Южный город. Огромная привокзальная площадь и жара. От неё не уйти, она везде: и в кабинете начальника и в столовой, и в общежитии , где единственное моё окно прожигается солнцем насквозь .
Шли первые дни моей трёх годичной отработки. К вечеру город раскалялся, духота как туман с заходом солнца следовала за ним и я в ней задыхался. Есть не хотелось ничего. Только горячий хлеб и холодные арбузы. Остальное мой организм принимал с неохотою. Я гулял по городу, изнывал от жары, а вечером доставали комары. Они в пике жужжали у моего уха. Я хлопал их и, не вытерпев в который раз обрабатывал комнату дихлофосом. Так делали пацаны из железнодорожного ПТУ. Они занимали последний этаж семейного общежития и боязливо смотрели мне в след.
Моя униформа со значком на груди об окончании железнодорожного ВУЗа наводила на них ужас. Я был удав, а они в комнатах кролики. Гулянки их прекратились и комендант общежития, дородная и солидная женщина, молилась на меня.
Но время шло, и они исподволь просчитали меня. Поначалу в малом, не оказывая мне честь, затем дальше в другом, в третьем и веселье их возобновились. Громовой голос комендантши вновь сотрясал воздух последнего этажа, но он мне был безразличен.
Жара и комары старательно добивали меня. Хотелось плюнуть на отработку и уехать домой к маме. Душные вечера раскаляли мою мысль, и в один из них я рванул к поезду.
Но место моей отработки было не моё. Оно было девчонки с курса, которая слезливо разменялась со мной на Волгоград. Волгоград тоже был немой. С ним я попал в сети к другой самой красивой на потоке. И она радовалась вместо меня за Москвой - рекой: в тиши дубов, среди озёр и вековых сосен. Ругая себя, злой и обречённый, как кролик к удаву, так и я плёлся назад в общагу, проклиная всё и комаров в придачу.
К концу второй недели появился Лёня. Стиляга. Чёрненький, тёмные глаза на выкате, галстук на рубашке до того маленький, что мой железнодорожный в шкафу казался по сравнению с ним гигантом. Затолкав свой чемодан под койку, он впился в меня взглядом.
- Я из Москвы! Автоматическое управление стрелками и сигналами на ж.д транспорте.
- Ростов батюшка! Оно же!
- Лёня Рубинштейн, можно Лёнчик!
Я представился сам, свой ВУЗ, комаров и местную жару, от которой я потерял аппетит напрочь. Достал из холодильника арбуз, нарезал ещё теплый хлеб, завёрнутый мною бережно в газету.
- Угощайся, Лёнчик Рубинштейн! Единственное, что меня здесь радует.
За время двухнедельной борьбы с комарами я исхудал, Лёня выглядел прекрасно. Пухленький, крепкий с виду, с нежной московской кожей на лице, которая через день, два отреагирует на жару и доставит максимум неудобств его телу. Но это было впереди, а пока мы кушали арбузы и ежились от солнца, как от крепкого мороза.
Начальник был рад нам: мне как двухнедельному старожилу, Лёне как молодому специалисту, которым можно было заткнуть дыру. Дыра оказалась на близлежащем перегоне. Участок был знаковый с единственным в мире заводом таким важным, что начальник поднял вверх указательный палец.
- Квартиры от завода с расширенной планировкой….
Лёня привстал. До этого флегматичный, развязно сидящий на диване он преобразился. Привстал со стула и я. Начальник усмехнулся, подвел нас к окну, где вдали за рекой блистали на жаре пятиэтажки.
- Вот они красавицы, но они не ваши. Для вас строят другие. Николай, ты у нас какой в очереди для молодых специалистов?
- Пятый!
- Не плохо, голубчик, не плохо. Через год квартиру получишь.
Мне не верилось. Голова сладко плыла, а жара и комары уходили в прошлое. Начальник звонил секретарше, а та, зайдя и шурша юбкой, докладывала ему, что Лёня опоздал и находиться во втором десятке, а ……
Она замялась.
- Николай.
- Извините, Николай. Вы приехали первый и вам повезло. Вы пятый.
Пятый и что тут извиняться. Я не понимал её и не мог, квартиры на солнцепёке в домах красивых и обстоятельных затмевали для меня все её извинения. Начальник говорил, а я плохо его слушал.
- …….. Квартиры получите все. К заводу проложена двухпутка. Коллектив на участке пожилой, работающий на устаревшей автоматике. Зимой будем переходить на новую и современную. Вы молоды, энергичны и будете вводить её в эксплуатацию первыми. Леонид, ты сразу на участок, а Николая до зимы подержим на сортировочной горке. Как там у тебя дела, как встретили?
- Хорошо встретили.
А встретили меня оригинально - страшным хлопком вагонных замедлителей*. Я находился перед зданием ГАЦ(горочная автоматическая централизация), в униформе, в галстуке, когда все три позиции вагонных замедлителей сработали разом . Сработали вхолостую, но скажи мне тогда закапывайся, я бы вкопался в землю голыми руками.
Но прописку я прошёл, с другими было хуже. Я остался на ногах, а некоторые оседали, как кули, ища спасения на земле пропитанной дизельным маслом.
Но солидность с меня спала в первую же ночь моего самостоятельного дежурства, когда я и мой дежурный телефон остались тет -а -тет с горочной автоматикой. Лёня отпахав день, наверное, гулял по этажам. А я ни живой, ни мёртвый ждал что вот - вот с автоматикой что-то случится. Меня вызовут наверх, ткнут пальцем в неисправность ГАЦ на пульт табло, а я буду моргать глазами и тупо улыбаться.
Но горка работала, весело щёлкали реле, замедлители, тяжело ухая, тормозили вагоны, громкая связь, ни замолкала, ни на минуту. Телефон моего старшего лежал передо мной и был для меня соломинкой для утопающего. «Держи хвост пистолетом, Коля» - сказал он мне, уходя и звони, что бы ни случилось. Хвост мой упал сразу. После первого звонка.
- Замедлитель не срабатывает, товарищ дежурный механик горочной автоматической сигнализации!
Звонила одна из зараз. Их было три. Красивые и смешливые бестии. Я их побаивался и бежал наверх, хвост волочился сзади, горка не работала и в помещении управления ею был полумрак, а девчата спали прямо на пульт - табло, уставшие и растрёпанные. Дежурный по горке, главный среди них, смотрел на меня, одобрительно.
- Шеф, третий замолчал. Работу я остановил, разбирайся.
Сердце стучало, голова работала в аварийном режиме. Первая самая надёжная мысль позвонить старшему сработала моментально. Я кинулся было вниз, но девчата, проснувшись с ехидцей, советовали мне звонить ему прямо с их телефона. Глаза их с усмешкой говорили мне, что я ещё тупой и зелёный.
- Подымайте мне подряд все замедлители!
- Все?
- Да! Все три! Как тогда, когда проверяли меня на вшивость!
Я услышал сталь в своём голосе. Как собака чующая кость, так и я подбирался к месту предполагаемого повреждения. Кнопка управления замедлителем. Ригель. Пазы его со временем стирались и проскальзывали.
Я заменил его и ушел, гордо выпрямив спину. Шёл вниз в комнату дежурного механика ГАЦ и думал. А ведь знали и молчали заразы. Повреждение ведь ходовое, накатанное. Могли бы сразу сказать. Значит, снова прописали. Попал же в смену. Нет бы к тёткам добрым. Но горка заработала. Я был счастлив.
Вагонный замедлитель* - устройство для регулирования скорости распускаемых с горки вагонов.