Гвозди. Папе, самому доброму папе на Земле

Валентин Лебедев
Бегут годы… Вроде незаметно… И сорок совсем недавно было. Как недавно? Как ни крути, а тридцать лет уже пролетело. Нет времени обернуться.. Затянуло в водовороте дел, событий..И мелькают дни, опадают листки календаря, как осенние листья сорванные порывом ветра, улетают, засыпая числа, даты…Ложатся сзади плотным слоем, иногда приподнимая завесу памяти, ярким пятном воспоминаний.
***
День суматошный. Крикливый, взбудораженный…путается в нервах, дергает за жилы, не дает сосредоточиться… И вот все постепенно затихает, успокаивается… Все реже звуки проезжающих машин за окном…Неожиданно пронесется последний байкер, взлает соседский дворовый пес Гарри, заскучавший по ребятне, с которой не расстается целыми днями. Разбрелись по домам мальчишки девчонки, зализывать раны царапин, отмываться от дневных забот, что бы скорее прислониться щекой к прохладной наволочке подушки, скорее заснуть и проснуться уже в завтра…
***
Дождь зашелестел…. Не навязчиво, успокаивающе, плотно. Опять не уснуть… Может быть под утро… Поворошим память….Повспоминаем…
***
В конце августа выкопали картошку. Уродилась! С двух соток опять больше десяти мешков…Земля еще не уставшая, ухоженная… Картошку высушили и убрали в подпол… На взъерошенной пашне осталась омертвевшая ботва. Дня два подсохла и отец сгреб ее к середине участка. Будет сжигать… Помните как пахнет горящая ботва? Зажмуришься и втягиваешь носом… Сладко...,аж в желудке засосало..
Успеть бы картохи сунуть под огонь… Быстро прогорает ботва… Легкий  пепел будет разлетаться даже без ветерка, иногда вспыхивая красной искрой… Еле терпя , поковыряешь прутиком в золе… Выкатишь загорелую, обгоревшую боком картофелину, похватаешь пальцами, обожжешься…
Покидаешь с ладони на ладонь, подуешь и разломишь на две половинки… Сунешь краешек в спичечный коробок с крупной солью, и откусишь… , обжигая губы, языком перекатывая во рту комочек вкусняшки…
Завтра… Завтра отец будет жечь ботву.  Воскресение! Праздник!
Утром проснулся. Солнышко уже играет зайчиками по кухне. Все спят. На цыпочках прокрался в сени, обул кеды, удочку двухколенку прихватил. На крыльце в консервной банке из под кильки, прикрытые влажной тряпкой, красные червяки. И побежал в прогон к речке!
Вода тихая. Небольшой туман. Редкие ласточки береговушки снуют туда сюда, оттаявшую мошкару цепляют. Высоко в небе одинокий стриж.., стрижет голубое осеннее небо. Стороной галки погнали кукушку, еле уворачивается  прохиндейка…
Уселся на свое любимое местечко, в устье почти высохшего ручейка. С левой стороны лопухи листьев кувшинок. Уже поблекшие, в наносной накипи. Нацепил червяка и забросил поближе к травке. Белый пенопластовый поплавок, покачавшись, успокоился, заблестев боком на солнце.
Неожиданно потянулся, заволнил. Подсек и вытащил окушка сковородничка. Жесткий, упругий, колючий…  Повесил на снизалку и пристроил ее у ног. Рыбка заплескалась и ушла в глубину.
Потаскав  окуней часа два, поймав около полутора десятков, засобирался домой. По прогону до дома- совсем не далеко…  Пять минут и наш забор. На полпути засмотрелся на строящийся дом.
Недавно отрезали от участков Станционной улицы зады и сформировали новую улицу. Дубенскую. Вот здесь и строился интересный дом. Стены из блоков, которые изготавливались хозяином вручную. Он засыпал шлак в ящики и заливал цементным раствором. Несколько дней и блок высыхал. Ящиков стояло штук десять. Стены были почти возведены, осталась пристройка и крыльцо, где были еще видны темные не просохшие блоки. Окна были пустые.
Вот крыша.. . Она была покрыта тонкой жестью. Никто бы не подумал, что это жесть от консервных пяти литровых банок из под томатной пасты. Мастер был хозяин, выдумщик! Разрезал банку, отрезал крышку и дно - прямил боковины  деревянной киянкой и получались небольшие прямоугольники, которыми внахлест он покрывал крышу. Красиво получалось… В доме никого было не слышно и я, оглядываясь по сторонам ,прошмыгнул в проем двери…  Внутри было мрачно, сыро. Половые балки обернуты слоем рубероида. На земле лежал кулек из плотной бумаги синего цвета. В нем  толстые и короткие толевые гвозди. Они были тоже сырые и подернулись слоем коричневой промасленной ржавчины.
Я поднял грязный сверток и зачем-то сунул его за пазуху…  Вышел на улицу и побежал домой. Домашние завтракали. Я затолкал кулек с гвоздями под крыльцо, бросил рыбу в таз с дождевой водой и вошел на кухню.
-Как дела,  рыбак? – отец взглянул в мою сторону.
-Окуней на жареху надергал - ответил я ему и уселся рядом за стол.
-Руки !- прикрикнула мама.
-Потом за стол…..
Я вымыл руки и присоединился.
После завтрака отец засобирался на огород и сказал, что бы мы с братом набрали картошки и приходили жечь ботву. Брату Сережке было года четыре , и был он под  моим присмотром.
Пока разложили костер, пока нагорали угли, мы с братишкой запускали в небо мелкую картошку. На тонкие заостренные прутики насаживали картофелины и , размахнувшись , с силой швыряли их вверх. Улетали так высоко, что скрывались из вида. Потом отец разгреб середину костра и сунул картошку, привалив ее свежими углями. Навалил сверху еще сухой ботвы. Костер запылал.
-Пап… У меня гвозди есть…- обратился я к отцу..
-Какие гвозди?- поинтересовался отец.
-Щас принесу - и я помчался к крыльцу, схватил синий кулек и вернулся на поле.
-Вот… - протянул ему мокрый ржавый пакет.
-Откуда такая ценность?- вопрос отца прозвучал подозрительно.
Немного смешавшись,  я все же справился с волнением и сказал, что нашел гвозди утром на берегу.
-Что они там делали?- отец рассматривал гвозди….
-Андреич!—окрикнули отца. Все обернулись на голос. В прогоне за забором стоял хозяин гвоздей и смотрел в нашу сторону…
У меня пересохло в горле, ноги онемели.
-Андреич! Подойди – попросил мужчина. Отец пошел к забору, а мы с Сережкой наблюдали за происходящим. Мужики поговорили о чем-то. Папа вернулся и, протянув мне кулек с гвоздями, хрипло проговорил:
-Берешь и несешь туда, где взял… Желваки на его щеках ходили ходуном.
- Пап….. не пойду - я сгорал от стыда..
И тут отец, без размаху, коротким хуком, врезал мне открытой ладонью по левой щеке…
Я устоял. А отец как-то сгорбился сразу и побрел к калитке. Его фигура замелькала в прогоне за забором… Он сам пошел относить гвозди…Я успокаивал плачущего брата.
***
Дождь все не утихает… Шелестит по мягкой кровле крыши… Не гремит... Включил телефон... Четвертый час уже... Не спится...
Да... Бежит время...
Завтра 21 августа... Отцу было бы сто лет…
А в девяносто четвертом, отец лежал после инсульта сороковой день. Жизнь покидала его. Стоя на полу перед ним на коленях, обняв его голову и прижавшись к его прохладной щеке, я прошептал:
-Пап...прости меня за все... и за гвозди...
Он еле слышно сжал мою руку... Наши слезы смешивались и скатывались по чуть пульсирующей жилке на его шее...
Через пятнадцать минут его не стало...
А дождь все не утихает... За окном засерело...

И щеку что-то заломило...