да и кому мне было по нему звонить? В телефонной книге был только номер участкового, фельдшера, ветеринарного врача, да и еще пары знакомых из столицы, которые время от времени мне звонили, чтобы поинтересоваться, как у меня дела. 
Я использовал современное светодиодное освещение в своем деревянном доме. Оно потребляло меньше электричества, и дело не в том, что оно было дорогое, а в том, что его часто отключали, и тогда я включал небольшой бензиновый генератор, которого хватало, чтобы осветить весь дом и вскипятить чайник. На линии постоянно случались обрывы, то ветер повалит деревья, и они упадут прямо на провода, то неопытный тракторист собьет в сумерках столб. Я регулярно делал обход и отпиливал ветки, которые могли повредить линию.
Конечно, ложился спать я рано, часов в 9, и вставал в 4 утра, но изредка бывало настроение посидеть допоздна, посмотреть на звездное небо, послушать пение ночных птиц, подумать о прошедшем и просто выпить бокал хорошего виски, к которому я питаю страсть еще с 26 лет.
Близость к злаковым полям вызвала одну большую проблему – грызунов, которые своим существованием мне не мешали, однако портили запасы еды, да и куда деваться от их экскрементов, я не знал: они были везде. И тогда пришлось завести кошку, я все боялся, как она подружится с моими собаками, но в то время и собаки были молодые, и кошка им не мешала: они были заняты тем, что гоняли друг друга по полям. Обычно кошка уходила на весь день, но к вечеру всегда возвращалась и работу выполняла свою исправно. Я и не заметил, как живот ее подрос. А затем она родила под крыльцом 6 котят, один родился уже мертвым. Остальных я даже не думал умерщвлять.  Я жил по принципу: животных много не бывает. Да и карман они не тянули, пропитание находили сами, а мое холодное сердце, при этом согревали.
II
Сидя на краю кровати, напротив окна, глядя в свое отражение, я думал о том, как не люблю верхний свет, особенно такой яркий. Использовал я его только по необходимости: замести пол или найти то, что уронил из-за своей врожденной неуклюжести. Я больше предпочитал приглушенный свет прикроватной лампы, тогда можно было увидеть что-то кроме своего отражения в окне. Но я был настолько уставшим, что какое-то время совершенно не мог встать и выключить свет, поэтому мне оставалось только вглядываться в свое отражение, пытаясь разглядеть что-то за ним. В соседней комнате в печи трещали дрова. Ветер поднимался, дождь усиливался. Собаки на улице начали лаять. Надо впустить их погреться.
Не знаю, сколько у меня было кошек, самая первая родила пятерых, из них было 3 кота и 2 кошки, потом она снова родила, а затем уже ее дети начали приносить потомство. Кто-то оставался, кто-то уходил, почти все они жили на улице и приходили домой, только покушать, я периодически привозил из города консервы, или укрыться от непогоды. Придешь с охоты, принесешь несколько зайцев, начнешь разделывать, животные соберутся вокруг, сядут перед крыльцом и ждут, когда им достанется любимое угощение.  Собаки покорно лежат, положив голову на лапы, и смотрят на меня исподлобья. А кошки ходят и трутся обо все углы, тихонько мурча.
Зайцев тут много. Никто не охотится. Старшее поколение уже не в силах бегать за косыми, им ружье нужно, чтобы отгонять лис да коршунов от своих кур. Бывает, идешь по деревне, а иной дед сидит с ружьем на лавочке, смотрит как его куры гуляют, значит лиса зашла в деревню. Человеку городскому или приезжему эта картина может показаться странной. Такого хозяина легко принять за враждебно настроенного. И взгляд у него больно недоверчивый, того и гляди, получишь от него солью только за то, что посмотрел в его сторону.   
А какой у него выход? Ему нужно что-то есть, а куры и яйца приносят, и мясо, да и летом кормить их несложно. Вот и держат деревенские птицу. Быстро размножается, недорого стоит. Коров уже почти никто не держит: с ними мороки много, ветеринарный врач редко приезжает, только когда в области эпидемия какая-то. Все-таки 30 километров до ближайшего города. Свиней жители деревни заводят более охотно: размножаются быстро, мяса много, мягкое, а еще и сало, пасти не надо, да и кормить можно объедками. Только вот свиньи не такие миролюбивые, как коровы. Сколько в деревне покусанных было, один даже в больнице лежал.
Я держал только козу с козлом. Я не очень много ем, предпочитая мясо, а зайчатина у меня всегда есть. Когда сезон уже закрыт, у меня много вяленой в погребе висит. Раньше корова была, но я ее продал: для меня слишком хлопотно. Есть еще куры, я сделал им большой вольер, чтобы лисы не пробрались, а сверху натянул сетку, чтобы коршуны не таскали цыплят. Конечно, я мог бы сидеть с ружьем и караулить, как это делают многие в деревне, но я за культурную охоту. Хищники не виноваты, что они хищники. Они не должны умирать, только за то, что нам кажется жестоким поедание других видов. Хотя, чем мы лучше? Я хочу отличаться от животных, и лучше просто огородить свою птицу от лис и коршунов, чем убивать всех подряд.
Любовь к охоте я взрастил в себе сам, как и любовь к такому образу жизни. Я убежден, что любой мужчина рано или поздно должен познать такую жизнь. Мужчина обязан, именно обязан, уметь работать руками. Добывать пищу самостоятельно, а не отдавая за нее деньги в магазине. Потому что никогда не знаешь, как жизнь обернется. Еще вчера ты успешный менеджер в столице, который думает, что все можно купить, сегодня ты уже на обочине жизни. И вот жизнь превращается в обочину тогда, когда тебя швыряют на нее жестокие реалии, именно потому что ты к этому абсолютно не готов. Всегда можно бросить все, приехать в любую деревню, занять любой заброшенный дом и начать жизнь с нуля.
Да, придется забыть о маникюре, шумных вечеринках, дорогой одежде. Придется забыть и о ванной два раза в день, и о девушках с красивыми улыбками.  Но только так можно познать истинный вкус жизни. Только так можно понять, что сила не в деньгах, а в руках, что их добывают. И вкус этот иногда скрипит песком на зубах, а сила измеряется не маникюром, а количеством грязи на руках. Можно сколько угодно винить государство в его жестокости, но надо понимать, что государство только в городах. В таких глухих деревнях участкового не дождешься, да и никто его и не вызывает, если только это не смерть. Местные сами со всем разбираются. И ты можешь пойти в лес, и собрать свежеповаленные деревья, притащить их домой и обработать. И построить свою жизнь с нуля. Из пота, крови, досок и бревен.
И совершенно неважно, как ты работаешь руками, золотые они у тебя или нет. Научили тебя в детстве гвозди забивать или нет. Важно только одно - желание это делать. А так же не бояться подойти и спросить, как надо, как можно? Необходимо налаживать контакты с местными и во всем им помогать, не отказывать и не ругаться, и тогда, когда ты еще себя будешь считать чужим для них, они тебя будут считать уже своим. И это не означает, что к тебе будут хорошо относиться, это означает, что тебя защитят как своего. Если что-то натворил, то с тобой разберутся потом, по-своему. Как с местным.
Я наконец-то собрался с силами и встал. Выключил свет. Всматриваясь в темноту, я видел, как ветер швыряет ветки деревьев из одной стороны в другую. Вдали сверкала молния. С детства боялся грозы. Никогда не понимал людей, которые способны игнорировать гром и молнию и относится к грозе с фатализмом. Если суждено умереть, значит умру, а если нет, так и не страшно вовсе. Я направился в другую комнату, подкинул в печь дров. Кинув очередное полено, я услышал свист. Это влага в дереве начала моментально выкипать. Перед печью у меня лежал лист жести, так было у моих бабушки и дедушки, чтобы от случайно выстрелившего уголька не начался пожар. Я оставил дверцу печи открытой, а дверь в свою комнату закрыл. Пусть собаки сначала обсохнут в большой комнате, а затем зайдут ко мне. Впрочем, со мной спал только один пес, остальные предпочитали находиться в большой комнате. Я открыл входную дверь, и внутрь вместе с собаками забежали несколько кошек. Помимо животных в дом стремительно ворвались влага и холодный воздух. Я закрыл входную дверь на замок. Обычно я ее не закрываю, но ветер был слишком сильным. И только в доме было безмятежно. Постреливала печь березовыми дровами, поскрипывал дом просохшими бревнами, почесывались собаки, мурчали кошки.
Я подошел к старому дубовому серванту, достал бокал с верхней полки и бутылку виски из нижнего шкафчика. Приготовил керосиновую лампу, потому что в такую погоду наверняка отключится свет, а заводить без лишней надобности генератор мне не хотелось.
III
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь – раздался раскатистый гром, словно сам бог ломает гигантское дерево прямо над домом. Именно так учила высчитывать меня бабушка, насколько близко гроза: чем больше успеешь насчитать между молнией и громом, тем дальше гроза. Так в детстве я определял, приближается гроза или отдаляется. Я наполнил бокал наполовину, убрал бутылку обратно в сервант. В окно были видны вспышки молний, слышались раскаты грома. Я уселся в жесткое от времени кресло, повернув его спинкой к печи, кресло так по-родному обнимало меня, я вытянул ноги, сделал глоток. В комнате тихо играла музыка, и горели, все также потрескивая, дрова в печи.
Когда я был моложе и жил в городе, то очень любил ходить на концерты, пожалуй, единственное, по чему я скучаю тут, вдали от суеты и городского шума, это качественная и очень громкая музыка. Тогда я слушал преимущественно тяжелый рок, но потом пришла то ли старость, то ли мудрость, и я стал слушать не музыкальные направления, не артистов, я стал слушать песни. И понимал, как же я был ограничен, когда был категоричен. Я нисколько не стесняюсь, что могу послушать попсу. Я вообще перестал многого стесняться, научился принимать себя таким, какой я есть. Есть правда одно исключение: я не готов принимать себя танцующим.
Один, два, три, четыре, пять. Нарастающий треск где-то слева, который отдавался несколько секунд эхом, где-то в поле; громкий, долгий и глубокий выстрел, словно из артиллерийской пушки, прямо над головой. Дом задрожал, словно испугался чего-то, посуда зазвенела на кухне, я набрал виски в рот, задержал дыхание, поднял глаза вверх: из щелей между досок на потолке, посыпалась пыль. Печь заботливо грела мне спину, виски обжигал мне рот, душа уходила в пятки. Я проглотил горячительный напиток, встал из кресла и направился к двери. Чувствуется, гроза надолго, надо пойти и заправить генератор, на всякий случай. Я накинул на себя старую кожаную куртку с капюшоном и вышел из дома. Только собаки проводили меня, подняв свои головы с пола и посмотрев на меня с недоумением.
Я стою на крыльце, в воздухе пахнет мокрой землей и грозой. Размокшая земля превратилась в летний каток. Аккуратно спускаюсь и ставлю ногу в эту сырую смесь глины, воды и земли. Сапог проваливается на сантиметр вглубь. Я осторожно, балансируя, иду за дом, к генератору, который надо заправить. Конечно, в такую погоду, прежде всего хочется бежать поскорее, ведь так мы думаем, что намокнем меньше. Но как ни беги, все равно промокнешь насквозь. Я подошел к генератору, открыл горловину бака, посветил фонариком в него, бензина было совсем чуть-чуть.  Я взял рядом стоящую металлическую канистру и наполнил бак генератора. Из-за того что было темно, я пролил часть горючего на себя и стену дома. Теперь к запаху сырой земли и грозы добавился резкий запах бензина.
Птицы спрятались в курятнике, кошки, мяукая, пробегали мимо меня, в сторону дома. Я поставил канистру возле стены. Схватился за генератор, немного напрягся и поволок его по сырой земле в пристройку, где стоял трактор. Ворота в пристройке я оставил открытыми, взял удлинитель, воткнул его в генератор и просунул провод в маленькое окошко дома, которое находилось почти под самым потолком.
Я прошел к крыльцу, изрядно промокнув, возле двери сидело несколько кошек. Открыл дверь, они тотчас же пробежали внутрь. Скинул сапоги. Джинсы были почти насквозь мокрые. Сняв куртку, я встряхнул ее. По комнате, наполненной запахом костра и сухого дерева, развеялся запах лучшего мужского парфюма: кожа и бензин. То сочетание, которое должен ценить каждый мужчина.  Я подошел к музыкальному центру и сделал звук немного громче, затем, сев обратно в кресло, сделал согревающий глоток.
Беспокойное дерево за окном, бескрайнее поле ржи, в котором, словно в море, поднялись волны золотого цвета - это ветер гоняет колоски. На улице светло, как днем. В комнате исчезает свет, музыка смолкает. Вспышка молнии гаснет и снова ничего не видно за окном. Один, два, три. Словно взрыв над головой, гром с каждым разом все мощнее. Дом трясется все сильнее, пыль сыпется все больше. От печи спине все теплее, от алкоголя мне, несмотря на погоду, все уютнее. Душа требовала музыки, и я с мыслью, что придется опять идти на улицу и запускать генератор, вскочил с кресла и смело пошел к двери. Чуть пошатываясь и опираясь об стену, я просунул ноги в сапоги и накинул на себя мокрую кожаную куртку с капюшоном. Открыл дверь, прохладный ветер обдал меня свежим воздухом и водой. Я стоял на крыльце, словно на пирсе у моря во время шторма. Разве что вкуса соли на губах не чувствовал. 
IV
Я сделал шаг со ступени, нога проскользила немного вперед, я схватился за перила.  Медленным шагом, с какой-то невероятной легкостью на душе, я пошел направо, к пристройке, она была у левой стены дома, а ворота были со стороны двора, так как, помимо трактора, там хранился инструмент: лопаты, вилы и грабли. С задней части дома, у левого угла, стояла небольшая бытовка, в ней я держал коз, а рядом с бытовкой был курятник с огороженным двором. Перед козлятником лежало несколько тюков сена, накрытых пленкой.
Я подошел к генератору и начал его заводить с помощью шнура. Я несколько раз дернул шнур, генератор затарахтел, и из маленького окошка, через которое шел провод, засиял яркий свет, и донеслась музыка. Я разогнулся, посмотрел на полки с инструментом. Из-за спины помещение наполнилось ярким белым светом. Ноги подкосились, я прикрыл голову руками, думая, что на меня что-то падает сверху. Собаки залаяли в доме. Разряд был настолько близко, что я даже не успел начать считать. Оправившись от такого удара, я обернулся и увидел, что во дворе светло, как будто кто-то развел костер. Я тут же выбежал из пристройки.
Молния попала в открытую канистру, которую я забыл у тыльной стены дома, когда заправлял генератор. Огонь моментально вспыхнул, охватив почти всю стену деревянного дома. Я побежал к скважине, там был достаточно длинный шланг с хорошим напором. Добежав до него, я открыл кран. Сухо. Скважина работала от электрического насоса, и для того, чтобы была вода, надо было отдельно подключать провод от генератора.
Пламя быстро поднималось вверх по стене к крыше. Дом уже было не потушить. Во дворе было светло, почти как днем. Собаки лаяли в доме, коза с козлом блеяли в бытовке. Я побежал к козлятнику. Сено возле него начало гореть. Чтобы открыть дверь, нужно было пробежать между забором от птичника и горящей стеной. Я набрался сил, и, прикрыв лицо рукой, рванул к двери. Жар был такой силы, что рукав, пропитанный бензином, моментально загорелся, и обжег, спалив все волосы, правую сторону лица. Боли я не чувствовал. Остановившись перед дверью, я скинул с себя куртку и швырнул ее в сторону пламени. Я еще не успел до конца открыть дверь, а рогатые, чуть не сбивая меня с ног, вырвались и промчались мимо пламени вокруг дома.
Я пробежал обратно, вдыхая раскаленное пламя, открыл калитку и забежал к птицам. Зайдя в курятник, почти ничего не видя и кашляя, я начал взмахами рук выгонять птицу на улицу. Бытовка, откуда я выпустил коз, уже вовсю горела, и вот-вот пламя перекинется на курятник. Выйдя на улицу, я погнал птицу в дальний угол, подальше от огня, хотя они итак уже все понимали. Правой рукой было тяжело размахивать. Ожоги сковывали ее движение. Выбежав из птичника, я помчался к крыльцу.
Вся крыша уже горела. И огонь, словно живой, завернул за угол дома и перекинулся на пристройку.  Я добежал до крыльца, собаки скреблись в дверь. А кошки громко мяукали, просясь на свободу из этого ада. Открыв дверь, я увидел, что огонь уже распространился внутрь. Я посмотрел наверх: дым, словно река, тек по потолку в мою строну.  Раздался сильный взрыв. В пристройке взорвался трактор или машина. Дом пошатнулся, крыльцо стало уходить из-под ног. Еще один взрыв, я вижу, как комната наполняется огнем. Он словно ищет, что съесть еще. Такой голодный. Сухое дерево и горючее – это любимое его лакомство. Крыльцо совсем проваливается, а сверху рушится козырек. Одна из поперечин попадает мне по голове. В моем глазу темнеет. Я собираю все свои силы и, спотыкаясь, ковыляя, иду прочь от того, что когда-то было домом моей мечты. 
Отойдя на расстояние, когда уже не чувствовался жар, я развернулся и увидел, как дом, полностью объятый пламенем, разрушается. Помощи ждать неоткуда. Из деревни прекрасно виден пожар, но тушить его нечем. Кто-то, несмотря на непогоду, уже идет в мою сторону.  Боли нет и не было. Только усталость. Я рухнул на колени и уже из этой позы упал лицом в грязь.
Светало. Гроза ушла, убежала, словно нашкодивший ребенок, небо было чистым. Где-то вдали еще была видна зарница, а с другой стороны небо светлело перед рассветом. Прямо над тем местом, где стоял дом, можно было еще увидеть несколько ярких звезд.
От дома остался только фундамент и печь, которая кода-то была белого цвета, а теперь черного, и труба из кирпича, направленная прямо в небо. Слева стояли сгоревший трактор и машина.
Петух уже всем рассказывал своим кукареканьем, что настал новый день, козы мирно жевали траву. Псы верно лежали возле бездыханного тела, поскуливая. От него шел дым. Вся правая часть обуглена, а голова проломлена. Кошки вылизывают свою шкуру от гари и воды.
Кто-то на горизонте быстро идет со стороны деревни.
Вспышка. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать…..