2 романса из романа «Великая игра»
БОТАНИЧЕСКИЙ САД
Первый раз я увидел Ханну через 5 месяцев после её гибели. В ночь на 10 сентября – это была наша самая сокровенная дата! – мне приснилось, будто бы я сижу в беседке, перебираю струны гитары и вдруг вижу, как ко мне приближается Ханна в белом платье, в том самым, в котором лежала в гробу, и на пальчике у неё блестит её любимое кольцо с лунным камнем. Она шла, словно плыла по воздуху, присела на скамью напротив меня, улыбнулась печальной улыбкой.
– Здравствуй, Саша, здравствуй милый мой! – сказала Ханна. Голос у неё был чистый, точно такой же, как при жизни. Я узнал бы его сразу из миллиона других голосов. – Что ты сейчас играл на гитаре?
– Ханна, дорогая! – выдохнул я и крепко закусил губу, чтобы не разрыдаться. – Ханна! Я нечаянно сочинил романс. Хочешь послушать?
– А про что романс?
– Про нашу с тобой любовь, милая. Я всегда жалел, что у меня нет поэтического дара, а тут сами откуда-то сверху пришли слова, я положил на них мелодию, получился романс, называется «Ботанический сад». Помнишь, милая, наш сад, помнишь, как мы поцеловались в первый раз? Романс, конечно, не Бог весть какой. Но я сочинял для себя, а не для публики, меня и такой порадовал. Давай, сыграю тебе и спою?
Ханна ответила лёгким кивком, я прошёлся по струнам, начал негромко напевать.
Любимая моя, ты помнишь сад в Берлине,
Где много лет назад мы встретились с тобой?
Далёкий этот сад мне дорог и поныне,
Стремлюсь к нему всегда взволнованной мечтой.
Стремлюсь в наш прежний сад взволнованной мечтой.
Щеглов со всех сторон к нам доносилось пенье,
От ароматов трав кружилась голова…
Я руку взял твою, ты помнишь, как с волненьем
Впервые я сказал заветные слова?
С волненьем прошептал заветные слова...
Мой ангел золотой! Ты помнишь ли то место,
Где в самый первый раз мы обнялись с тобой?
Ты помнишь, я назвал тебя своей невестой?
И стала ты с тех пор навек моей судьбой.
Ты стала навсегда с тех пор моей судьбой.
Любимая моя, ты помнишь клятву нашу?
Наш первый поцелуй скрепил её тогда…
И в память о былом я поднимаю чашу
За юность, за любовь, за прошлые года.
За верность и любовь, за наши все года.
Пусть старое вино на сердце мне прольётся
И память оживит о том далёком дне.
А в твой небесный дом пусть песня донесётся
Про прежнюю любовь, она живёт во мне.
Любимая моя, она всегда во мне!
Я видел, что Ханна была очень растрогана, она провела ладонью по глазам и тут же заторопилась.
– Спасибо, милый мой, что напомнил мне про ботанический сад, про то наше свидание. Ты знаешь, меня тогда словно подхватил волшебный вихрь. Я никогда не забуду, как мы с тобой поцеловались в первый раз. Спасибо тебе, Саша, спасибо, мой любимый. Мне нравится всё, что ты делаешь. Прости, милый, но мне уже пора. Я потом ещё приду, только не знаю, когда. Тогда поговорим подольше. Может, ты ещё что-нибудь сочинишь?
Ханна печально улыбнулась и исчезла, словно растворилась в воздухе.
В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ПАРКЕ
За столом шли тихие печальные разговоры, воспоминания.
– Вот, дядя Саша, посмотрите, что я нашла в маминых вещах. – Катя сняла с крышки пианино и протянула мне гумилёвский сборник. – Я эту книгу помню. Это ведь Вы подарили маме в Питере, да? Мама хранила эту книгу все годы, а я даже не знала. На обложке написано «Мэ камам тут». Мама в больнице всё время повторяла эти слова, а я никак не могла понять. Что это значит?
– Это у нас с Ниной был такой пароль, – с тяжёлым вздохом ответил я. – Мэ камам тут. По-цыгански это – я люблю тебя.
Я ещё раз глубоко вздохнул и прикрыл глаза ладонью.
– Дядя Саша, миленький! – Катя взяла меня за руку. – Мама Вас так любила! Даже в последние минуты думала о Вас. Ни в одной книге о такой любви не прочитаешь. А если и прочитаешь, то не поверишь. Я хочу Вас попросить немного поиграть для мамы. То, что она любила. Она, наверное, услышит и тихо улыбнётся. Только она одна умела так улыбаться.
Катя вытерла слёзы платочком и покусала нижнюю губу – точь-в-точь, как Нина.
– Хорошо, – сказал я. – Я поиграю немного на гитаре, только петь не буду, не смогу, голос пропал. Да и не к месту. Я хочу сыграть романсы, которые много значили для нас с Ниной. Мы познакомились в Питере в 22-м году у Берцовых, на Рождество Христово. Может, помнишь, Таня, тот вечер? И наше знакомство началось с «Хризантем». Этот романс Нина очень любила.
Я сыграл «Хризантемы», потом «Побудь со мной» – другой Нинин любимый романс. Как печально он прозвучал в этот раз! Все женщины загрустили.
Катя вздохнула:
– Когда мама слышала этот романс по радио, у неё всегда слёзы подступали к глазам.
– Ну, хорошо, – сказал я. – Сыграю тогда песню из другого ряда, не такую грустную. «Бэсамэ мучо». Когда мы с Ниной встретились после долгой разлуки, эта песня помогла нам снова понять друг друга.
Я закончил игру мажорным аккордом и отложил гитару в сторону.
– Думаю, на сегодня достаточно музыки.
Но тут в разговор вступила Татьяна:
– Сыграйте ещё что-нибудь, дядя Саша. Я помню, как раньше Вы играли на пианино и пели. У Вас был очень красивый голос. Может, споёте что-нибудь в память о Нине Петровне?
Я обернулся к Кате, она молча кивнула головой.
– Ну, хорошо. Когда мы жили в Питере, Нина сочиняла очень трогательные стихи. На одно её стихотворение я написал песню. Я попробую спеть, хоть и не в голосе. Может, Нина тоже услышит?
Я снова взял в руки гитару и тронул струны.
В Александровском парке дорожки в снегу.
Я навстречу к тебе, милый мой, побегу.
Я голубкой лесной над тобой пролечу,
Я по-птичьи тебе с высоты прокричу:
«Я люблю, я люблю, я люблю!
Я сто раз прокричу: «Я люблю!»
В Александровском парке снег пахнет весной,
Я не знаю сама, что случилось со мной.
Не брани меня, милый, пусть я не права,
Только я позабыла другие слова.
Помню лишь: «Я люблю, я люблю!»
Я сто раз повторю: «Я люблю!»
Сердце бьётся в груди, сердце часто стучит,
Слышишь? – в небе голубка тревожно кричит!
Боль её и надежду ты сердцем прими,
Ты покрепче меня, милый мой, обними!
Мне скажи: «Я люблю, я люблю!»
Ты сто раз мне скажи: «Я люблю!»
Я едва смог допеть до конца. Чтобы не разрыдаться, мне пришлось до боли закусить губу. Ко мне подошла Катя, обняла меня за шею и поцеловала.
– Спасибо Вам, дорогой дядя Саша. Спасибо! Я знаю, про что это стихотворение. Я хорошо помню Александровский парк, как мы ходили туда гулять, играли там в снежки… Мама была такой счастливой! Спойте ещё что-нибудь! Это ничего, что поминки. Мама нас не осудит. Спойте «Чоpнiї бpови, каpiї очi». Мама очень любила эту песню.
– Или «Жирафа», – попросила Маша.
– Дорогие мои! – вздохнул я. – Я, может, был бы и рад ещё что-нибудь спеть, но не могу, ей-богу. Горло перехватывает. И боюсь расплакаться. Прошу меня понять.