В Кардофлаксинске меня чуть было не женили.
— Сашка, сколько лет-то можно ходить в холостяках? — втолковывал мне дядька. — Ну я понимаю — раз обжегся. Но надо семейную жизнь все-равно как-то налаживать. — И подмигивал мне. — Вот у нас тут есть...
Тетка поддакивала ему:
— Да, да.
Это была стройная, красивая и приятная на вид девчонка. С приятным, правда немножко чуть резким, голосом.
И я податливо пал — они действительно говорили правду.
Подталкивая ход событий в нужном направлении вокруг нас там и тут толпились теперь люди, прежде всего родственники или знакомые. Жаждавщие устроить наше счастье. Все вокруг нас теперь было — люди, люди, люди... Столь много людей, что нам просто-напросто негде было остаться наедине.
Я их желаниям не противился.
А потом там у нас должна была состояться свадьба.
И опять вокруг нас была тьма народа.
Потом вся родня (родня ли?) встала вокруг нас полукругом, чтобы запечатлеть счастливый момент соединения наших уз. Только свадебное платье на ней (этому я удивился уже потом) было почему-то красного цвета. Я, приобняв ее и ощущая упругую теплоту ее тела, улыбаясь, мечтательно думал с изумлением: «Но я же совершенно ее не знаю. Как же я собираюсь с ней жить?» Нам там даже познакомиться, как следует не дали в этой толкучке. Но одновременно горячая радость согревала мою изголодавшуюся плоть, предвкушением скорой ночи, в которой я жарко стисну ее в своих объятьях.
А после этого дело уже оставалось за малым; нам оставалось съездить в загс расписаться. И потом вволю отгуляться.
Со всею свитою, с шумом, мы вышли с нею в коридор; где-то там на улице нас ждала раскошная машина с лентами и прочей свадебной бижутерией, но тут у невесты отвалилась в одежде какая-то щпилька и она вместе со свитой направилась в зал, откуда мы вышли, оставив в полутемном коридоре меня одного.
И тут, к своему удивлению, она вышла из полумрака тихо и незаметно, я увидел Алку.(?) Это было так неожиданно. Сколько же лет мы не виделись с ней с тех пор как расстались?
Соблазнительно длинноногая, в темных, отдающих блеском черных чулках; с озорной ехидной усмешкой в глазах. Вся из себя веселая и колкая.
И одновременно вся — недоступная.
— А может быть нам стоит вновь сойтись? — видя сейчас ее перед собой, рассеяно и мечтательно подумал я; тут же, того не замечая, произнося эту фразу вслух.
— Шутишь? — полуобернувшись, усмехнулась она.
И что-то еще мне хотела сказать, а я заготовил ей уже вопрос — как она-то могла оказаться сейчас здесь? — да тут, откуда ни возьмись, около нас появились две тетки: одна моя — она уже успела приехать сюда из Зуевска; другая — тетка невесты; обе чепорные, улыбаясь; одна ростом высокая, другая — почти коротышка. И мне оставалось теперь только догадываться, почему она здесь. Глаза ее продолжали смеяться, поза ее была вызываще небрежной, а на лице ее густой краской по прежнему было написано пренебрежительное равнодушие ко мне.
— Ах-ах! — почтительно засуетились тетки, умиленно глядя на меня и с нетерпением поглядывая то на часы, то на дверь, — где же там невеста-то задевалась?
Я тоже был уже весь в некотором нетерпении и неловкости, которые подогревались ко всему еще присутствием здесь Алки: она, судя по ее виду, никуда не собиралась уходить; напротив по всему ее виду, она собиралась идти вместе с нами в загс, продолжая по прежнему демонстративно и презрительно разглядывать меня как через увеличительное стекло.
И так, время шло, мы нервничали, а невесты по-прежнему как не было, так и не было.
— Ах, нет! — снова сказали тетки, теперь уже с досадой, — ну сколько можно ждать-то?
Но тут, взволнованная и порывистая, появляется невеста; правда почему- то без свиты и они вместе с Алкой широким размашистым шагом идут, опережая нас по коридору, Я плелся следом за ними. А уже далее — за мной, тащились тетки. Куда и зачем они нас вели по этому длинному, то и дело ломающемуся то тут, то там коленом коридору, я мог только догадываться. Тем более, что выход из здания, как представлялось мне, был совсем в другой стороне.
Тогда я спросил их вдогонку об этом — но они молчали, а больше спрашивать ни о чем не стал; я был слишком потерян случившимся и слишком застенчив.
Потом впереди нас по правую руку громыхнула железная дверь, которую приоткрыл долговязый парень в джинсах, а затем из нее, присоединившись к невесте и шедшей с ней рядом Алке, вышла.... кто бы мог это представить! — моя первая любовь и моя одноклассница Верка Суконцева. И теперь впереди нас шли они уже втроем.
Нет, теперь в случившемся я уже ничего не понимал. Только это недоумение внешне во мне никак не было выражено; на лице моем, как и положено быть в такой ситуации, было по- прежнему изображено умиление; а еще, вот странность, мне приятно было видеть их всех троих вместе. И тетки — старушки, шествовавшие следом за мной, тоже не выказывали сейчас при мне никакого удивления.
А бесконечно длинный коридор все продолжал тянуться далее и далее своими изломами и сумерками.
Наконец недоумение во мне взяло все же верх и я обратился к теткам:
— Так на ком все же вы собрались меня сегодня женить?
Те, глупо улыбаясь и пожимая плечами, молчали.
Но вот впереди нас, обрывая коридор тупиком, снова скрипнула дверь и не слишком яркий свет вспыхнул в проеме ее, четко очертив силуэтами фигуры, стоявшими рядом с ней. Затем они вошли в нее и она (стоило только нам приблизиться к ней) тотчас же, почти перед самым нашим носом, захлопнулась.
Подойдя к двери, я потянул ее за ручку. Она не открывалась. Тогда я дернул ее резко. Результат был тем же самым. А стучать и колотить в дверь я не стал. Напротив, я стоял рядом с нею и мечтательно думал о том, что все здесь само собой образуется. К чему здесь все лишние волнения. Да и надоело мне с некоторых пор всюду ломиться и стучаться в двери. Сердце мое вот только против прежнего билось более учащенно и громко. «Все образуется; да, образуется! — уговаривал я сам себя в конце этого тупика, изображая на лице кривую болезненную улыбку. — ну зачем мне торопить ход событий».
Потом, устав однако ждать, мы в поисках выхода из тупика долго шарились с тетками в потемках по каким-то там кладовкам и подсобкам... И перемазанные и перепачканные все кое-как оттуда выбрались на свет... Потом, помнится была какая-то вселенная кутерьма и конфуз, над которым щирококрылой тенью мелькнул резкий и пронзительный взгляд Алки, расстроенное лицо невесты и уже полное равнодушия лицо первой моей любви...
Так что в Кардофлаксинске меня тогда чуть не женили. Я был тогда у дядьки с теткой в гостях. И все это вспоминается мне как дурной и сумбурный какой-то сон. Я даже иногда сам себя спрашиваю — а может быть, коли все-то там было так сумбурно, ничего этого и не было? Как нет на этом свете теперь уже дядьки и тетки. Как нет теперь того же уже Кардофлаксинска, а есть город теперь уже с совершенно иным, кажется Ак-су, названием. Да много ныне чего нет. И я думаю об этом совершенно равнодушно и без особого сожаления.
Вот только эта фотография, что осталась от той поры, не дает мне окончательно увериться в этом. На ней, в полукруге людей с веселыми выжидающими лицами, в самом центре его стою действительно я, правда сравнительно еще молодой, в приобнимку с невестой, на которой свадебное платье почему-то действительно красного цвета.
Но когда в суматохе дел я ее со временем потеряю, множа прочим своим большим и малым потерям счет, то все случившееся тогда там со мной может действительно превратится в сон, который впоследствии тоже как-то глухо и осторожно рассеется как туман в оголенном, как сад в осеннее ненастье, пространстве.