Владимир Иванов
«Поэт»
/ повесть/
Унитаз под тяжестью Сусанны Семёновны надсадно поскрипывал (погрузнела его соседка к своим пятидесяти). Обабилась. Мечты о женихе иностранце куда только подевались. На лице Сусанны Семёновны — не красавице и раньше-то — проступила изнутри её уродливая истинная сущность. Отталкивающе смотрятся и набрякшие веки и глаза под ними, пристальные, хамские, недобрые...
Тужится наша дама, тужится, а толку никакого... Рыхлое лицо представительницы прекрасной половины человечества побагровело. Кончик картофелеобразного носа от усилий дёргается... Меньше макарон и сладкого, дражайшая, надо жрать и побольше клетчатки. В прямой кишке у вас, простите за нескромность, полипы, дивертикулы, забитые каловыми отложениями. Следствие, кстати, не только крахмалистой пищи, но и — хе-хе, Сусанна Семёновна, шалунья, - любви через задний проход...
Ох эти скромницы женщины, всегда мечтающие о Высокой любви!
Рассерженная, потому что так и не облегчилась, Сусанна Семёновна отодрала прикипевшие к стульчаку жирные ляжки, оделась и покинула дабл-ю-си. В квартире тишина. Домашние на работе, а у хозяйки сегодня выходной. Подвластная ей территория блещет чистотой. Мебель, цветной телевизор, холодильник, забитый деликатесными продуктами говорят о достатке обитателей жилища. Сусанне Семёновне есть чем похвастаться перед подругами. Жизнью она в общем довольна. Досаждают две вещи: запор и пасынок, занимающий так нужную ей меньшую комнату их двухкомнатной квартиры.
По вечерам семейка в составе хозяйки, её мужа Викентия и дочери Ирины чинно чаёвничают в большой комнате, которая служит для них троих и гостиной и спальней. Стулья около обеденного стола в центре помещения поворачиваются так, чтобы можно было одновременно с перекусоном смотреть телевизор.
Сегодня идет их любимая передача: показательные выступления звезд фигурного катания...
-Настоящее искусство, что и говорить! — надкусывая пирожное «эклер» и не отрывая глаз от экрана, уронила тоном знатока Ирина, вытянутолицая, с невзрачными чертами девушка двадцати лет.
-Ага!.. И попки какие у девок аппетитные, когда они задом наперед катятся, - развила мысль дочери Сусанна Семёновна и покосилась на мужа, чересчур на её взгляд восторженно следящего за кульбитами фигуристки, носящейся по льду. — У нашего папашки аж глазоньки бесстыжие замаслились. Постеснялся бы, кот мартов-ский!
-Ну-у, мать, что ты, в самом деле?! — оправдывался в шутку на шутку супруги Викентий. — И в мыслях у меня ничего нет... Если только так, самую малость, кхе-кхе. А вообще, разве ж это попки? Мослы сплошные... Задница у женщины должна быть...
-Ну-ка, ну-ка, скажи, какая, хам? — балагурила хозяйка.
-Во, - ощерился «глава» семейства улыбкой и развел руки широко в стороны, - как багажник у «Жигулей».
-Что б ты понимал в колбасных обрезках, нахал! — поёрзав своим необъятным «местом», кокетливо укорила Сусанна Семёновна.
-Сейчас модно, чтобы бёдра у женщины были узкие, - умненько изрекла Ирина и чуть надулась.
-Конечно. Как у тебя, - съязвил отчим (для Игоря Викентий Соломин родной отец, для Ирины, дочери Сусанны, отчим). — И за что твоему Филиппу подержаться, за моду?
-Не ваше собачье дело! — вспыхнула девушка. — Вы такой некультурный ...
За этими стандартными для семейки препирательствами, за лицезрением зрелищ, нашпигованных в «ящик», время убивалось быстро, и — бесповоротно. Чаепитие шло уже по третьему кругу, когда из прихожей донеслись звуки отпираемых замков входной двери.
-«Писатель» явился, - поджала тонкие губы Ирина. Гибко вскочила, метнулась к застеклённой двери из комнаты в прихожую и приотворила её, чтобы от стола можно было увидеть того, кто входит.
Дверь открылась, и в квартиру вошел Игорь. Тщательно вытер ноги о коврик, взглянул на сидящих в гостиной и, вежливо поздоровавшись, прошел в свою комнату.
-Явился, не запылился! — выкрикнула Сусанна Семёновна. — Вот и вали в свою конуру. Да двери плотно закрой, что б не воняло! — Она повернулась к мужу. — Переселим мы когда Ирочку в комнату этого дармоеда, нет? Сколько ждать? Сделай, вон, «писателю» будку в кладовке. Пусть там бздит. Девочке замуж пора — ей комната нужна. И Филипп, бедненький, ждёт... Кстати, где это твоя половинка задерживается? — переключилась мамаша на дочь.
-В техникуме, видать. На лекциях. Он же на вечернем учится...
Владимир распрямился, откинулся на спинку стула, придвинутого к письменному столу, и в задумчивости сунул верхний конец авторучки в рот...
«Конечно же!.. Филипп, жених Ирины, - приезжий. И — студент. Вечернего отделения, но не института, а какого-нибудь зачуханного техникума...»
Покрутив пришедшее в голову соображение и так и сяк, он снова склонился над бумагой.
-А может, не на занятиях, может, дела у него, - продолжила Ирина, пожав палочками-плечами. — Он у меня деловой! Сама знаешь, как «крутится», копейку зарабатывает.
-Знаю, золото человек - Филипп. Не то что некоторые, - метнула хозяйка презрительный взгляд в стену комнаты Игоря. — И учится человек, и работает как пчёлка. Не писака какой-нибудь, которому жопу скоро нечем прикрыть будет, потому что на штаны не может заработать...
-Ты не очень права, мамусик, - перебила родительницу умненькая дочурка. - Писатель в наше время тоже хорошая специальность.
Те, кого печатают, богато живут. Как-то показали по телеку какого-то нашего писателя, члена Союза писателей, на личной да¬че. Домина у него-ого-го!.. И Пушкину много платили... Главное — что б печатали. А этого, Игоря, не печатают. Правда бывали и нищие писатели, чуть с голоду не умирали... Так это когда было, в старину! Сейчас ведь не те времена. Разве можно нищим жить?.. Заведи семью, детей, обеспечь их и жену, а тогда... пиши сколько влезет.
-Ты, доча, вроде как защищаешь этого голодранца, - прищурилась Сусанна Семёновна подозрительно. — Умничаете молодёжь!.. Из-за этого тебе ж жизни нету: бздит здесь, площадь занимает.
-Успокойся, мать, нервы побереги, - вставил Викентий осторожно. — И потом, не выгонишь же Игоря на улицу, он прописан, право на проживание по закону имеет...
-Вспомнил: закон! Тряпка ты, а не мужик, - хлопнула рукой по столу супруга. — Сынка своего приструнить не можешь. Был бы ты толковый отец, сказал бы отпрыску: поимей совесть, на заработки съезди... не знаю, куда — на БАМ, что ли. Огреби там деньжат, да и купи себе квартиру, чтобы несчастным слабым женщинам глаза здесь не мозолить.
Спина совсем затекла. Он поставил точку. Не вставая, потянулся.
Нужен был хоть кратковременный перерыв. Как для отдыха, так и для того, чтобы прикинуть, что писать дальше. Продолжать сцену «Семейка» в прежнем ключе нельзя: диалоги слишком многословные, растянутые по времени... Сцену следовало либо закрывать, либо, для разнообразия, вводить в неё нового персонажа... Этим новым персонажем пусть станет жених Ирины Филипп...
Но Филипп пока ещё не приобрел в голове Иванова сочинителя чётких форм реального человека, настолько реального и живого, что сочинитель мог бы вживаться в него и действовать в перипетиях сюжета повести как бы от его имени. Филипп существовал в воображении этаким абстрактным, смутным пока силуэтом. Чтобы ввести жениха Ирины в повествование, требовалось определиться с его характером, внешностью, с его нравственным содержанием... Не подлежит сомнению одно: герой он отрицательный... А любопытно, откуда у меня этот Филипп вообще взялся?.. Ни у моей сестры Ирины, ни у реальной сестры Игоря Соломина молодых людей, насколько мне известно, нет. Интересно также, что, начиная писать, я даже не думал о подобном персонаже, а он возьми и появись в воображении сам собой... А имя «Филипп»?.. Ага, лично у меня это имя почему-то ассоциируется с не слишком хорошими людьми. Кто же он, какой из себя?.. Без прописки? Годится. То есть — искатель жилплощади? Неплохо. Но кого определить на эту роль?..
Как ни рылся Иванов в памяти, перебирая знакомых мужчин, которые подошли бы и внутренне и внешне по типажу, «Филипп» не отыскивался. Сцену приходилось пока отложить. Решив это, Владимир закурил и быстро перечитал написанное... Неплохо. А местами даже очень и очень ничего!... Имелись кое-какие сомнения: не чересчур ли зло он выразился о Сусанне Семёновне, да ещё экстраполировал её на женщин вообще... Хотя, так и задумано. Во- первых, из ненависти к подобным мачехе Игоря Соломина существам. Во-вторых, в противовес прилизанной советской (да и мировой тоже) литературе, сюсюкающее прославляющей женщину и её достоинства. Одним словом, описание Сусанны он оставит таким, каким оно получилось. Несколько хуже у него с языком: нет изящества в слоге... Тут придется кое-что подправить, решил он и поставил на полях первых трёх страниц рукописи знаки вопроса.
- Повесть начал писать? Повесть, оно конечно, хорошо, - не то похвалил, не то с иронизировал на другом конце телефонного провода Эдик Окунев. — Только в чём проблема, не пойму? Совмести полезное с приятным. «Полезное», как ты понимаешь, напечататься в солидной газете. Представь: публикация под твоей фамилией! А если материал пройдёт, я тебе и корочки внештатного корреспондента устрою... И дел-то — сходить в какую-нибудь столовку, чтобы набрать для статьи материал. В любую большую столовую. Например, в «Гастритаицу», сосисочную на Невском недалеко от Сайгона. Побеседуй с директором, с работниками столовой... Да что тебя учить, когда ты практически полный курс на факультете журналистики прошёл...
Телефонный звонок Окунева застал Иванова, когда он уже оделся для выхода на улицу. Эдик напомнил, что обещал позвонить и предложил Владимиру написать для газеты среднего размера статью о проблемах современного общепита. Ссылаясь на только что начатую работу, Иванов сначала отказался, но выслушав доводы приятеля, всё же, хотя не без колебаний, согласился. Только выговорил две недели отсрочки. Позвони Окунев днем раньше, Владимир отказался бы наотрез из принципиального нежелания работать в советской журналистике. Своему принципу он изменил под влиянием особенного настроения сегодня: он пишет не что-нибудь — повесть! И она будет написана!.. Творческий подъём сделал счастливым, сильным, снисходительным. Он победит, преодолеет все преграды... И статью эту, чёрт с ним, напишет. В конце концов, Окунев прав: одно другому не помешает.
Вечер для прогулки был чудесный. Безветренно, сухо, морозец лёгкий... Шагалось легко, радостно. Иванову казалось, что бушующая внутри него энергия потряхивает не только его самого, но и передаётся и предметам и людям вокруг.
Прежде чем отправиться бродить по городу, Иванов решил забежать в Сайгон подбодрить себя кофе.