Деревенская история 1. Лето. Иван и я

Саня Катин-Ларцев
ЛЕТО

Иван и я

О себе

Город. Лето. Вечер. Солнце садится за бетонный горизонт.
Я стою на балконе и смотрю на закат. Мне 25 лет. У меня сессия. Завтра последний экзамен. И кончится этот маразм. Я учусь в худ. академии на сценарном. Боже! Сколько мути нужно выучить, чтобы иметь право писать сценарии под своим именем.

 

Кошмарное изобретение человечества – город. Земной ад. Душа бьется, как мотылек о стекло, о бетонные стены. Тело задыхается. И соблазны на каждом шагу, безобразные, пошлые, и потому губительные и коварные. Земной ад.
А за городом живет Природа. Леса шумят и дышат, как моря и океаны. Реки текут, как кровь по венам и артериям. На полях из воды и света создается еда человечества. На лугах тянется к солнцу трава, которую поглощают животные и дают молоко. Там встает, светит и греет Землю, а потом садится за горизонт косматое Солнце. Звери, переговариваясь, ходят по лесным тропам. Духи озер и болот вьют друг-другу венки из цветков папоротника и пугают заплутавших лесников. А по ночам звезды падают в реки и озера.
Что бы жизнь не прошла мимо, надо срочно ехать туда!

***

Родственников в деревне у меня не было. А был пустой дом в городке П., где когда-то жили мои дедушка с бабушкой.
Я приехал туда на дореволюционном автобусе самой прямой проселочной дорогой. Добрался до дома пешком, поскольку городской транспорт работал по выходным только до 14-00, зашел в дом, посидел в нем и сказал себе: «Вот теперь ясно, до какой степени я зомби. Без телевизора, телефона, ноута, инета, радио, шума, толкотни, суеты я – ноль. Ну что ж … в деревне все пьют. Надо напиться». Я пошел «в город», купил поесть и бутылку красного вина. Поздно вечером я пошел купаться на речку. Вернулся весть искусанный комарами и наконец заснул.

 

Утром, наскоро перекусив, я пошел за город. Там я, наконец, нашел, что искал. Природа ошеломила меня. Посидев на холмах над болотом со смолками, я выбрал себе дорогу и пошел по ней. Дорога увлекла меня, и часам к четырем я пришел в соседнюю деревню Маньковичи.
Солнце клонилось к закату. Я шел по пыльной дороге и смотрел на приближающуюся деревню. В поле паслось колхозное стадо. Недалеко от дороги сидел пастух с собакой.
Я решил подойти к пастуху, расспросить, где в деревне можно переночевать. Свернул с дороги и пошел по лугу.

Иван

Пастухом оказался светло-русый высокий худой парень лет 25-ти.
Я даже почему-то подумал, что это такой же, как я, городской парень нашел себе способ побыть на природе летом.
Я:
- Привет. Бог в помощь. Пасешь?
- Пасу. Напарник, б., запиу, адзин вось. Па новай тэхналогии – у поли начую. А ты хто? Идзеш да каго? У нашу вёску?
- Это твоя деревня?
- Ну.
- А я думал, ты городской.
- Да не, чаго, месны я. Далей Вилейки нидзе не быу.
- А тебя как зовут?
- Иван, а цябе?
- Вадим. Ни к кому я не иду, так бреду по белу свету, ищу, вот, где переночевать, а люди, вон, и в поле ночуют. Говоришь, напарник запил? А возьмешь меня к себе в напарники, Ванюха? Я не пью, то есть не запойный, а так могу…
- Ну, так и я магу, тольки цяпер и без вячэры застануся мабыць, сонца садзицца, да мяне мо и не падъедуць ужо.
- Ну так слетай в деревню, а я тут побуду.
- Да? Ну так я хуценька.
Вернулся Ваня с картошкой, хлебом, огурцами и самогоном.
- Во, снедай, а я ужо…
- Заправился уже?
- Самогон ня пиу, каб не убачыли.
- Ну так пей. Давай, за знакомство.
- За знаемства добра выпиць.
Солнце уже садилось за лес. Комары вышли попить крови. Птицы притихли немного. Только люпин колыхался под ветерком, как фиолетовое море, загораясь в закате. Цветущий луг источал аромат. Коровы мерно жевали, пес дремал на кочке. Самогонка оказалась крепкой.
В сумерках я спросил:
- Так ты, Ваня, значит, дальше Вилейки нигде не был? Значит, есть еще молодежь в деревне?
- Не, няма, я адзин тут. Праз чатыры вёски ёсць фермер малады, а так больш никога. Хто у Паставы едзе, хто – на Нарач, хто куды, а хто – нават у Минск
- Ну а ты чего?
- А куды мне? Родных у мяне нидзе няма. Грошай так сама, пастухом многа не заробиш.
- А родители?
- Бацька памер чатыры гады ужо, а маци паехала на Нарач зарабиць и не вярнулася. Можа, так сама ужо памерла там.
- Н-да… дела… Один живешь? Женись.
- На ком? Няма ж никога.
- Ты ж видный хлопец, накопил бы деньжат, поехал бы в Паставы да и женился побыструхе.
- Пабыструхе не атрымалася. Не любяць мяне дзеуки.
- Чаго?
В:
- Спытайся.
- А ты пытауся?
В:
- Я и так знаю.
- Ну и?...
В:
- Я стихи люблю, да яшчэ на рускай мове….. и карцины малюю…..
- А откуда такая тяга?!
В:
- Во – цяга, трапней не скажаш. Не ведаю. Можа, што бацька руски быу, ды не з прастых.
- А с каких?
- Не ведаю.
- Ну, брат…… - я напился, - а ты по-русски говорить можешь? Если, говоришь, стихи по-русски читаешь?
- Магу, але так мне лягчэй.
- А почитай стихи?
- Не буду.
- Чего ты?
- Не хачу. Мяне и так усе за дурня з-за гэтага личаць у весцы и нават далей.
- Почитай! Клянусь, я пойму! Я ведь сам такой, люблю всякое и даже сочиняю…
- Прауда?
- Ну как тебе… Вот те крест!
- Ну, слухай.
***

Лицо коня

Животные не спят. Они во тьме ночной
Стоят над миром каменной стеной.
Рогами гладкими шумит в соломе
Покатая коровы голова.
Раздвинув скулы вековые,
Ее притиснул каменистый лоб,
И вот косноязычные глаза
С трудом вращаются по кругу.
Лицо коня прекрасней и умней.
Он слышит говор листьев и камней.
Внимательный! Он знает крик звериный
И в ветхой роще рокот соловьиный.
И зная всё, кому расскажет он
Свои чудесные виденья?
Ночь глубока. На темный небосклон
Восходят звезд соединенья.
И конь стоит. Как рыцарь на часах,
Играет ветер в легких волосах,
Глаза горят, как два огромных мира,
И грива стелется, как царская порфира.
И если б человек увидел
Лицо волшебное коня,
Он вырвал бы язык бессильный свой
И отдал бы коню. Поистине достоин
Иметь язык волшебный конь!
Мы услыхали бы слова.
Слова большие, словно яблоки. Густые,
Как мед или крутое молоко.
Слова, которые вонзаются, как пламя,
И, в душу залетев, как в хижину огонь,
Убогое убранство освещают.
Слова, которые не умирают
И о которых песни мы поем.
Но вот конюшня опустела,
Деревья тоже разошлись,
Скупое утро горы спеленало,
Поля открыло для работ.
И лошадь в клетке из оглобель,
Повозку крытую влача,
Глядит покорными глазами
В таинственный и неподвижный мир.

Я:
- Ни чё се! Так ты, брат, Заболоцкого любишь!
- А хто гэта?
- Поэт такой хороший. Ты что его не знаешь, а где выучил?
- У нейкай старой книжцы знайшоу, там абложки не было.
- А еще почитай?
- ……………………….
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.
Меркнут знаки зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала.
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова. Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во все концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти –
Только вымысел и бред.
Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли колыханье,
Безутешное страданье, -
То, чего на свете нет.
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой –
Полузвери, полубоги –
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.

- А вот еще:

Искусство

Дерево растет, напоминая
Естественную деревянную колонну.
От нее расходятся члены,
Одетые в круглые листья.
Собранье таких деревьев
Образует лес, дубраву.
Но определенье леса неточно,
Если указать на одно формальное строенье.
Толстое тело коровы,
Поставленное на четыре окончанья,
Увенчанное храмовидной головою
И двумя рогами (словно луна в первой четверти),
Тоже будет непонятно,
Также будет непостижимо,
Если забудем о его значенье
На карте живущих всего мира.
Дом, деревянная постройка,
Составленная как кладбище деревьев,
Сложенная как шалаш из трупов,
Словно беседка из мертвецов, -
Кому он из смертных понятен,
Кому из живущих доступен,
Если забудем человека,
Кто строил его и рубил?
Человек, владыка планеты,
Государь деревянного леса,
Император коровьего мяса,
Саваоф двухэтажного дома, -
Он и планетою правит,
Он и леса вырубает,
Он и корову зарежет,
А вымолвить слова не может.
Но я, однообразный человек,
Взял в рот длинную сияющую дудку,
Дул, и, подчиненные дыханию,
Слова вылетали в мир, становясь предметами.
Корова мне кашу варила,
Дерево сказку читало,
А мертвые домики мира
Прыгали, словно живые.

В ЖИЛИЩАХ НАШИХ

В жилищах наших
Мы тут живем умно и некрасиво.
Справляя жизнь, рождаясь от людей,
Мы забываем о деревьях.
Они поистине металла тяжелей
В зеленом блеске сомкнутых кудрей.
Иные, кроны поднимая к небесам,
Как бы в короны спрятали глаза,
И детских рук изломанная прелесть,
Одетая в кисейные листы,
Еще плодов удобных не наелась
И держит звонкие плоды.
Так сквозь века, селенья и сады
Мерцают нам удобные плоды.
Нам непонятная эта красота –
Деревьев влажное дыханье.
Вон дровосеки, позабыв топор,
Стоят и смотрят, тихи, молчаливы.
Кто знает, что подумали они,
Что вспомнили и что открыли,
Зачем, прижав к холодному стволу
Свое лицо, неудержимо плачут?
Вот мы нашли поляну молодую,
Мы встали в разные углы,
Мы стали тоньше. Головы растут,
И небо приближается навстречу.
Затвердевают мягкие тела,
Блаженно дервенеют вены,
И ног проросших больше не поднять,
Не опустить раскинутые руки.
Глаза закрылись, времена отпали,
И солнце ласково коснулось головы.
В ногах проходят влажные валы.
Уж влага поднимается, струится
И омывает лиственные лица:
Земля ласкает детище свое.
А вдалеке над городом дымится
Густое фонарей копье.
Был город осликом, четырехстенным домом.
На двух колесах из камней
Он ехал в горизонте плотном,
Сухие трубы накреняя.
Был светлый день. Пустые облака,
Как пузыри морщинистые, вылетали.
Шел ветер, огибая лес.
И мы стояли, тонкие деревья,
В бесцветной пустоте небес.

Песенка о времени

Легкий ток из чаши А
Тихо льется в чашу Бе,
Вяжет дева кружева,
Пляшут звезды на трубе.
Поворачивая ввысь
Андромеду и Коня,
Над землею поднялись
Кучи звездного огня.
Год за годом, день за днем
Звездным мы горим огнем,
Плачем мы, созвездий дети,
Тянем руки к Андромеде
И уходим навсегда,
Увидавши, как в трубе
Легкий ток из чаши А
Тихо льется в чашу Бе.

Я:
- Хорошо………………………. Ой, звезда упала, видел?
- Дзе?
- Да вон… О, еще одна…
- Ды дзе?
- Дзе-дзе, в п…….. Хороший у тебя самогон.
- Прауда, добры. Дзед Лашук наш гониць. На тры вёски.
- На три?.... Звезды падают – волопас………
- Слыхау я пра гэта…….
- Хорошо, Иван, что я тебя встретил……..
- И мне добра, сядзеу бы зараз адзин, як сыч.
- Спать хочется.
- Спи.
- А ты?
- А я прывыкшы.
- Ну, смотри, а я не могу…..
И я заснул.

***

На рассвете стало холодно. И самогон быстро улетучился. Я сидел, мокрый от росы, поджав коленки к подбородку, и крупно дрожал. Ваня снял с себя свой пастуший брезентовый плащ и накрыл меня.
- С-па-па-си-б-бо, т-ты нас-тоя-щий д-друг-г…
Ваня улыбался снисходительно:
- Трэба табе у Федьки узять яго брэзэнт, усё роуна ён яму зараз не патрэбны, кали не прапиу…
- У-у… х-хо-ть б-бы н-не п-про-пи-пил.
-Сёння поле меняем. Трэба гнать за вёску на дальнюю сенажаць. Па дарозе зойдзем да Федьки. Ну, ужо и свитанак, пайшли штоль?
- Уж-же? Дай обсохнуть хоть.
- Кали пайдзеш – адразу прасохнеш. Ну, пагнали! Ты идзи з таго боку, а я з гэтага, на табе пугу, а мне Санёк паможа.
- Ха-ха……. Санёк, значит, ха-ха……. Ну, погнали.
Рассветная природа неописуема. Она похожа на храм, когда поют все хоры и звучит орган, горят все свечи и все прихожане в едином порыве возносят молитвы.
Скоро я отдал плащ Ване, и тот потащил его в рюкзаке за плечами. Перспектива таскать целый день такое же меня совсем не радовала, и я сказал:

 

- Слушай, а может, не пойдем к Федьке, что-то мне не охота с ним знакомиться…
- Як знаеш. Тады – нам праз лес.
В лесу было так хорошо, что я попросил остановиться и посидеть, но  со стадом в лесу находиться было не возможно. Скоро вышли на большую поляну, спускающуюся к реке. За рекой шла какая-то трасса.
Солнце приближалось к зениту. Жара усиливалась.
- Искупаемся? – предложил я.
- Давай.
Мы плавали, плескались, ныряли и кувыркались в реке до полного самозабвения.
Потом допили остатки самогона.
Прошел час. Мы блаженно лежали, раскинувшись на траве на берегу. Вдруг Ваня сказал на чистом русском:
- Никому никогда еще не нравилось, как я читаю стихи. А тебе понравилось.
Я же сказал:
- Странно эта природа действует на организм… И жарко как…
Ваня:
- Гроза будет…….
Я:
- И дождь?........
Ваня:
- И дождь……….
И тут я неожиданно, даже для себя, представил, как наклонился над лежащим с закрытыми глазами навзничь Ваней и хотел что-то сказать ему… Но не смог…
Я открыл глаза и увидел, что Ваня наклонился надо мной и его лицо уже так близко к моему лицу, что я слышу его проспиртованное дыхание...
Внезапно потемнело, налетел ветер, ударил гром и начался ливень.

Продолжение следует
http://www.proza.ru/2019/09/16/1829