Ольге Лисогор
Восход. По небу разливается розовое сияние. На поле возле деревни, сгибаясь под тяжестью корзин, выходят юноши и девушки. Разбрасывают по рыхлой, плодородной земле большие, круглые камни. С задором, с шутками и песнями – ведь юность так прекрасна!
В полдень их родители, старшие братья и сестры будут аккуратно обходить камни, возделывая поля. Никакого плуга или сеялки – камни лежат часто и хаотично. Только ручной труд, только преодоление.
Вечером с понурыми лицами подтягиваются старики. Они волочат пустые корзины за собой, кое-кто прихрамывает, но роптать нельзя. Медленно, кряхтя, они собирают камни с земли и складывают в корзины. Потом, надрываясь, несут их в деревню. Таков порядок. Испокон веков их учили: есть время разбрасывать камни, а есть время собирать камни. Вот они и собирают. Их время пришло.
В году всего 4 дня, когда о камнях никто не вспоминает. Это день урожая, в него играют свадьбы. День начала ледохода, когда деревня празднует окончание зимы большой попойкой на почти голодный желудок. День почитания предков в самые лютые морозы, в этот день опасно выходить из дома, чтоб не прогневить духов. И день Божества, в начале лета, самый лучший и самый длинный день в году.
Жрец и трое старейшин зорко следят, чтобы никто не увиливал. Да и не привыкли жители деревни сторониться работы. Знают же: только тот, кто трудится во славу Божества, достоин жить. За последние годы, правда, трое молодчиков сбежали из деревни, опозорив семьи. Но это паршивые овцы, а большинство людей у нас замечательные. Добрые, покорные и работящие.
Сейчас зима. Ночи длинные, холодные. У старого Арона болят кости, колени ноют всю ночь, не дают заснуть. Еще и плечо потянул сильно – неудачно схватил свою корзину. Внук убежал на вечернюю гулянку, уже луна посреди неба, а его все нет. Арон ворочается и вспоминает молодость.
Как хорошо было до женитьбы! Встал на рассвете, полный сил. Раскидал камни по-быстрому, и весь день твой. Хочешь, рыбу лови, хочешь, спи до обеда, хочешь, лежи на лугу и смотри на небо – можно часами придумывать, на какого зверя или птицу облака похожи. А вечером к друзьям и девкам на сходку. И главное, вот это ощущение, что у тебя все еще впереди. С самого утра. Сделал дело – гуляй смело. А сейчас… Утром проснешься, похлебки поешь, и до вечера копишь силы, чтобы на поле выйти. И маешься, потому что работа ждет. Лучше бы утром старики камни разбрасывали, а вечером молодежь собирала. Эххх…
Сыну тоже хорошо. Зимой работы на полях нету. Хозяйство управил – и сидит весь день, из лозы плетет. Еще и огрызается, когда Арон ворчит. Его поделки из лозы на ярмарке завсегда первыми раскупают. Хочется на ярмарку, а его давно не берут – стар, еще помрет по дороге.
Как завтра нести корзину в деревню, когда он руку почти не чувствует? Может, подойти к жрецу, сказать, что болен? Так семья не одобрит. И соседи… Следующий день показался Арону пыткой. До вечера он переживал, а вечером тащил корзину за собой, волоком. Но дотащил. Облегчение. Смог уснуть. Но с утра опять настроение ни к черту.
В день почитания предков Арон метался в жару. На следующий день не дотащил корзину. И сам до деревни не дошел – принесли на носилках. Жрец скорбно качал головой. Через неделю Арона хоронили. В полдень. Мерзлая земля никак не хотела поддаваться, и закопали его неглубоко. Отмучился.
Он пришел из-за гор, откуда раньше никто не приходил. Молодой, усы и борода только начали пробиваться. Холщовый мешок за спиной, старая, но чистая одежда. Поселился у вдовы Манилы. Сначала ее детишек грамоте учил, потом старейшины предложили обосноваться в старой школе. Имени его никто не помнил, все говорили просто – учитель. Дети его любили, а взрослые уважали за знания и мудрые речи. Слишком мудрые для такого возраста. На поле он не ходил – чужак.
В День Божества земля была прекрасна, как юная купальщица. Вся деревня веселилась и праздновала. Девки строили Учителю глазки, но он, казалось, их вовсе не замечал. Лежал в траве, смотрел на небо, на костры, задумчиво жевал травинку. Рассказывал детям чудные заморские сказки. Впервые он почувствовал себя здесь как дома.
На следующее утро его впервые увидели в поле. Он стоял лицом к лесу, вслушиваясь, и похоже, даже не дышал.
Манила в душе гордилась, что именно у нее живет и харчуется гость из-за гор. Старалась подсунуть ему что-то вкусненькое, застелить самую новую постель, шикала на детей, когда он спал. И именно она радовалась больше других, когда на день урожая учителя посадили за стол со старейшинами. Втайне Манила мечтала, что однажды он подойдет, обнимет, а она прижмется к нему налитым, жарким телом. Но внешне никак себя не выдавала, хотя была неизменно приветлива с постояльцем.
Начинались холода. В деревню пришла странная хворь. Ломит все тело, испарина, слабость. Что ни съешь – через минуту выворачивает. Жар, странные сны наяву. Сложные времена. Мужикам и бабам полегче – им камни разбрасывать и собирать не нужно. А вот старики мерли, как мухи. Их хоронили на опушке, негромко ругаясь, самые крепкие из селян.
Учитель тоже занемог. А как чуть отпустило, побрел в лес. Пришел с охапкой каких-то корешков. Сварил, стал ходить по деревне, отпаивать больных. И от этого варева становилось гораздо легче. Жрец поблагодарил Учителя от всех жителей деревни, но лицо у него при этом было кислое.
Лёд на реке треснул. Деревня не досчиталась сорока трёх человек. Суровую дань зима собрала в этом году...
На поле весной хорошо. Жаворонки из под ног разлетаются. Пахнет дымом из крайнего дома. Небо голубое-голубое. И пёрышки облаков по нему раскиданы так красиво...
В этом году в его школе будут первые выпускники. Учитель улыбнулся, глядя, как старательно чубатые парни с плечами вдвое шире, чем у него, выводят в тетради крупные буквы.
Ему хотелось жить. Хотелось совершить что-то эдакое, остаться в веках изобретателем, правителем или революционером. Хотелось схватить проходящую мимо девушку, закружить в танце, сжать в объятьях, а потом любить, любить долгие часы, а может, и годы? Он чувствовал, как бурлят в крови нереализованные желания, и смутная неудовлетворенность заставила его бежать вдоль русла реки. Бежать, не разбирая дороги, пока шум крови в ушах и боль в груди не заставят остановиться.
- Зачем вы разбрасываете камни? - звонкий голос учителя разрушил сонную магию рассвета.
Молодежь недоуменно пожимала плечами.
- Так положено... Мы всегда так делали... Жрец сказал, так надо... Их ещё наши прадеды разбрасывали... - звучали неуверенно нестройные ответы.
- А какая от них польза? - наскакивал учитель.
- Есть время собирать камни, а есть время разбрасывать камни. Так учит Божество, - важно сказала Ия, его лучшая ученица с торчащими короткими косами.
- Не Божество, а жрец. Это разные вещи, - он не сдавался, - А сколько лишней работы вы этим добавляете родителям! А старикам? Некоторые еле ноги волочат, а собирать камни выходят. Глупость.
Юноши и девушки смущённо отводили глаза, но дело свое продолжали.
Учитель решил, что борьба с дурацкой традицией станет первым шагом на его пути Преобразования мира. Он не сдавался, снова и снова получая отпор от молодых, зрелых и пожилых жителей деревни. Разъяснял, убеждал, льстил, уговаривал. Не побоялся пойти на перебранку со жрецом на Дне урожая. Больше за стол старейшин его не сажали. И детей в классах осенью поубавилось.
Но его нечестивые речи давали плоды. Все чаще ругали камни во время уборки поля взрослые. Все с меньшей охотой просыпалась по утрам молодежь. А старики хоть и старались от чистого сердца доволочь корзины до деревни, но силы почему-то стали покидать их гораздо чаще...
Такой бури деревня не видела много лет. Стонали под натиском ветра вековые деревья. Дрожали ставни. Казалось, ещё немного - и все дома останутся без крыш. Страшно. Жутко. В эту ночь многие не спали. Наступил рассвет, а буря не утихала. От воя ветра в жилах стыла кровь.
Ребята пробирались к амбару, где лежали камни, держась за что придется. Шли спиной, поминутно оглядываясь. Пригибались. Ругались. У двери амбара их встречал учитель.
- Да в своем ли вы уме? - орал он, перекрикивая бурю. - Вас деревьями придавит! Остановитесь!
Его не послушали. Разбросали камни по полю, добежали как-то домой. А вот на стариков вечером смотреть было жутко.
Иса хромала уже года два. В день урожая ее ногу переехала телега. Она жила одна в третьем доме с левого края. Женщина очень боялась выходить из дома в такую непогоду. Теребила седую косицу, молилась Божеству. Но вечер наступал неотвратимо. Буря не прекращалась.
Иса погладила тощую кошку и открыла дверь во двор. Первый раз она упала прямо возле крыльца. Второй - сразу за воротами. До поля она падала раз сорок. Каждый раз находила в себе силы подняться. А на поле схватила камень, подняла и поняла: не дотащит. Лежала и молила Божество: пощади! Буря продолжалась. Иса продрогла. Видела, как падают и поднимаются другие старики. И ничего не могла с собой поделать.
Учитель метался по деревне.
- Да помогите вы им! Они же не донесут!!!
Все отводили глаза. Поджимали губы. Не положено. Есть время разбрасывать камни, а есть время собирать их.
Старики плакали молча. Их немощные тела сжимались от ударов о землю.
Утром учитель стоял под амбаром с камнями с огромным ножом.
- Если вы пойдете на поле, я перережу себе горло!
Они сдались. Не пошли.
На следующий день буря утихла. Жизнь потекла своим чередом. Камни продолжали собирать и разбрасывать. Но жрец заметил, что на поле выходят не все.
Сначала проспал здоровяк Лим. Потом Крет не вышел - сказал, что живот болит. Это из молодежи. Старые Ди и Вани бросили камни в канаву, когда шел сильный ливень. Косая Син стонала на подходе к деревне так громко, что ее внук не выдержал и донес корзину за нее. Луанна не несла большой камень, а катила, думая, что никто не видит. Жрец на воскресной проповеди грозил небесной карой всем отступникам. Учитель как-то вечером горячо обнял Манилу:
- Вот увидишь, скоро все будет по-новому!
Вдова покраснела до кончиков ногтей.
А потом пришла засуха.
Дождей не было четыре с половиной месяца. Трава пожухла. Скотина в стойлах ревела от голода. Река пересохла. В колодцах воды с каждым днем становилось все меньше. Прошлогодние запасы зерна давно закончились, а новых не предвиделось. На прошлой неделе плешивый Шор съел соседского пса.
- Это все он! Палец жреца указывал в сторону вдовьего дома. Из-за него Божество разгневалось! И из-за вас! Вы послушали его, прекратили служение. Теперь мы все умрем!
Толпа зашумела. Жрец воздел руки к небу.
- Только жертва может спасти нас! Слушайте все! Волей Божества заклинаю вас - пусть свершится справедливость!
Разъярённые мужики бежали к дому вдовы с ревом и рыком. Дверь подалась на четвертом ударе. Сильные руки отбросили Манилу с дороги. Она ударилась виском о дверной проем и потеряла сознание.
Учителя выволокли на поле. Связали руки и ноги, заткнули кляпом рот. Когда полетел первый камень, Ия вскрикнула. Второй, третий, двадцатый. Скоро тело полностью скрылось под грудой булыжников. Казалось, камень шевелится в такт дыханию. Но не мог он там дышать. Не мог.
Ночью пошел дождь.
Утро встретило девушек и парней деревни ласковым солнцем. Пахло свежестью после дождя. Лёгкий ветерок обдувал лица теплым воздухом. Они наполнили корзины. И медленно, обречённо направились в сторону поля.