Ни одна моя ночь не обходится без страданий, причём, страдаю не одна я, – страдаем вместе с Анфисой. Она – из-за того, что по ночам чувствует голод, я – из-за её криков по поводу оного. Вставать не хочется, уговариваю её не кричать, – не слушается. Повышаю голос – то же самое. Отворачиваюсь к стене, делаю вид, что сплю. В ответ слышится безжалостная обдираловка дивана, – такая, что ткань трещит. Делать нечего, – встаю. Вздыхаю, ворчу, иду на кухню. Надо разогреть её второй ужин, хотя первым – ещё с вечера – дорогая моя животинка накормлена до отвала.
Достаю из холодильника грудку курицы, ставлю на газ, – жду. С тоской смотрю на часы – ровно три.
- Ну что, – поела? - спрашиваю умывающуюся мордочку, после того, как кошечка уметёт еду и попьёт кефира. Но Анфиса с достоинством продолжает свой туалет и не обращает на меня внимания.
- Давай заканчивай, и марш спать, - это снова я. - Из-за твоих концертов я скоро чокнусь, – слышишь?
Кошка невозмутима, хотя всё прекрасно понимает. Оставляю её на кухне и ухожу досыпать, скоро приходит и она. Прыгнув на кровать, укладывается в ногах на своей простынке, и уже через минуту слышится её тоненький храп с таким же тоненьким присвистом. Уснула упрямица, я же буду теперь ворочаться всю оставшуюся ночь, особенно страдаю в полнолуние. При полной луне, да ещё после Анфискиных концертов, бессонница гарантирована на все сто процентов: глаз так и не сомкну, а днём, как сомнамбула, буду бродить по комнате или валяться на диване с головной болью. Но слава богу, сегодня луны нет, значит есть надежда прикорнуть ещё часика на два перед утром.
В любые другие моменты кошка безмерно понятлива. Услышав, например, два заветных слова «иди сюда», – заявляется на кухню без повторного приглашения. Или же, – если работаю за компьютером и долго не ложусь спать, – обязательно, делает мне замечание, но по-своему, по-кошачьи: забирается на стол, садится между мной и монитором так, чтобы я не видела экрана. Сидит и требовательно смотрит на меня. В таких случаях стараюсь извернуться из-под неё, чтобы ткнуть курсором в нужное место, но сделать этого часто не удаётся, и тогда говорю – не строго так, но соответствующим тоном:
- Ну, чего уселась? Ступай – я закончу сейчас.
Погладив её белую пушистую спинку, легонько подталкиваю кошечку к краю стола, она подходит, нащупывает лапкой подлокотник кресла (плохо видит), опускается на него и прыгает на пол. Подходит к кровати, встаёт на задние лапки, передние кладёт на краешек и только после этого, обретя опору, взбирается на неё. Постояв на середине, подходит к моей подушке и, свернувшись клубочком, укладывается спать.
Прошлым летом, когда я уезжала на родину в Сибирь, она и вовсе спала исключительно у подушки, – видимо скучала. Скучала так, что плохо ела и к моему возвращению сильно похудела.
Слава богу, выходила её, но крики свои она так и не прекратила. Ничего не поделаешь, – моей милой подружке недавно пошёл восемнадцатый год, прибаливает бедняжка.
Так вместе страдаем и также безмерно любим друг друга.
20 февраля 2012 г.