Тюменский сиделец Андрей

               
                08.08.19.       



1968 год,месяц август,на глухой окраине города саперы воинской части 12345/123 производят раскопки старых ещё довоенных складов. Стоит жаркая удушливая погода, но бойцы сапёрного взвода рады, ведь недалеко большое озеро и командир капитан Ерохин А.С.  несмотря на запреты комбата возит ребят купаться на ЗИЛе бортовом.

Команда Ерохина довольно опытная 17 человек в основном  сапёры огневики, их задача находить брошенные в войну хранилища оружия и боеприпасов, взрывчатки.  Складов в этом районе ВОВ было немерено и в том бардаке многие затерялись совсем, в прошедшем году Ерохинцы  нашли целое хранилище в подлеске в трёх км отсюда. Всё начальство и ребята были в шоке, огромный блокгауз был битком набит оружием и консервами. На полках стояли пулемёты Максим,  в ящиках новые винтовки в смазке, цинки с патронами лежали рядами на стеллажах, были и сорокапятки даже. Две недели вывозили это богатство и как местные его не раскопали,- думал Ерохин.

Однако надо искать дальше,- думал Александр, сидя за раскладным столиком и отмечая на плане пройденные квадраты, в это время к нему подбежал запыхавшийся сержант Головнин  старослужащий по третьему году. Вся роба в глине. Товарищ  капитан,- у нас ЧП в складе кто-то ходит, мы там по плану разбили простенок, а он как побежит в темноте по коридору. Все ребята слышали и пока подтянули провод, да врубили прожектор, он скрылся, а следы на пыли остались, дайте нам  два  АКМа, а то ребята мохают.
Конечно, бери три штуки, у дневального,- приказал капитан, но учти на приведения простые пули не действуют, надо серебряные, я читал у  Эдгара  По. Сам капитан  тем временем вытащил кобуру из походного сейфа, в ней торчал массивный  Стечкин  и проверил магазины к нему, затем нацепил спереди на ремень, ну пошли,- сказал он сержанту.

Вскоре они уже спускались в длинный поземный коридор метров шести шириной, горел  неяркий свет от движка, царил полумрак и какая-то затхлость, но было сухо.  В коридоре  две стальные двери метров в сорока друг от друга. Посмотрев всё это Ерохин, приказал заложить по шашке тола под двери, сам отмотал  как надо бикфордов шнур, подсоединил, поджёг и приказал сматываться двум сержантам сопровождения.  Вскоре они, не спеша, прихватив прожектор, вышли на природу, до взрыва ещё пять минут. Бойцам с автоматами приказал отойти метров на двести в лесок и сам пошёл за ними, вскоре сели покурить на поваленную сосну. Головнин спросил, - а если там тол в складе, не бабахнет, тов. капитан. Потерпи сержант, сейчас узнаем, а не нравиться иди, загаси шнуры и разбирайте в ручную.  Через положенное время прогремело два взрыва совсем слабых на таком расстоянии, выждали минут десять, капитан снарядил двух бойцов с оружием, фонарями,  верёвкой и топором, приказал им пошарить в складе, сам как Кутузов остался по инструкции ждать окончание событий странных.  Долго ждали с сержантом своих разведчиков, наконец, через два часа они вылезли наружу и пошли к начальству, кого-то толкая стволами автомата. Через пять минут ребята привели странного человека белого, как мел, одетого ещё в довоенную форму,  он  трясся как паралитик. Ведите его в канцелярию,- приказал Ерохин, да свяжите ему руки, хрен знает,  что за сумасшедший там сидел.

Вскоре капитан уже пытался допрашивать подземного жителя, понимал его с трудом, но протокол вёл, ему  помогали сержанты Талызин и Головин. Неизвестный говорил  много, из открытого рта летели слюни, отодвиньте  его на хер подальше,- приказал капитан и усадите на лавку, да чаю принесите нам. Вскоре задержанный хлебал чай из солдатской кружки, его трясло почему-то, а Ерохин раздумывал про себя, что надо вызвать особистов, ну его нафиг этого чокнутого, зачем ему эта головная боль. И приказал  на ночь поместить  неизвестного,  в пустую летучку под замок. Утром прибыли трое особистов: составили протокол, погрузили его в свой УАЗ и отбыли в Тюмень,–начальство однако подумали сапёры, а Ерохин обрадовался, что сплавил этого задержанного.

Часть вторая.  Дневники сидельца Андрея Сальникова.

Я, Андрей Сальников, был призван из Даргинского района Оренбурга в 40 году и попал служить в часть резервов Уральского округа, место неплохое, наверно помогло то, что я работал в Тресте продовольственных товаров Оренбурга после техникума «Пищевик».
Перед  ВОВ в  Красной армии  срочники служили  два года и далеко не всех призывали, многие работали на важных стройках и предприятиях. Но мне подфартило, и меня забрили на два года. Хотя мне повезло, я попал на продслужбу. Наша часть занималась комплектацией и закладкой  складов на случай войны большой, так что я служил по своей специальности. Работа была хорошая и главное при харчах.  Вечером во временной казарме ребята вечно что-то жевали: то стыренное сало, то дефицитную тогда консервы  из лосося, воровство так сказать процветало. Хотя никто за оное это не считал.

Всегда так делалось на продслужба, у воды да не замочиться, так не бывает. Служба тянулась размеренно, сейчас организовывали  ещё одно хранилище на тыщу  тонн: Продовольствие, одежда, предметы обихода, керосин и многое, что ещё, о чём рядовым и сержантам  знать не полагалось.  Капитан Сёмочкин,  наш  начальник говорил так:  работайте ребята, скоро ведь большая война (он уже был на финской, говорил, что чудом выжил). Когда попали в окружение финнов.

Два месяца провозились с закладкой хранилища номер 13, самого большого на этом участке и вот однажды прибегает дневальный, на морде так и написана растерянность, кричит, орёт,- Война с немцами ребята!

Полетели вводные на наше подразделение, этих бойцов сюда, а этих туда, бегают все в мыле,  включая начальство, но склады трогать команды нет, только личный состав забирают постоянно,  из штаба тыла,  приказы сыпятся непрерывно. Скоро  нас двое осталось  на огромное хранилище: я сержант срочник А. Сальников и рядовой Анисимов Витька. Сидим на складах в своей каптёрке, у нас кровать двух этажная, поддерживаем порядок, наверх выходим редко, посты внешние от нас далеко, метров 700, иногда видим часовых на вышках, но плохо.

Вчера приехал капитан наш и приказал жить здесь до особого приказа,- написал распоряжения, что можем пользоваться продуктами из текущего  сменного запаса, остальное ни-ни. Сказал, нам что смену пришлют в течении трёх месяцев, козырнул и смылся на своей «Эмке» нагрузив её до отказа казённой тушёнкой. Затем прошло два длинных месяца, скоро нам отключили связь и телефон, сидим, ждём неизвестно что и как-то вечером раздался громкий взрыв, нас сильно качнуло, и когда мы бросились на выход, то увидели огромную баррикаду  вместо коридора, где свободно проезжала полуторка. Мы с Анисимовым схватились за голову и побежали рысью искать керосин и лампы. Так как свет стал мигать и гаснуть и вскоре потух вроде на совсем,  я стал думать, где стоит генератор походный на бензине.

Часть третья «Узники подземелья»

Ерунда все эти Монтекристо,-  выдумки, а вот наши могут сидеть в заточении, сколько хочешь, была бы шамовка, хотя и не все. Мой напарник вскоре начал сдавать, наверно психика не выдержала: вначале мы играли в карты, шахматы, пели под гитару песни и романсы. Однако вскоре месяцев через шесть мой напарник по заточению начал дебилировать и вскоре повесился на стеллаже для хранения консервов, слаб оказался боец. Я закопал его в дальнем углу складов, головой на восток. Нашёл там место без бетона.

Месяц потратил на поиски выхода, облазил все углы. Составлял схемы. Всё тщетно  кругом бетон и баррикада после взрыва, из глыб бетона и арматуры.  Но я наоборот решил бороться до конца, может и откапают, ведь нам внушали, что война будет короткой. Ну, месяца три от силы. Я ведь не знал, что мне придётся прожить в подземелье долгие  двадцать пять лет. Хотя потом я привык к такой жизни и даже в тихую радовался, что не попал на войну. Завёл себе распорядок и строго следил за его соблюдением, чем занимался, спросите вы,- так я отвечу жил и всё думал, что меня скоро спасут, как Робинзона Крузо. Но ему-то было легче, он гулял по острову на свободе и ветру. А мне свет виделся только в одном месте складов, такой слабый лучик надежды ввиде белого пятнышка и когда тоска подпирала к горлу, я шёл любоваться им и думал, что меня вот-вот спасут, но всё было тщетно, я стал составлять  программу собственного выживания,  она состояла из 33 пунктов.

Приведу  вкратце: 1) Никогда не унывать.
                2) Никогда не думать о суициде.
                3) Вести дневник
                4) Написать большой роман об освоении Оренбургских  степей и войне с Ордой  Казахской, слава богу, свечей у меня две тонны. 

Потянулось время словно резиновое, каждый день я вкратце записывал в журнал казённый, их было у меня много. Что бы ни  случилось на складах я везде сыпал отраву от крыс, чтоб не плодились.

Вскоре, где-то через полгода,  я втянулся в жизнь затворника и о суицидах как я уже писал больше ни думал. Стал истово верить в бога, хорошо у меня сохранилась икона подарок матери, которую я сберёг при всех обстоятельствах. Это был Спас Вседержатель размером 7 на 7.  На неё я и молился, рассуждая так: Богу и Судьбе зачем-то было угодно похоронить меня заживо, но как я понял он - БОГ. Дал мне шанс выжить, ведь для жизни у меня было полное изобилие всего: то есть продукты и одежда, я решил, что грех будет великий не воспользоваться этим шансом, решил ждать, хоть пять-десять лет, но в глубине души, конечно, надеялся, что про склады скоро вспомнят. Ведь с войной всегда приходит голод.

Потянулись бесконечные дни, с хомяками я научился общаться и выставлял  им еду раз в два дня и что странно они почти не плодились и когда в мышеловку  попался молодой хомяк. Крысы пришли к моей каптёрке и требовательно  пищали целую ночь, я подумал и провёл с ними беседу. Смысл её в том,  что ребята  давайте жить дружно. И что удивительно они справно приходили за жратвой  и отбросами. Не пакостили, но со временем поумерили  от какой-то болезни, хотя я и колол их стрептоцидом. Так я остался совсем один, не считая мышей, которые дрессировке не поддавались и я отравил их зоокумарином.
Распорядок был такой; утром я делал часовую зарядку, бег по коридором и делал все упражнения, которые запомнил и глюки меня не посещали. Пел песни которые знал, затем завтракал консервами  рыбной и кашей и садился писать свой бесконечный роман о покорении Степняков и Орды. ЗАТВОРНИЧЕСТВО УСИЛИВАЕТ ВООБРАЖЕНИЕ И ЧАСТО ГЕРОИ МОИ ПРЕДСТАВЛЯЛИСЬ МНЕ КАК ЖИВЫЕ, У КАЖДОГО БЫЛ СВОЙ ХАРАКТЕР И ОБРАЗ.

С годами я заматерел,- воистину человек привыкает ко всему. Была бы Надежда!
Хотя последние годы пессимизм стал всё чаше посещать меня. Я начал опускаться и потерял счёт времени, мне уже казалось, что я живу в этих подземельях вечно и годы текли не заметно, к тому же у меня появились болезни многие. Ведь питание одни консервы и вот однажды я услышал стук и грохот, кто-то пытался пробиться в мои катакомбы, я пулей побежал оттуда. Всё вроде затихло, но вскоре на меня устроили настоящею облаву  с прожекторами, это были бойцы в неизвестной форме, но со звёздами на пилотках. Это я просмотрел в свои щели, вскоре меня отловили и под конвоем привели к начальству. Это был бравый капитан – сапёр. От такого неожиданного освобождения и свежего воздуха меня стало трясти, но  капитан передал меня утром контрразведке, которые увезли меня в свой застенок и стали допрашивать, но не били…(На этом дневники и записи сидельца Андрея заканчиваться или лучше сказать обрываться).

В заключении хочу сказать, что военная прокуратура отнеслась к Андрею гуманно и толково, ведь он прятался не по своей вине: Вскоре он был освобождён, получил небольшую пенсию и место в сверхсрочной общаге местного гарнизона. Сколько он ещё прожил,  мне неизвестно. Ведь в подземельях без витаминов он заработал себе сильный диабет. Что касаемо его романа о покорении орды, он назвал его  «Степняки», то пристроить  его Андрей  никуда не смог, хотя редакторы к которым  обращался,  рукопись хвалили.
      
                фото автора.