Дом, где на века застыло время, где давно уже никто не живет. Там на кухонных стенах остались жирные брызги годов. Занавески покрылись пылью, и в воздухе мечется сырость. Запах старинной мебели. Опустевшая, безжизненная быль. Тускнеет память о последних шагах по паркетному полу. В одинокие окна беспечно светит летнее солнце, с любопытством заглядывают деревца. Пока были люди — жилось, а как выехали, по стене помчалась безутешная трещина.
В квартире на одиннадцатом этаже день возникал безобидно. Из окна сквозь ажурную занавеску струился свет. Занавески хорошо ужились в современном интерьере, хотя были из старой квартиры, где однажды шмякнулись на пол вместе с карнизом.
«Главное — меня не прибило», — шутливо подумала тогда хозяйка, войдя в маленькую, как два склеенных шифоньера, комнатку. В тот момент пустое, незакрытое окно показалось ей огромным глазищем, преисполненным внезапным удивлением.
Наконец-то выходной… Сегодня Валя просыпалась медленно. Сначала смутно проявились мебель и стены. Она стала рассматривать бежевые обои с узорами в виде крупных зеленых листьев. Потом темнота неприметно, как вечер в полярном городе, окружила ее. Сон начался. Перед ней вырисовалась кривая сельская дорога, по которой неуклюже пробиралась ее машина.
И снова перед глазами листья и разбрызганные по стене теплые блики, маленькие и невесомые, словно предметные стеклышки для микроскопа.
Из коридора послышался звонок домашнего телефона, напоминающий жалобное пищание. Валя отбросила одеяло и неохотно оторвалась от дивана. Бездумно, вяло, шаг за шагом тащилась к источнику звука.
В последнее время телефону полюбилась вредная привычка обрывать звонки. Вот и сейчас устройство нагло умолкло.
— Какой гад… — бросила трубку Валя, неглубоко вздохнула, и ноги понесли ее обратно к дивану. Только она дотронулась до дверной ручки, как вновь началось противное верещание.
«Точно, издевается!» — Валя по-солдатски развернулась на сто восемьдесят градусов. Сон еще не до конца испарился, поэтому трубку поднимала тяжело, как гантель.
Оказалось, звонила бывшая соседка, когда-то ставшая подругой. Валя не видела ее со дня расселения старого дома. Только потом разговаривали несколько раз по стационарному телефону.
Валя сразу стала расспрашивать подругу о жизни. А та холодно выслушивала ее, ожидая окончания потока вопросов.
— Алиса, здорово! Как вообще поживаешь? Что нового за это время? Все на той же работе? Соседи не шумят? Вообще, они нормальные люди?
Но собеседница дала понять, что разговор будет короткий, ведь ей «катастрофически не хватает времени».
— Я просто звоню сказать, что дома сносить будут. Сегодня. В час.
Валя медленно перелетела из сонного состояния к тоске. Почувствовались холод и тошнота.
— Жалко их... — интонация Вали изменилась.
Она решила, что нужно срочно еще сказать хотя бы слово или задать вопрос, любой. «Может быть: “Ты не поедешь посмотреть?” Или нет… “А тебе не жалко?” — тоже нет. Она должна сейчас сама ответить, как всегда отвечала раньше. Наверно, скажет: “Да, мне из-за этого грустно тоже!” И вспомнит какой-нибудь случай из той нашей жизни». Но шло пустое молчание. Оно пересыпалось бесконечно с одной стороны провода к другой, как песок в песочных часах. Шумело так же. И уже всем надоело. Из трубки хрипло вывалилось безразличное «пока». Следом пулями полетели тяжелые свинцовые гудки.
Валя так и осталась молчать. Внезапная горечь лучше кофе выбила остатки сна и окатила талой водой. Теперь очертания предметов не были размыты, а виделись остро, черными лезвиями, режущими на расстоянии при одном только взгляде на них.
И в шкафу, за стеклом, очередные года терпеливо простаивают книги и разный хлам из подаренных фарфоровых фигурок. И под обувью мелко раскрошена глина, блестят, как алмазы, песчинки.
Оказывается, гудки еще продолжаются. Валя положила трубку. Теперь звуки умолкли, один их слой испарился, только с улицы на одиннадцатый этаж поднимались чьи-то оживленные голоса и шипение с проезжей части.
Валя вспомнила, что нужно поесть. Она нашла в холодильнике йогурт, стала искать ложку. Когда уселась на диван и тяжело поставила на стол кружку с чаем, то утро полетело стремительной лавиной. В голове мысли беспокойно разгорелись, словно в печи сухие страницы давнишней газеты.
«Нужно в последний раз увидеть их, дома из моего прежнего района. Ведь я там выросла... Надо же, правда, оказывается, что жизнь короткая. Вот я в пять лет вместе с мамой выхожу из парадной. Помню, это зимой было, и темно-синее небо. Помню вид из окна и что подоконник был покрашен белой краской, и цветы в горшках. Всего лишь через двадцать лет это все пропадет… Уже пропало, когда расселяли… Но теперь до конца все пропадет…»
Она пыталась переключиться, листала книгу, но слова не складывались в сюжет. А через полчаса поняла, как невыносимо ей сегодня, особенно сегодня, сидеть в этой своей, но неродной квартире...
Валя ринулась в коридор. На тумбочке перед зеркалом должны лежать ключи от машины. Вещи поднимала хаотично, комкала чеки. Но ключи нигде не отыскивались. Только запасные от входной двери издевательски лежали на видном месте. Металась по квартире, тяжело стуча босыми ногами. В помещениях с линолеумом подошвы липли, и слышался звук, словно кто-то отдирает наклейку. Вдруг Валя поняла, что рано утром ключи забрали родители: «Они же на дачу поехали... на машине».
Валя спешно одевалась, будто необходимо эвакуироваться. Схватила куртку болотного цвета, ботинки... Выскочила на лестничную площадку, залетела в кабину лифта, словно ее туда занесло ураганом. Раздельных мыслей не было. Одно слово не успевало завершаться, а уже появлялось следующее, и все скреплялись в бессмысленный набор букв, непрерывно мелькающий, как бегущая строка.
Успокоило и замедлило утро отражение в зеркале. Ей необыкновенно шло сочетание черных волос с голубой, светящейся, как месяц, радужкой глаз.
Валя поправила закругленную челку. Внимательно приглядевшись к отражению, она нерадостно изумилась: поло надето шиворот-навыворот.
Покраснела. Пришлось быстро вернуться. «А возвращаться плохая примета...» — крутилась в голове навязчивая фраза. И все же Валя очутилась в квартире, с силой швырнув дверь. Та метнулась в сторону и, как пощечина, треснула бирюзовую стену общего коридора. Переоделась за секунду.
Тем временем лифт угнали соседи с девятого этажа. Валя бегом преодолела одиннадцать лестничных площадок и порадовалась, что носит только ботинки.
На улице она почувствовала спокойствие, принесенное утренними лучами солнца. Все ярко, но одноцветно сияющее, даже вспоминаются секунды из прошлой весны. Из первой весны в старом районе…
И Валя подумала, что нужно бежать быстрее. Правда, зачем? Жила она без этих домов уже года два. Не страдала, не скучала по ним, а радовалась просторной квартире с высокими потолками и окнами от плинтусов. Однако что-то неведомое ей руководило. Она боялась не успеть увидеть, какое-то важное для души зрелище.
Район требовал к себе внимания: взгляд заострялся на людях... Иногда она оглядывалась, где только что были ее шаги. Сливались в одну площадь тротуары и проезжая часть. Сверху парили провода, будто на город кто-то накинул сетку. Высотные здания оканчивались только под самым небом, словно площадки для космических кораблей.
Валя подошла к автобусной остановке и стала внимательно изучать расписание. Потом взглянула на прозрачный козырек павильона, его держали несколько четырехугольных столбов, словно чешуей, залепленных разноцветными объявлениями. Стекла были разбиты, все доски для скамейки растащены: «Кому-то они понадобились? Удивительно».
Ближе к горизонту все расплывалось, как в аквариуме. Подошел троллейбус, его рога напоминали пару длинных удочек. Потом он ехал так, словно понимал, как важно сейчас Вале торопиться. Придорожные столбы мелькали, точно секунды. И вдруг за окном к троллейбусу подкатилась последняя остановка.
«Как давно я тут не была... Казалось, что район под боком, а ни разу не заехала проведать». Валя по привычке оглядела салон: ничего ли не забыла. И как только ботинок коснулся земли, а взгляд метнулся к зеленеющей паутине из веток, ей показалось, что она сорвалась в пропасть. Но это не воспоминания захватили внутренний мир, как вирусы клетку, а пронзило непонятное ощущение — смешение тоски и радости.
Валя стремительно зашагала по тому пути, по которому всегда ходила к своему дому от остановки. Она ясно представляла, как через несколько знакомых, будто бы собственные ладони, дворов выйдет к своей парадной.
Некоторые люди жили тут с момента завершения стройки и сдачи, вплоть до расселения пятиэтажек. Оставляя их, жильцы решили не забирать вещи, те, что не пригодились бы им уже никогда.«Наверно, в комнатах все осталось как было».
Вдруг улицы расступились, и перед глазами возникли несколько развалин. К крышам уже не тянулись провода, означавшие, что дома живые. Стены потемнели, почернели так, как не почернели бы и за десять лет, и даже за тридцать. Они выглядели умирающими, дышали на ладан и, наверно, понимали, что их скоро разрушат.
Между плитами зияли глубокие щели. А в безжизненных окнах, в которых два года назад навсегда потушили свет, острыми бритвами торчали разбитые стекла.
Улица, словно бинтами, была перетянута лентами оцепления. Народ не подпускали к опасной территории. Рабочие закрыли путь. Среди немногочисленных людей, собравшихся тут, чтобы увидеть последние мгновения зданий, много лет даривших им кров, Валя узнавала бывших соседей. На их лицах порой просвечивал серый траур.
Пробираясь сквозь толпы зевак из соседних домов и бывших жильцов, скопившихся тут целой ватагой, Валя наткнулась на подругу детства Юлю, с которой давно потеряла все контакты.
Та выглядела беспокойно и печально, почему-то постоянно фотографировалась на фоне будущих руин.
— Ты чего? — удивилась Валя, смело влезая в кадр.
Юля узнала ее, тут же принялась объяснять.
— Понимаешь, я… запоминаю… — но ничего не складывалось. Ни мысли в предложения, ни предложения в разумные мысли. Юля скучала по Вале, в отличие от Алисы. И вдруг решила рассказать подруге, как ей жилось эти два года.
Их семью поселили в просторную квартиру на шестом этаже. В ее комнате открывался «чудесный» вид из окна: стройка и унылый пустырь. За два года Юля нашла много друзей, с которыми теперь часто путешествует, в основном по России. Похвасталась, что этим летом обязательно отправится в Барнаул, и даже звала Валю поехать за компанию. Следом началось повествование о машине, купленной в кредит. Юля увлеченно рассказывала, как автомобиль угнали, как искали его чуть ли не всем городом и в итоге обнаружили в глуши, на окраине малоизвестного поселка, целым и почти невредимым. Только одна фара была вдребезги.
— А ты как поживаешь?
— Да, как поживаю… — вздохнула Валя. А потом описала кратко и свои два года, проведенные в новой квартире. Юля поняла, что у подруги, кроме места жительства, не изменилось абсолютно ничего. Как жизнь была нескучная, так и осталась нескучная. Та говорила тихо, а потом доложила о звонке. — А сегодня утром мне Алиса рассказала про дома… Ее тут нет? Не пришла?
— Думаю, что нет, — призналась Юля и на всякий случай внимательно осмотрела толпу, чтобы убедиться. Люди прибивались сюда, словно листья к берегу водоема. — Наверно, она, как я, прочитала о сносе в газете… А знаешь, не удивительно, что она не пришла! Такие забывают и друзей, и родину. Вспомни, сколько раз Алиса нас предавала…
— Такой человек она… — печально констатировала Валя.
— А ты не представляешь, как мне жалко дом!!! — воскликнула Юля, и в ее глазах заблестел хрустальный бисер слез.
— Представляю, — произнесла Валя, уставившись на поребрик и травинки, свисавшие с него. — Мы же с рождения тут... И детство наше здесь прошло. Но, как ни грустно, эти хрущевки рано или поздно снесли бы, вообще давно должны были. Много лет назад. Жалко. Но ничего не остановить. Мы так вперед идем...
Юля кивнула. Вдруг спросила:
— Как тебе новые соседи?
Валя холодно и серьезно взглянула в глаза подруги и вдруг уверенно бросила:
— Уроды они.
Собеседница даже удивилась, стала уточнять:
— Что, в воскресенье в семь часов утра сверлят стены, параллельно врубая музон на всю катушку?
— Если бы только это... Хуже! Не здороваются. Даже не всегда отвечают. Молча на свой этаж нажимают... Я даже не знаю, как так у нас в старом доме получались добрососедские отношения. Как так мы умудрялись хорошо знать друг друга и Новый год справлять вместе?..
Она случайно взглянула на свой дом, хотя и старалась не смотреть, чтобы не мучиться от тоски. Валя порой ловила мысль, что зря она сюда приехала. Ну а если бы дома сидеть осталась? Совесть изъела бы изнутри, оставив только пустую оболочку. Она увидела замызганный фасад с темнеющими пустыми окнами.
Валя вспомнила момент, когда уезжала из квартиры. Ее семья, как и многие, оставила ненужную мебель. Зачем старье тащить в новую квартиру?
Кстати, это тем утром упали занавески, после того как большая часть вещей была упакована. Их не стали вешать обратно, а сняли с рухнувшего вместе с ними карниза и запихали в дорожную сумку. Помещение оставили чистым и прибранным. Комнаты заливал дневной свет. Валя отметила, что здесь раньше никогда так ясно не было. А ближе к вечеру семья вместе с соседями посидела за столом, которому тоже было суждено погибнуть вместе с домом. Затем все разбрелись по квартирам. Когда семья уходила, то выключала свет Валя.
Спустя два года дома разрушили.