ЧАСТЬ ПЯТАЯ
НА РУИНАХ ВЕЛИКОГО ХОРЕЗМА
Глава первая
ТРАУРНАЯ ВЕСТЬ
После нескольких дней относительно благополучного пути отряд монгол с невольниками вышел к намеченной цели. Низкие берега солёного Арала вбирали в себя воды большой реки. Это была Джейхун, одна из основных речных потоков, снабжающих водой Среднюю Азию.
Русские, дорвавшись до живительной влаги, поглощали её безмерно. Среди ремесленников, стоявших по колено в воде, первым заговорил Максим Балагур. Глядя на неторопливую реку, он с грустью посетовал:
- Загонят нас, куда Макар телят не гонял.
Гаврила Молчун, поплескав на темечко прохладную воду, степенно ответил:
- Дорожку к Родине отовсюду протоптать можно.
Многие умельцы сомневались, понимая, сколь долог путь обратно:
- Где и кого только не спросишь — везде правят мунгалы.
- Кругом их кабала и неволя.
- Отрезали нас от Руси, как ломоть хлеба от каравая...
Дальнейшая дорога в Монголию теперь пролегала вдоль могучей Джейхун, в её верховья. Земли, протянувшиеся на восток до Алтайских гор, после смерти Джучихана[1] принадлежали его сыну Тангкуту — брату Батухана. Сыновья и внуки Потрясателя Вселенной жадно, но пока без большой крови делили между собой наследство.
Народами Средней Азии до прихода монгол правил шах Хорезма. Это государство было огромно: от Кавказа до Индии и от Арала до Аравийского моря. Оно считалось сильнейшим в мусульманском мире, но удивительно быстро было завоёвано монголами. Ни громадные крепости, ни многочисленные войска не спасли заносчивого правителя, шаха Мухаммеда, от сокрушительных ударов Чингисхана.
--------
[1] Джучихан – старший сын Чингисхана, пал жертвой наёмных убийц.
Прошло уже более двадцати лет с тех пор, как орды великого полководца степей обрушились с Алтая на срединную державу. По-прежнему на развалинах Хорезма хозяйничали завоеватели, продолжая разорять запуганное население. Раньше, до монгол, по великому шёлковому пути нескончаемо шли богатые торговые караваны. Сейчас они стали редки. Ростовчане видели ту же картину разрухи, что и во многих русских княжествах. Здесь крестьяне в тюбетейках и старых полосатых халатах работали и на захватчиков, и на местных феодалов. Постоялые дворы, каналы и арыки были заброшены. Народу в долине реки Джейхун осталось мало, и огромные сады совсем заросли бурьяном. Города на пути войска Хорона зачастую представляли собой руины домов и дворцов.
В середине жаркого лета «бешеные» и их славянские рабы вышли к переправе через Джейхун недалеко от большого города Бухара. У самой реки, как и на всех важных путевых и торговых местах, располагался ям.
Под вечер с восточного берега приплыл камышовый плот с чёрными всадниками. То, что услышали от них местные монголы и тысяча батыевых ордынцев, потрясло всех:
— Горе, багатуры! Умер Великий каган Угедей…
Чёрная весть из Каракорума[2] вихрем разлетелась по необъятной империи. Вестники смерти показали медные пайцзы Хорону и здешнему сотнику. Затем гонцы достали свёрнутый пергамент с восковой круглой печатью кагана, с прикреплённым к ней красным шнурком и объявили:
- До курултая нашей державой станет править мудрая жена Угедея — Туракина.
Сметливый тысячник снял с шеи свою золотую пайцзу, поднял её над головой, и строго спросил вестников:
- Кто из вас едет к великому Батухану в Синюю орду?
Из трёх монгол, одетых в чёрное, выступил вперёд самый старший. Хорон тут же увёл посланца в стан «бешеных». Там были немедленно выделены в помощь важному гонцу трое нукеров во главе с молодым сотником, чтобы быстрей и надёжней сопроводить его. Они были снабжены всем необходимым и тотчас отправлены на поиски Батыевой орды. А предводитель тысячи, созвав своих сотников, угрюмо сказал, глядя на их мрачные лица:
- Ордынцы Тангкута будут девять дней совершать жалостливые обряды в память об Угедее. Мы сегодня вместе с ними поскорбим о Великом хане, но завтра, прямо с утра, снимемся и, переправившись, уйдём дальше…
--------
[2] Каракорум – столица монгольского царства.
В темноте южной ночи запылали огромные костры. Собравшиеся возле них кочевники подняли руки и громко завыли. Они прощались с Великим каганом, желая ему попасть в светлое царство заоблачных теней, где правит священный Чингисхан. Монголы искренне печалились.
Русские мужики во главе с Иваном Алексеевичем надеялись, что захватчики ослабят бдительность в эту ночь и перепьются с горя кумысом или арзой. Братья-новгородцы Никонор и Никита советовали:
- Токмо табунщики набузгаются — попытаем напасть скопом на сторожевые сотни и сядем на лошадей. Уходить станем на закат солнца, в пески, к туркменам.
Семён Огонёк живо поддержал близнецов:
- Верно! Нынче же поднимемся — когда ещё такое представится. Тут у степняков такое дело! Они непременно напьются...
Ночью шелестели листвой чинары, скрывая шёпот и шаги, но надежды ростовчан не оправдались. Одна из лучших в войске Батыя тысяча «бешеных» была всегда готова встретить любого врага во всеоружии.
Вторая глава
РОСТОВСКИЙ ГЛАДИАТОР
Монголы Хорона и их пленные сравнительно легко и без происшествий переправились через мелководную в летнюю пору Джейхун.
Тысячник сообщил сотнику Берке, а тот велел толмачу Домуру передать радостную для ростовчан весть. Теперь, начиная с Бухары, на каждой дневной стоянке будут проводиться учебные бои среди них.
Спустя несколько дней невольничий караван добрался до названного города. Мало что от него осталось: фрагменты крепостных стен, развалины главной мечети, закоптелые от былых пожарищ остовы больших дворцов, кое-где виднелись отдельные глинобитные хижины.
Всезнающий Фёдор Книга по этому поводу сказал своим друзьям:
- Так выглядел Рим, когда оттуда ушли полчища вандалов. Прошло более двадцати лет, а следы разгрома здесь видны во многих местах. У нас на Руси мужики с топорами за меньший срок из дерева настроили бы таких хором — города не узнать!
Рано утром на днёвке у Бухары к русскому мужскому лагерю монголы принесли разное оружие для боевых упражнений. Осторожные кочевники решили пока не испытывать судьбу, поэтому в руках рабов оказалось мало воинского снаряжения. Хорон выделил всего по два десятка мечей, топоров, щитов, копий и монгольских луков со стрелами. Место для занятий выбрали в низине, а вооружённые ордынцы из охраны расположились на господствующей возвышенности.
Многие ростовчане, не державшие в руках оружия, старались по очереди овладеть простейшими приёмами, которые им показывали бывалые вой:
- Руби с плеча! Резче бей, да про свой щит помни!
- Удар — прикрылся! Удар — прикрылся!
-
От чучел, изготовленных из дерева, хвороста и тряпья, летели во все стороны щепки и клочья. Мужики и парни учились пускать стрелы из тугих роговых луков на сотню локтей[3] в деревянные чурбаны. В такие же цели летели короткие копья с расстояния в пятьдесят локтей. Новички в ратном деле, как дети, безмерно радовались при метких попаданиях:
- Братки! Попал, ей Богу!
- Есть! Пронзил чурку!
-
Опытные ратники устраивали показательные бои, а вокруг собирались во множестве ростовчане, жадно схватывающие каждый умелый выпад, каждый ловкий удар.
Иван Алексеевич отлично владел и мечом, и топором, и копьём в поединках с земляками. Соперник всегда признавал за богатырём первенство, а себя — побеждённым. За мастерством русского витязя следил, сидя на коне, сотник Берке. После он сказал Хорону, недовольно указывая на Ивана:
- Он сильнейший среди них, и у меня из головы не выходит то, что предсказал тебе шаман. Может, вправду Большой Иван и есть тот великан, который сразит тебя в бою.
Тысячник, махнув рукой, беспечно засмеялся и ответил:
- Но у этого багатура нет бороды, а у того, по рассказу, — есть. Да и
мало ли, чего спьяну мне тогда послышалось.
- Хорон, борода вырастет у Большого Ивана, лучше бы ты дал приказ его зарезать. Ведь я люблю тебя, как сына, и я был другом твоего погибшего отца. Кроме того, небезызвестный Акинф Дородный поведал мне про нашего великана уруса много занимательного.
- Что же тебе рассказал этот пьяница и обжора? — заинтересовался предводитель.
- Акинф обещал мне за еду и крепкую хмельную арзу доносить всё, что происходит, и что говорят в невольничьем стане, — молвил старик, довольный любопытством своего наречённого сына. — Говорят, будто отец нашего Ивана — знаменитый урусский багатур Алёша Попович, который погиб в битве с нами много лет назад. Да и сам Большой Иван сражался с монголами на Сити, где был тяжело ранен.
--------
[3] Локоть – мера длины, примерно равная половине метра.
- Незабвенный правитель Чингисхан завещал привлекать на нашу сторону храбрых врагов, то же приказывает и Батухан, — задумавшись, отвечал Хорон. — Пусть всё решит судьба, а я не хочу просто вот так убивать могучего уруса. Скоро мы доберёмся до кочевья владетеля Тангкут-хана. Там отдохнём, узнаем вести с далёкой Родины. Наверняка состоится пир, я покажу богатства с Руси и предложу местным устроить поединок. Большой Иван встретится в смертельном бою с опытным багатуром.
- Занятная идея, — отозвался Берке и, вздохнув, добавил, — но лучше бы ты разрешил в дороге прирезать подозрительного уруса, так было бы надёжней.
Глава третья
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПОЕДИНОК
Целую неделю под испепеляющим летним солнцем добирались «бешеные» с рабами до Самарканда — ставки Тангкутхана. Сам правитель отсутствовал, ибо находился со своими отборными войсками в объединённой монгольской орде, ушедшей покорять Европу. Встреча правящих монгол и посланников Батухана была тёплой. Но только чисто внешне. Уже давала знать вражда между потомками Чингисхана, готовая в будущем перерасти в непримиримую борьбу. Здешние кочевники ревниво и жадно оглядывали дары джихангира для Монголии. Показали им и ростовских полонянок, от которых подчинённые Тангкутхана пришли в полный восторг. Батыевы степняки преподнесли подарки, а местные решили организовать в честь гостей гулянье и пир. На нём Хорон и предложил подготовить на завтра смертельный поединок между Большим Иваном и каким-нибудь знаменитым воином из Хорезма.
Монголы Средней Азии обрадовались возможности померится силой двум представителям разных орд. Решили выставить кого-то из подвластных народов, чтобы не проливать кровь высшей расы. Последователи великого Потрясателя Вселенной помнили его высказывание о соотечественниках:
- Это избранный народ, отмеченный небом, а остальные должны быть рабами, если их оставят жить.
Долго перебирали нынешние хозяева Хорезма разных своих багатуров. Наконец, сошлись на силаче Максуме, служившем в тюрьме Самарканда палачом. Все степняки сразу согласились, что задуманный бой станет смертельным — им хотелось увидеть побольше кровавых сцен, натура варваров требовала жестоких зрелищ.
Поздно вечером Хорон с Берке вызвали к себе в юрту на малоприятный разговор Ивана с Фёдором. Тысячник, впившись в богатыря осоловелыми от выпитого хмельного, глазами, начал издалека, с вопроса:
- Был ли ты в битвах, когда Батухан пришёл на Русь?
Русский богатырь, помолчав, ответил нехотя:
- В семнадцать лет я участвовал с ростовской дружиной в сражении Великого Владимирского князя с ордынскими войсками. Их было раз в пять больше — и они нас победили. В глубоких снегах у реки Сить погибли почти все ростовчане. Мне, раненому, удалось с одним воином укрыться в лесу и избежать смерти.
- Ты говоришь правду! — кивнул Хорон и ехидно предложил: — Скоро я тебе дам возможность отличиться и потешить моих «бешенных». Большой Иван, завтра ты получишь свой боевой топор, чтобы сразиться с местным 6а-гатуром.
Могучий Алексеевич, зло глянув на пьяного Хорона, вызывающе ответил:
- Не осрамлю я родной земли и покажу свою силу. Но хочу, чтобы весь полон присутствовал на поединке, даже девушки.
Тысячник, удивлённый требованием Ивана, насупившись, сказал:
- Пусть так, иди, я прикажу хорошо покормить тебя перед схваткой...
Настало томительное утро гладиаторского боя. Расторопные монголы выбрали подходящую низину, окружённую холмами. Шёл второй день отдыха и беспрерывных пиров азиатских завоевателей. Они неторопливо и вольготно расселись на зелёной траве, поближе к месту будущего ристалища[4]. На других высотах, перед глубокой ложбиной, разместились дехкане[5] из ближних кишлаков, самаркандские ремесленники и русский полон под охраной «бешеных». Гул разноязычных голосов наполнил окрестности.
Ивана Алексеевича, идущего на бой, сопровождал Фёдор Книга, возмущённый затеей кровожадных монгол;
- Затеяли поножовщину! Нашли гладиаторов! Ничего, табунщики скоро узнают о новом Спартаке! Они ещё пожалеют, что тащили нас на край света!
Ростовский богатырь, сам волнуясь, успокоил друга:
- Даст Бог, так и будет!
Хорон выставил дорогую награду победителю поединка — посеребрённую кольчугу и шелом большого размера.
--------
[4] Ристалище – место средневековых поединков.
[5] Дехкане – крестьяне.
Завыли длинные кожаные трубы, призывая соперников выйти на боевую позицию перед схваткой. Лишь на самом поединке встретились два человека, готовые убить друг Друга.
Максум, противник Ивана, был чуть ниже ростом, но значительно плотней. Из-за одежды невозможно было определить, что больше у палача — мускулов или подкожного жира. Свирепое лицо и злые чёрные глаза, налитые кровью, не предвещали ничего хорошего. Вооружение Максума составляли: огромный меч и большой щит. Русскому богатырю дали его знаменитый топор и такой же щит.
Праздные монголы, сидящие с двух сторон, бурно приветствовали грозных великанов призывными криками «Уррагх! Уррагх!» Бойцы сошлись. Максум сразу навалился на противника, стараясь сразить его мечом. Поначалу Алексеевич уверенно, без суеты, отбивал выпады, сам почти не переходил в атаку. В один момент палачу удалось достать палашом лицо ростовчанина. Кровь обильно полилась из раны на щеке, вызывая восторг монгольских зрителей. Со стороны славянского полона неслись громкие возгласы:
- Бей палача! Держись!
Из толпы девушек послышался пронзительный женский крик Ольги Красы — «Иван!»
Русский богатырь, рассвирепев, отбросил щит и взял топор обеими руками. Хорон с «бешеными», заметив это, радостно завыли, предвкушая кровавую развязку. Иван стал наносить сокрушительные удары по врагу. Сначала прорубил топором, а затем и выбил у Максума щит. Через пару ударов из его рук вылетел и меч. Алексеевич видел перед собой не воина, а безжалостного палача, поэтому не остановился перед последним роковым ударом. Разящее оружие описало сверкающую дугу и опустилось на плечо обречённого, распластав его до пояса.
Безудержные, дикие крики завоевателей сопровождали эту развязку. Русские воспряли, а дехкане с ремесленниками со вздохом облегчения встретили смерть ненавистного тюремщика. Напыщенный Хорон вместе с другими монголами вышел на поле боя поздравить раненого победителя. Тысячник вынес ему чашу кумыса и восхищённо сказал с явной гордостью за своего воина:
- Я буду рад представить тебя в Монголии как нашего славного багатура. А шрам на щеке только украсит настоящего мужчину...