Я подъехал к своему дому после корпоративной пьянки в офисе. Вдруг подумал, что нахожусь в том состоянии, когда не хватает ровно одной рюмки, чтобы упасть спать с чувством выполненного долга по кутежу.
Я попросил водителя высадить меня у бара в ста метрах от дома.
— Не жди меня, до завтра! – я неверной рукой захлопнул дверь автомобиля и, без капли сожаления наступая ботинками в лужи, вошел в дверь. Уселся на барный стул, что далось мне не без труда; я надеялся, что никто не заметил, что я сегодня несколько в разладе со своим вестибулярным аппаратом.
Я попросил у бармена виски и медленно его потягивал.
«И что я сюда забрел… надо было завалиться спать», — подумал я.
— Чувак, ты уже второй раз пьешь из моего стакана, — услышал я претензию слева, — имей совесть.
Я хотел возмутиться, но заметил, что держу по стакану в правой и левой руке и выпиваю из них поочередно. А ведь второй стакан не мой.
— Вот как неудобно вышло… — я взглянул на соседа по барной стойке, которого я так бесцеремонно обобрал.
— Мишка, — улыбнувшись, пробормотал я – рядом сидел мой давний приятель, с которым я виделся нечасто. Он мне нравился — был неглуп и весел.
Он тоже удивился, увидев меня здесь в этот час, похлопал по плечу.
Я попросил у бармена еще виски, чтобы компенсировать выпитое мной в два горла.
Я заметил, что он тоже прилагал усилия, чтобы сидеть на стуле вертикально.
— Я еду с корпоратива, решил здесь догнаться, — сказал я. – А ты что празднуешь? Или бесцельно напиваешься?
— А-а-а… — махнул он рукой, — праздновать нечего. Сижу и грущу, так сказать. Даже рассказывать неохота.
— Ну, неохота так неохота. Не рассказывай, — не расстроился я и увлеченно понес какую-то ерунду.
— Что значит «не хочешь – не рассказывай»? – переспросил Михаил через минуту.
— Тогда рассказывай, — пожал я плечами.
— И рассказать не могу… — он рукой подпер щеку.
— И рассказать не можешь, и молчать не можешь… начни хотя бы? Кроме того, не могу обещать, что завтра вспомню хоть что-то из твоей истории, уж извини.
— Начну издалека…
— Начни оттуда, чтоб к концу рассказа ты не запутался и не уснул, — я начал грызть орешки, которые мне заботливо подсунул бармен.
— Ты отвратительный слушатель, но другого у меня все равно нет. Так вот, давным-давно, лет десять назад, я начал жить с девушкой.
— Братан, это душераздирающая история, так тебя жаль…
— Я спишу это на твой вопиющий сарказм. Так вот, нормальная была девушка, и жить я с ней собирался долго. Хорошая даже девушка была. Умная и красивая, одно плохо – пела она отлично.
— Чем это плохо?
— Это было плохо для моего плана семейной жизни. Жили мы дружно, а она все пела и пела, и по разным конкурсам каталась, и аудиозаписи свои везде отправляла. И вот однажды на каком-то прослушивании компетентное, мать его, жюри решило, что она брильянт в навозе и нужно срочно его отмыть.
— Довольно безобидное занятие — пение. Чему ты был не рад? – уставился я на приятеля.
— Жюри было иностранное. И как их только сюда занесло… В общем, она стала круглые сутки пропадать на прослушиваниях и на записях, а дальше – больше: утащили ее на несколько месяцев в Лос-Анджелес. Короче, поперла у нее певческая карьера! Кто бы ожидал…
— Хех, — крякнул я, до сих пор так и не оценив весь трагизм момента.
— Вот представь, торчишь ты несколько месяцев в году в другой стране, тебя там кружат продюсеры. И вообще, занимаешься любимым делом. Деньги большие начала зарабатывать. Кстати, она отлично там и сейчас живет… Вот нафига тебе Мишка в России? Вернуться домой, чтобы прибирать и готовить Мишке? Ты б вернулся?
— Не, Мишаня, я б не вернулся, — честно пробормотал я.
— Козел ты, а не друг. Но она тоже не вернулась… Летала сначала туда-сюда, конечно, делала вид, что мы пара… а какая мы уже тогда были пара? Вот так постепенно все и развалилось… А она все говорила, мол, я ее талисман, счастливый билет…
Он вздохнул, отпил из стакана и продолжил:
— Какой я счастливый билет, если я как Олимпийский мишка после «Олимпиады — восемьдесят» — фью-ю-юить – улетел в вонючую даль?
Он махнул вверх рукой, я поднял голову, отслеживая его жест, и почувствовал, что сейчас стошнит.
-Лучше не маши так, — я положил его ладонь на барную стойку, – братан, и ты все эти годы заливаешь это нечеловеческое горе в баре? Редкая ж история – любовь прошла… какой романтичный аргумент для пьянства…
— Да погоди ты, это не вся история. Когда мы совсем расстались, она потом прилетала сюда несколько раз, и мы даже встретились. Уж не знаю, стыдно ей, что ли, передо мной было или просто приятное мне сделать хотела, в общем, она мне подарила наручные часы, хорошие платиновые часы – «Вашерон Константин».
— О! – я многозначительно поднял палец, придав важности моменту. – Отличные часы. Видишь, как одарила тебя, надо за это выпить.
Мы чокнулись.
— Ненавижу эти часы, — сказал Мишка.
— Вредный какой, однако… — пробулькал я в стакане.
— Не нравится мне эта модель и вся эта история… прямо смотреть на них не могу… — вздохнул он и продолжил. — Так вот. Через некоторое время встретил еще одну отличную девушку. Сразу уточнил, чтоб никакого пения. Она была другая – бегала с фотоаппаратом и разной техникой, фоткала все подряд, ничего не пела. Я прямо воспрял. Жили мы хорошо, мне все нравилось. Года два прожили, и тут она начала отправлять свои долбанные фотографические работы на разные конкурсы и в журналы. Я так напрягся маленько — с некоторых пор ненавижу все эти конкурсы талантов. А она, мол, люблю тебя, ты чего, я ж знаю твою историю с певицей и с часами, у нас так не будет. Бла-бла, короче… Ну, и, понятно, как по закону подлости, опять ее работы победили в какой-то лотерее… Опять я в роли счастливого талисмана, опять работа на расстоянии, контракт с фотоагентством, приглашения в поездки… Ты чо молчишь, уснул что ли?
— Не, Мишаня, интересно ты про судьбу свою рассказываешь, давай дальше, — я на всякий случай приоткрыл глаза пошире, чтоб собеседник не сомневался в моей вовлеченности в диалог.
— Она первое время делает вид, что все нормально, но уже понятно, что ничего не нормально. Я хочу семью, суп, вечера у телевизора, а у нее на уме одна фотография. В общем, я упрекал ее, ругался, а что толку? В итоге дверью хлопнула и укатила в Париж в светлое счастливое обеспеченное будущее со своими треногами, экранами и объективами… И улетел я опять как медведь Олимпийский, так как после олимпиады нафиг он никому уже не нужен…
— Михаил, ну даже два расставания за жизнь – это ж тоже не диковина.
— И главное, знаешь, что это вредная фотографша сделала? Взяла и прислала мне в подарок часы, да ни какие-нибудь, а точно такие же, как от певицы! Это ж надо такую степень вредности иметь… — он заглянул мне в лицо.
— Хех, и юмора тоже…
— Зачем дарить такие часы, которые уже есть? Причем дорогие. Денег ведь не пожалела, зараза, потратилась…
— Такой широкожестный прикол, — подытожил я.
— Так еще не конец истории. Три года назад начал я встречаться с художницей. Тоже все было неплохо. Я думаю, ну, молния три раза точно в одно место не бьет, пусть себе рисует. Она мне очень понравилась, я влюбился сразу, ну не расставаться же из-за ее занятия рисованием? Но, знаешь, судьба – все-таки злодейка. Убить бы всех организаторов этих конкурсов и искателей талантов… Сначала одна картина была выставлена на выставке, потом две, три, потом целая выставка, потом за границей. Покупать начали, поездки опять начались. В общем, все как по шаблону. Я даже поверить не мог.
— Мда-а-а, Мишаня, это очень удивительно… — оторопел я. – И давно эта третья история закончилась?
— Два месяца назад окончательно расстались. Скандалили опять… Эти люди творческие как злостно скандалят… Импульсивно и с фантазией.. И как я три раза выдержал?… Высказал ей все, в очередной третий раз те же слова говорил. А ей что? Твердит, мне повезло, мир открылся передо мной, я вижу столько единомышленников, я хочу творить… Ездила-ездила туда-сюда, только душу мне травила. Ну, однажды и укатила насовсем. Я все ее холсты и краски на помойку утащил. В честь окончания очередной Олимпиады, припевая «Улетает наш ласковый ми-и-иша»…
— Миха, так ты и вправду проклятый на их удачу, — ухмыльнулся я. – Может, я с тобой поживу? Глядишь, известным спортсменом стану или химиком, вон как лихо напитки смешиваю.
— Эх ты… мне вот не смешно, — совсем пригорюнился Мишка. – И художница эта чертова, зная про первую и вторую историю, сегодня ведь с посыльным прислала в подарок часы… кто бы сомневался…
Я захохотал и воскликнул:
— Я тебе не верю!
Миха прищурился.
Потом выпрямил левую руку, потянул вверх рукав пиджака, и я увидел, что на запястье крест-накрест надеты три пары одинаковых-прекрасных-дорогих-отличных-блестящих часов.
Я ржал как конь.
Часы как будто троились у меня в глазах, от чего голова кружилась еще сильнее.
Я закашлялся, натянул его рукав обратно.
— Мда, это круто, Мишка.
— Круто, — передразнил он меня, заказав нам еще по одному виски.
— Ну, это нам показывает, что у женщин иногда все-таки есть чувство юмора.
Он кивнул.
— И деньги, — добавил я.
Он еще раз кивнул, и мы чокнулись.
— И у тебя теперь есть целая куча времени, — усмехнулся я.