Аликс стояла и смотрела на тело Жакетты, которое крестоносец сбросил с крупа лошади к ее ногам. Старое, безобразное тело, покрытое, помимо следов времени и многолетнего тяжелого труда, грязью и свежими увечьями.
Аликс стояла и смотрела на тело единственного человека, кто был с ней почти с самого начала, кто знал, и чувствовала… холод.
Это объявление войны. Крестоносцы, обнаружившие тело на дороге, сказали, что, скорее всего, на Жакетту напали разбойники из числа еретиков, но Аликс знала – это объявление войны. И это Гильом.
В игре, которую они вели с самого детства, они портили и уничтожали все, что могло быть дорого другому, но до убийства дело не доходило. До сих пор.
Аликс знала, что рано или поздно Гильом переступит черту. На кону стоял замок и титул графа де Ге – вещи слишком нужные и дорогие, как для нее самой, так и для Гильома. Получить замок и титул он сможет только через ее труп. И изуродованное тело Жакетты сообщало, что он готов заплатить эту цену.
Взгляд Аликс задержался на откинутой в сторону от тела руке. Не хватало одного пальца и ногтей на остальных. Что Жакетта успела ему рассказать? Как много Гильом знает теперь?
Она сглупила, побоявшись, что, послав с Жакеттой больше людей для охраны, привлечет к ней лишнее внимание. Вместо этого Аликс приказала одновременно выехать паре гонцов в направлении Конфлана с письмом для Пейрана, но Гильом не обманулся.
За все время обмануть его Аликс удалось лишь однажды. Тогда она специально несколько месяцев притворялась, что полюбила вышивать. Гильом изорвал и изрезал результат ее зимней работы – большое покрывало, украшенное сценами охоты, а Аликс хохотала до колик в животе и потешаясь, назвала его кретином, годным только для распарывания неудачной вышивки. На следующий день у девушки, что прислуживала ей и помогала с вышивкой, остался один глаз.
Аликс не помнила, когда, на каком этапе игры, «не показывать, что тебе дорого» стало значить «не привязываться ни к чему». Она не была привязана к Жакетте. Просто позволяла ей прислуживать себе. Иногда покрикивала, могла стукнуть. Старуха была с придурью, это знали все. Подсмеивались, но не трогали – юродивая, что с нее взять? А еще она была преданная как собака. И хитрая тоже какой-то звериной хитростью. Эта хитрость выручала не раз и саму Жакетту, и Аликс, и на эту хитрость Аликс понадеялась, отправляя Жакетту за драгоценностями.
- Похороните ее, - сказала Аликс, отворачиваясь, и зашагала прочь.
Оставить украшения из ее приданного и подарки мужа – все что Аликс выгребла из ларцов перед отъездом из Гельона в Вуазен – в тайнике, о котором известно только ей и Жакетте, было, пожалуй, единственным мудрым решением, принятым Аликс при злополучном побеге. Но сейчас ей нужны были деньги. Восстанавливать замок, обеспечить преданность крестоносцев, обрести большую независимость от Амори – ничего этого невозможно сделать без денег.
Драгоценности теперь у Гильома. Еще у него целый отряд головорезов, прекрасно умеющих отрезать пальцы, вырывать ногти и перерезать горло. А что у нее? Служанка, приставленная Амори, которой она не доверяет. Несколько десятков отребьев, оставленных Амори и готовых служить любому, кто больше заплатит. Крестьяне, которые ее ненавидят и боятся, и которых надо заставить собрать с господских полей хотя бы то, что не успели уничтожить крестоносцы, и отвезти не себе на сеновал, а в замковые хранилища. Наполовину сожженный замок, продуваемый всеми ветрами, из которого старая еретичка позаботилась вывезти почти все, что представляет хоть какую-то ценность. И ей не удержать этого без денег и преданных людей.
Преданность… Чем ее обеспечить? Если не деньги, то что? Для дураков сойдут посулы, но важно понять, что именно нужно пообещать. Проблема в том, что требуются далеко не только дураки. Дураков Гильом в два счета обведет вокруг пальца. Чем купить умных, когда у тебя ничего нет?
Ветер хлестнул ее воротом плаща по лицу, и Аликс споткнулась, на мгновение от неожиданности потеряв равновесие. Нужно быть осторожнее теперь. Прекратить ночные хождения по замку. Гильом наверняка уже позаботился о том, чтобы кто-то из его людей проник сюда. Кто это может быть? Взгляд Аликс скользил по рожам отдыхающих во дворе крестоносцев. Кто из них возможный убийца? Один из обнаруживших труп Жакетты во время объезда окрестностей? Или один из тех, кто оставался в замке?
Нет, Гильом придет убить ее сам. Он мечтал увидеть ее боль и ужас во всей красе. Боль и ужас других не доставляли ему такого же удовольствия, Аликс знала. Раздавить ее, заставить умолять о пощаде – это был вожделенный для Гильома приз в конце игры. Тем более вожделенный, что он знал – Аликс не доставит ему такого удовольствия. Умрет, но не доставит. Поэтому всегда в конце Гильом отпускал ее – как полупридушенную мышь наигравшийся кот – чтобы знала, что ждет ее в следующий раз, чтобы слабела от этого знания, чтобы дрожала.
Но сейчас, возможно, все изменилось. Возможно, ему достаточно осознания, что она ждала, что знала, почему и как умрет. Замок и титул для него важнее старых детских игр, и Гильом понимает, что убрать Аликс надо быстро – пока в замке нет Амори и пока она не нашла себе союзников. Поэтому удар нанести может кто угодно. Можно даже не перерезать горла, во всех отношениях удобнее отравить.
Аликс не стала ужинать, и не стала просить принести еды в ее покои позднее. Глубокой ночью она сама прокралась в кухню и вынесла оттуда хлеб, мясо и воду. Взяла еду, предназначенную для слуг, не для нее.
Собственные покои давно воспринимались Аликс как тюрьма. Здесь она ждала Раймона, жаждущего исполнить супружеский долг, здесь ждала, пока Амори призовет ее к себе… А теперь ждет убийц от Гильома, прислушиваясь к каждому шороху. Стоило провалиться в небытие, как она вскакивала, судорожно хватаясь за кинжал, положенный рядом, прямо на подушку, а потом, убедившись, что вокруг никого, лежала, задыхаясь, пытаясь унять бешенный стук сердца.
Шаги, легчайший шорох… Нет, в этот раз не привиделось. Аликс осторожно, очень осторожно нащупала рукоять кинжала и села. Кровать предательски скрипнула, заставив волоски на коже встать дыбом.
- Вы звали, госпожа?
Служанка. Одна или… Аликс молчала. По ту сторону двери молчали тоже.
- Госпожа? – голос служанки звучал тише и неувереннее.
Снова душное, полное напряжения и сдавленного дыхания ожидание, и затем шаги. Удаляющиеся прочь. Снова мысль – кто еще сейчас там, за дверью? И если не сейчас, то кто окажется там рано или поздно?
Аликс встала. Наощупь, не зажигая свечи, смяла из подушек и простыней нечто, что могло быть похоже на фигуру спящего человека.
Она рассказала Арно про один тайный ход. И никому не говорила про остальные. Никому. Даже Жакетте. Гильом может догадываться о существовании этих ходов, но он не знает наверняка, где они начинаются и где заканчиваются. Знают только де Ге, но Раймон сейчас на пути к старшему брату, если не уже в Конфлане, и его ручной скоморох вместе с ним.
Что ж, завтра же она переедет в бывшие покои Раймона. Точнее, уже сегодня, ведь судя по бледнеющему краю неба, скоро восход…
- Как твое имя? – вопрос был адресован тому из крестоносцев, кого Амори ей оставил за старшего. «Угрюмый» или «бородач» - так к нему обращались сотоварищи. Аликс не интересовало, как его зовут на самом деле. До этого момента.
- Жеан, госпожа графиня.
Можно было и догадаться. Жеан, Жан, Жак – простолюдины просто обожали имена на букву «ж».
- Нужно, чтобы ты отрядил людей к крайнему мосту в моих владениях со стороны Безье. Пусть подождут там купеческий караван. Неважно чей, первый же, что встретите, сопроводите в замок.
- Сопроводить? – переспросил Угрюмый Жеан, и это слышалось как уточнение.
«Не слишком умен», - мысленно вздохнула Аликс.
- Попросите их заехать в замок. Скажете, госпожа графиня приглашает передохнуть и переночевать.
- А если они откажутся…
- Тогда разрешаю твоим людям быть более убедительными. Мечи, копья, стрелы обычно убеждают достаточно быстро.
- Понял.
Слава Богу! Борода у этого Жеана была и вправду выдающаяся, до пояса, к тому же густая как лесные летние заросли. Аликс внутренне передернуло от мысли, сколько живности может обитать в этой бороде.
- Товары не портить и не брать. И с людьми не слишком… лютуйте.
Тут на лице крестоносца проступило недоумение. Аликс внимательно наблюдала за ним. Недоумение сменилось кивком, спорить он не стал. Уже неплохо.
- Зачем ты отправился в поход?
- Индульгенцию получить.
Угрюмый посмотрел на нее и, видимо, понял, что краткий ответ Аликс не устраивает.
- Жену убил. И сына.
- За что?
- В гневе дурею совсем. Остановиться не могу, пелена перед глазами. А как спала, смотрю – кровищи натекло, и они лежат.
- Я спросила не «почему», а «за что». За что ты на них разозлился?
- Не помню, - помотал головой Жеан, и борода замоталась по кольчуге следом. – Хотите, не верьте, госпожа графиня, а не помню.
- Что собираешься делать, когда получишь индульгенцию? – спросила Аликс, но крестоносец словно не слышал ее, бормоча что-то свое.
- Может, сказала она что, может, обед опять испортила, не помню, ей-богу… А мальчонка меж нами кинулся, я даже не понял…
Жеан, наконец, прекратил бормотать и уставился на нее. Аликс уже было подумала, что он совсем безнадежен, но на удивление, ответ на свой вопрос она все же получила.
- Что делать, госпожа графиня? Не знаю. В монастырь, может, подамся.
- А если я предложу тебе остаться начальником стражи, здесь, в замке?
Жеан удивился, но лишь на мгновение. Преимущества предложенного ему места были очевидны.
- Если я буду довольна твоей службой, то так и поступлю. Потом, глядишь, и жену тебе новую подыщем, - здесь Аликс позволила себе подобие улыбки. - А сейчас иди. Караван мне нужен как можно скорее.
Этому, кажется, она посулила достаточно. А служанке можно намекнуть, что отдаст ее за женоубийцу при малейших признаках предательства.
Кавалькада, въехавшая в ворота Гельона, была небольшой. Всего три телеги да пара десятков всадников. Аликс обвела их глазами, определяя, кто из них главный. Им оказался седобородый горбоносый мужчина в темном, поношенном, но явно сшитом из добротной восточной ткани одеянии. Его черные глаза тоже внимательно изучали обстановку – стены со следами недавнего штурма, пепелища во дворе, так до конца и не вычищенные, зияющий провал на месте галереи. Аликс была уверена, что сосчитал он и крестоносцев на стенах, так же как она его людей мгновением раньше.
- Мое имя Давид, н-графиня. Я купец из Нарбонна.
Так же, как имя почти каждого простолюдина с большой вероятностью начиналось на «ж», почти каждый купец в Лангедоке с большой вероятностью был евреем.
- Благодарю вас, н-графиня, за милостивое приглашение отдохнуть под вашим кровом. - Купец приложил руку у груди и поклонился во второй раз после того, как вошел в покои. - Но все же я предпочел бы двинуться в путь, дабы засветло успеть достигнуть места условленной встречи с караваном моего брата.
- Думаю, засветло вы уже не успеете. Так к чему торопиться?
- Ваши люди ранили двоих моих. У такой любезности должны быть веские причины.
Купец решил говорить начистоту. И хорошо, Аликс тоже предпочитала перейти сразу к делу.
- Они есть, разумеется. - Она поднялась с кресла Раймона, в котором сидела, встречая «гостя». – Часть из них вы видели. – Движением руки Аликс обвела пустые стены трапезной, на которых не так давно висели гобелены. – О другой части догадываетесь. Суть тоже ясна. Мне нужны деньги на восстановление замка.
- Я понимаю, что замок в плачевном состоянии. Но точно в таком же состоянии сейчас торговля и многое другое, н-графиня.
- Чтобы отправиться в путь с товарами в такое время нужно быть рискованным человеком. Рискните снова.
- У всего есть пределы, н-графиня. В том числе у риска.
- И каковы ваши пределы? Вы не ссужаете деньгами женщин?
- К сожалению, вы правы. Я предпочитаю иметь дело с хозяином замка, при всем уважении, н-графиня.
- А если хозяйка предлагает более выгодные условия? Например, беспошлинный проезд по моим землям в счет уплаты процентов?
- Звучит заманчиво, н-графиня, но вы не властны давать подобные обещания. А ваш супруг…
- Он согласится с моим решением.
- Увы, у меня нет в этом такой же железной уверенности как у вас.
- Вы одолжите мне товарами, что у вас с собой сейчас, или деньгами. – Аликс надоело делать вид, что у каждого из них есть выбор. Выбора не было. – От вас зависит лишь, в чем вы выдадите ссуду.
- Часть этих товаров принадлежит моему брату.
- Значит, у вашего брата будет повод заехать в Гельон.
- Вы, конечно, понимаете, н-графиня, что такой.. прямо скажем, грабеж, лишит других купцов желания проезжать через ваши земли и платить за это.
- Я, конечно, понимаю. Что ж, идемте, взглянем, на ваши товары.
В глазах купца мелькнула злость, если не ненависть. Но он совладал с собой, во дворе приказав что-то на своем языке молодому помощнику. Тот владел собой хуже, попытался спорить и возмущаться. Купец осадил его выразительным взглядом.
Телеги, все три, загружены были прилично. Ткани, сундуки, ящики, у одного из них на Аликс ощутимо пахнуло специями. Не так плохо, как она боялась. К тому же…
- Где опись?
- Что?
- Опись.
После недолгой возни ей протянули свиток. К счастью, он был двуязычным, каббалистические закорючки чередовались со вполне разборчиво написанными словами на провансальском. Пять кусков дамасского шелка, два - сицилийской тафты, лен, шерсть, камни драгоценные, лалы – семь штук, яшма…
- Вы умеете читать? Редкое умение для женщины, - купец был по-настоящему удивлен. Взгляд его упал на след ее собственных зубов на ладони, уже заживший, но еще заметный, оставшийся с той ночи, когда она позволила себе плакать. Аликс не стала одергивать руку.
- У меня много редких умений, - ответила она. Год, проведенный в мужском монастыре, может и был адом, но она сумела извлечь из пребывания там пользу. – У вашего племянника будет возможность в этом убедиться, пока он будет ждать вместе со мной вашего возвращения с деньгами.
В глазах купца удивление сменилось страхом. Он не обернулся и не посмотрел на племянника-помощника, но легчайшее движение, остановленное силой воли, от Аликс не укрылось.