По мотивам сказки Зарифа Башири, написанной 100 лет назад , -
“;ч юлбасар” (Три разбойника)
1.
Расскажу я вам сказку мудрую, сказку мудрую, очень древнюю. Как в заморской стране, что зовётся Иран, стольный град Тегеран, мудрый шах восседал, он страной управлял. Как в державе большой, во стране удалой бандитизм лютовал.
Три преступника, словно полчища, спасу нет от них, жгли и грабили. Трёх разбойников преступления на виду у всех совершаются, обыватели – городов и сёл обитатели - грабежам весьма огорчаются.
Шах прознал про них, опечалился, скорбью дух его затуманился. Нападения совершаются, и захватчики под горой крутой укрываются. Ночью тёмною поушкуйничав, караванов ряды обчищаются. Мирных жителей обиталища так безжалостно расхищаются.
Были изверги очень ловкие, быстрокрылые, словно ястребы. Крестьянин страдал от насилия, в городах дрожал каждый подданный. Дети-детушки омрачаются, даже игры их забываются.
Каждый день налёт, каждый день грабёж – Тошно всем давно, тошно, невтерпёж! Всё злодеями испоганено, кровью полито, огнём выжжено. Не найти никак банду шуструю – хоть ищи её веки вечные.
Мужи умные думу думают, думу думают - не найдут ответ, проживающих впереди что ждёт? И не счесть - не счесть в царстве падших сёл, в сердце шаховом поселилась боль.
Много изверги сотворили бед, и всегда была им погоня вслед, Сколько ни гнались – не догонят, нет. А придёт рассвет банды след простыл, сила бесова унесла с земли, замела следы, не оставила. Тонет мирный люд в крови по уши – шайка лютая, кровожадная, по нутру она изуитская! Нечестивая, окаянная.
Не пойдёт на зло, столь двуличное, верный род людской, человеческий!- говорит один, вторит тут второй: «Над людьми вот так измываются на разбой такой ухищряются, видно, нелюди, видно, иблисы!»
Не берут никак этих нелюдей всех святых страны чисты помыслы, не унять их пыл и молитвами! К шаху с жалобой каждый подданный каждый день идёт с просьбой слёзною, а визирь на род, род иблисовский неустанно шлёт, шлёт проклятия. Но разбойники очень хитрые, по-бесовскому, по-пиратскому они мудрые.
2.
Отдаёт приказ воеводе шах: «Трёх разбойников жёстко покарать, смерти весточку обязательно надо им наслать».
Войско шахово подошло к горе, скоро заперло дыры все в норе. Ни одна душа не пройдёт теперь беспрепятственно: Будет ли то зверь, иль солдат какой, птица ли, змея. Ямы тайные, все расщелины войско шахово всё обрыскало.
Но разбойников не видать следа, поиск шёл весь день, может, даже два. Чтоб изречь свою немощь стыдную, словно океан, войско вспенилось. Завершился так поход армии и позор большой, и безрадостный.
Миллион сердец без движения, падают на грудь их головушки. Капают у них слёзы слабости, слёзы слабости и без радости. Ах, прости ты нас, повелитель наш!
Чело царское омрачается, с их позором он соглашается, примирение дарит воинам он в смирении. Своих подданных милосердием щедро жалует, но позор нутра не пожалует, вновь судьбу свою проклинает он, к своей совести вновь взывает он: «Если нелюдей не поймаю я, пусть развеется слава давняя, обратится в прах царство славное».
Вот пришёл в страну долгожданный мир, но недолог был тот печальный пир – месяц грабежей слышно не было…
В небесах опять меркнет солнышко, возникают вновь злодеяния. Слышен стон кругом, всё горит огнём. Злые хищники всё неистовей, всё лукавее их деяния. Только здесь они обнаружатся, завтра где они? Не откроются!
Собирается войско ратное да оружием снаряжается, речи пламенно шах твердит в сердцах, на солдат своих полагается, что старшой солдат мудр, храбр в бою, шаху бедному вновь мерещится.
3.
Армия к горе продвигается, земля челядью покрывается. Пути тайные прочищаются, ночи рыцари вновь скрываются. Приуныло вновь войско чахлое, к трону медленно приближается: «Милосердный наш – не сбылись твои речи страстные!»
Молчалив, суров и унылый шах, повторяет вновь клятву смертную, и прощает он горемык своих, бедолаг своих, аутсайдеров. «Не пленю я, коль, злобных варваров, пусть мой трон падёт, не восстанет вновь»
То не гром гремит с неба ясного, то садом звенит с поля ратного. Возникает вдруг среди бела дня сила лютая и нечистая. Всюду был разбой, козни, каверза, той страны вассал кровью залит был.
«Лишь в одном тебе утешение, лишь в одном тебе и спасение! Ты наш правый царь, ты нам богом дан»- завопил народ у врат царственных.
4.
Тот позор снести не сумел султан, в ту же ночь тайком из дворца пропал. Как ремесленник был одет султан, ни словечка он молвить не хотел, тихо, словно мышь незамеченным в двери выскользнул.
День идёт он, ночь: вниз спускается, ввысь взбирается; в полдень терпит зной, в ночь от холода тело кутает. И кипит в нём гнев, не сдержать его, и надежда в нём только теплится.
А мечта его тешит и бодрит: «Вот настанет день, радость запоёт. Шаха восхвалять станет весь народ. Ты живи наш шах, вечно нами правь! Челядь ты свою на добро направь». Так в тиши один услаждается. Сладкая мечта окрыляется, и на склон крутой он взбирается.
Отдохнул, поел, посмотрел вокруг, и в ущелье он опускается. Дна достиг наш шах, и увидел след, куда низкий склон занижается, узких тропочек там не счесть никак, неизведанны эти тропочки, пути верные не проторены, страхом, холодом веют сопочки.
По-пластунски он продолжает путь. Люд отечества вспоминается. И придав рукам, голове, ногам силы ратные он решительно в узкий дзот ползёт, уж спирает дух, и терпенья нет, повернуть назад не посмеет, нет.
Горе жителей в сердце шаховом поселяется, счастья жаждет шах и победой дух окрыляется. Свет неведомый неизведанный отражается, шах измученный вдохновляется.
Вдруг неясный звук шаху слышится и закрался в нём страх предательский. Оказался шах в помещении, подкрался испуг, омрачился дух. А три ястреба, три разбойника перед ним сидят, восхваляются.
5.
Горит свеча в подсвечнике напольном, а рядом вёдрами и водка, и вино. И на устах их хвастовство и гордость, ведь обмануть и низвести всё войско им дано. И сколько жизней отнято сегодня, и кровью мы умылись сколько раз.
Языки их позабыли все слова приличья – скверны их намеренья и речи. Отуманены спиртным их злые очи. Выжив из ума, они болтают, спеси наглой и убогой потакают. Звериными повадками бахвалятся, облик человеческий покинул гайдамаков.
В грязные лохмотья облачились, в монстров страшных трое превратились. Сажей чёрной их жилище закоптилось, хоть топор повесь – дым здесь коромыслом. Шаху уж невмочь в хоромах этих находиться, кто-то здесь четвёртый – видят трое.
«Откуда ты, и как попал сюда?» - кричат втроём, унять не в силах ярость. «Зачем ты здесь, наивный человек?! Не знаешь нас? Боится нас и головной шайтан! Найти на нас управу не в силах падишах, преследовал и месяцы, и годы – всё безуспешно! Мы – три разбойника. И вся вселенная дрожит пред нами. И глазом не моргнём мы, убивая несметное количество людей. Ты, что, в ладонь сложил свою душонку. Тебя отправим быстро к праотцам!»
Собрав в комок всё хладнокровье, чеканя слово, словно шахскую печать, сказал им шах: «О, как не знать геройских ваших дел, от подвигов блестящих я в восторге! Куда уж шаху с вами совладать?! Послушайте! Я в вашу пользу молвлю слово. Прошу, возьмите в сотоварищи меня. Вы извлечёте пользу от меня - по части воровской я сам профессор, давно разбойничаю, граблю, но одному опасен риск такой. К кому прийти и попросить подмоги? Поймите, как нужны вы мне, а я, должно быть, вам».
Разбойники не скрыли радость, и принялись товарища хвалить, - Он удалец. Он смелый и бывалый, поэтому нашёл нас без преград.
Разбойники поверили и предложили пьяни чарку, и хвастают могилой, словно светлой жизнью. «Смотри, как здорово живём?! Кого хотим – того убьём! Нам нипочём чужое горе».
Разбойникам подыгрывает шах, прикидываясь пьющим, пойло льёт, и хитрости бечевку с успехом он плетёт. Чтоб убедить разбойников, - Ну хорошо! – он говорит.
Давай опять пойдём на шаха! – сказал из иродов один, - Пусть знает шах: сопротивленье бесполезно. - Пусть каждый ремесло своё откроет! – сказал другой.
Один из иродов признался горделиво: «Язык собачий знаю в совершенстве, как родной». Другой добавил: «Я знаю, где несметные богатства!»
А шах сказал, как будто бы бахвалясь: «Мои уменья очень велики. Я знаю способ, как избавиться от плена, когда пленят враги!»
Разбойник третий – самый безобразный, одноглазый изрёк в конце: «Я помню всех, кого увижу хоть однажды».
6.
Оружье взяв, друзья пустились в путь. Ночами ходят, днями хоронятся под берегом, в горах и на лугах. Шли-шли они. И вот пришли в столицу, встречают их собаки, лают вслед.
«О чем собаки лают? Переведи, знаток бесед собачьих!» «Средь вас есть шах» - сказали мне собаки. В ответ разбойники, - Да где здесь взяться шаху! Пройдя немного, вновь его товарищи спросили: «Собаки лают - с вами вместе шах!»
Смеются лиходеи,- Ты слишком много знаешь!- и продолжают путь бесславный. Так до казны добрались не спеша, и каждый взял по слитку золота из государственной казны.
Никто не воспрепятствовал злодеям. Жители по улицам сновали, стражники дремали. Товарищи! – воскликнул шах, - В моём покинутом жилище добра так много. Вина пять бочек. Я вам отдать хочу. Пройду я вдоль горы, а ночь придёт, я вас найду.
Наш новый друг совсем не промах! Мы ждём тебя на той поляне, что у столичного базара.
Разбойники направо, шах налево зашагал. Разбойники из вида скрылись, а шах вернулся в родной дворец и лёг в своей постели.
Безмолвно шах ушёл из дома, и с лиходеями он учинял разбои, а во дворце его никто и не хватился. Таким же незамеченным в палаты воротился, и подданных покоя не нарушил шах.
7.
Рассвет над городом и утро пробудилось, на трон уселся падишах. Тут в тронный зал вошёл визирь, пред шахом голову седую преклоняя. – О шах ты мой великий! недобрую несу тебе я весть! Пропало из казны державной аж, восемь слитков золота.
Шах сам участник этого разбоя и знает, что четыре слитка изъято из казны. Вельможный вида не подал. Ах, как досадно! – он сказал. Но, всё же, это горе не кажется таким уж горьким. Ты пригласи ко мне сейчас же воеводу! А про себя подумал: Вот где – источник зла!
Возмездие не минет никого, сегодня нам откроется вся правда. Пришёл начальник армии и отдал честь,- К услугам вашим весь я, о, мой шах!
- Так арестуй визиря! - от шаха был приказ. Шах указал к разбойникам кратчайший путь. - Сходи в пещеру с войском, и иродов пред очи мне яви! что изловил злодеев шах, народу огласи.
8.
Разбойники блаженно, безмятежно, раскинув ад свой рукотворный повсеместно, за пир взялись. И не заметили, как войско окружило их. Разбойники в своём поганом, смрадном становище под взором армии несметной и до зубов вооружённой отмщенья ждут: в бою погибнуть, сгинуть здесь навечно, иль сдаться в плен? - Всё кончено, и нам готова гильотина, и пиршество не в радость нам теперь!
Поймали иродов и с явственным презреньем пленили их. Под музыку торжественно шагает в город войско. Словно туча спешит народ к солдатам, с победою пришедшим.
Ликует стар, и млад, народ предстал весь в ряд по рангу чин по чину. Но где же, головной визирь, что пусто его место? Ложью и притворством он совращал других? Толпа изумлена, растеряна толпа.
Визирь как зверь, он в клетке и на майдане решается его судьба. А пленники глядят во все глаза и свято верят, что будут спасены, - Где наш товарищ новый?!- спросили ироды того, чья память уникальная на лица. «Коль не соврал, придёт сюда, беду предотвратит».
Неслышно шах дошёл до центра, с достоинством на троне он воссел. Преступников бесстрастно осмотрел, приветствует народ. И задаёт вопросы чинно: «Много лет вы нагло, безнаказно грабите и жжёте, проливая кровь. Не считались с нами прежде, покажите мужество сейчас».
Дали оправдательное слово разбойнику кривому.
«Велика вина, я знаю. Крови пролито – не счесть! Что бы ты ни сделал с нами, мы готовы, примем всё без ропота и гнева. Но и ты нечестен, где же, слово благородное твоё?! Обещал избавить нас от плена».
Царственно прервав кривого речи, бессловесно улыбался шах. Рассказал открыто без утайки все события минувших этих дней: как ходил с разбойниками вместе в закрома казны Ирана, как визирь удвоил золота пропажу. Завершая слово, сухо молвил: «С головы всегда гниёт и рыба. Обвинять рабов-злодеев будет стыдно, коль бесчестен властью удостоенный визирь. Сначала надобно главу очистить, чтоб благополучия достичь.
Поэтому преступника-визиря я без пощады покараю. А злодеев я прощаю. Пусть один из них визирем станет, другой же воеводой. Обещал из плена я спасти их. Не нарушу слова своего. Обложу доверьем. Преграждая путь тому, кто что-то может, никогда не будем мы в чести.
Царство каждое – пастух и стадо. Долг пастуший – подданными мудро управлять». Но постойте, есть ли на земле такие шахи?! Образцового я шаха воссоздал, о таком мечтают все на свете. Ты правителя такого где-нибудь встречал, может, у тебя он на примете?