Сказка

Юлия Бойцова
Давным-давно, когда волны Невы бурлили и их пена пела свою песню так, что нарушала покой живущих у ее берегов, случилась следующая казусная история. В доме на Мойке жил мальчик, достиг он того возраста, когда через несколько лет сможет называть себя юношей. Звали его Борис. Их дом был просторен, обстроен по последнему слову моды и техники, и лишь скошенный угол и раздробленная колонна напоминали о трагической истории славного города. Отец Бориса был, как это сейчас называют, поедставительный мужчина. Чашечка американо на завтрак, черный кейс, личный шофер и грубые разговоры по телефону.
Его лицо было перекошено неприятным выражением, сложившимся в результате перенесенной инфекции. Он был невероятно занят и в проблесках свободного времени посмеивался над Борисом, пытавшимся сочинить на стареньком фортепиано сонатину.
Почему стареньком? Спросите вы. Да потому, что отец Бориса всячески отрицал искусство, но не подобно Базарову, который в силу воспитания мог его чувствовать, а подобно...нет, такого сравнения в сказке мы не озвучим. Поэтому он и не купил сыну дорогой рояль.
Борис был скромным мальчуганом, ходил в школу, дружил с парой мальчишек из местных коммуналок, о чем его отец не знал, подкармливал кошку Катьку из соседнего двора-колодца. Но главной его страстью была игра на фортепиано. До ми соль - и грохотали стены, слетались птицы на окна, и Мойка весело подбрасывала туристические катера.
Однажды отец посадил сына в автомобиль и повез его на Васильевский остров, где на одной из бесчисленных линий их встретил доктор Пельш, одноклассник отца Бориса.
- Добрый день, дядя Кеша!
- Здравствуй, Боря!
- Иннокентий, не до сюсюканий. Я по делу. Мой сын в беде.
У Пельша брови сложились в домик. К слову, он был психиатром-наркологом. Он недоуменно посмотрел на Борю.
- Понимаешь, он увлечен не мужским делом.
Пельш еще более изумился.
- Он играет на фортепиано.
Пельш закашлялся.
- И я хочу, чтобы ты его от этого отучил.
В его возрасте я дрался до крови и думал о заработке золотых гор, а этот целыми днями играет какого-то Бетховена, эти собачьи мелодии!!!
Не будем описывать их диалог, угрозы Бориного отца Пельшу и скажем лишь, что доктор остался разочарован и согласился "помочь".
В это же время, когда Нева была не в духе, в комнате на Римского-Корсакова жила девочка Ида. Комнату по всему потолку покрывала черная плесень, в узорах которой Ида видела чудесных животных.
Ее любимыми книгами была серия Мориса Дрюона о королях, а любимым занятием - бегать на Львиный мост и мечтать о принце..
Она плохо училась в школе, получала отличные отметки лишь по литературе и истории, и постоянно пачкалась чернилами и мечтала, мечтала..
Но однажды ее родители забили тревогу. Они работали на стройке, мечтания и грезы им не были чудны, но вызывали опасения. Они боялись, что оставшись одна, Ида пропадет, попадет в плохую историю. А на то были основания, на стройке они убили свое здоровье, а от неубиваемой плесени у мамы Иды возникали приступы надсадного кашля.
Родители посадили Иду с собой в трамвай и поехали на Васильевский остров к старому приятелю - доктору Пельшу.
- Девочкам тринадцати лет свойственно мечтать, - утверждал он.
- Но она неприспособлена к реалиям!
Не будем передавать весь разговор, аргументы и просьбы, но Иннокентий Пельш остался разочарован, но согласился "помочь" старым приятелям.
С этого самого дня дети ходили к доктору на процедуры, гипноз и лечебный массаж и принимали лекарства под контролем строгой медсестры.
- Я Боря, как кот из рекламы.
- А я Ида, как в сказке.
- А ты умеешь играть "Фугу" Баха?
- А ты умеешь писать стихи о львах, охраняющих дворцы?
Они быстро нашли общий язык, им было так интересно вместе, что они дома скучали и только ждали поездки в клинику Пельша. Они даже поклялись, что их восторженная любовь будет вечной, как взгляд каменных Сфинксов. Иннокентий Петрович был счастлив, он видел результат своей работы в этих счастливых чувствах и эмоциях, но с какого-то времени все пошло не так.
Боря мучился, он не мог уже подбирать мелодии на слух, а Ида перестала читать, стала увлекаться логарифмами, а львы с моста скучали по ней.
Прошло восемь лет. Нева спокойно и величаво текла по своим границам. В университете по коридору пробегала девушка с чертежами и юноша с тяжелым кейсом, столкнувшись, они лишь сказали про себя нецензурные выражения, а посмотрев в окно и увидев Сфинксов, словно что-то вспомнили, но так же мимолетно забыли.