Часть 1 "Место с которого все начиналось"
Помню, как долгое время находился в одном, и том же положении. Я распологался на твердой и плоской поверхности, которая никак не хотела становиться чуть более мягкой, хотя бы от моего плюшевого присутствия на ней. Это была выкрашенная в белый цвет деревянная полка, и местами которая, уже ободралась. То ли от времени, то ли от того, что о ней не заботились, даже не протирали, от чего она так скоро и неизбежно покрывалась пылью. Кому может быть дело до полки? Наверное, она была такой же никому не нужной и всеми забытой, как я сам. Каким-то, до сих пор необъяснимым образом и по неизвестным мне причинам, я оказался в этом месте.
С момента своего появления здесь, у меня появилась постоянная возможность наблюдения за миром. Ведь только в самых малых пространствах, подчеркивается вся полнота исключительной атмосферы уюта. По своим размерам и вмещаемостью это был небольшой магазин. В нем я чувствовал, многообразие запахов, которые исходили от преобладания здесь цветов, и с такой же силой, мною ощущалось веенье легкой и прохладной свежести.
Я принимал сидячую позу, которая, как будь-то говорила сама за меня. Она всем своим видом выражала себя в опущенных вниз лапах, и напоминала живое существо, так отчаянно, ждущее кого-то. А может быть чего-то? Чуда.
Моя голова была чуть наклоненна и находилась в полоборота, а моими, устремленными в окно глазами, казалось, можно было охватить все и вся. Ведь располагал я небольшим полем зрения, но даже малого, мне было достаточно.
Из обитаемого мной помещения, я мог видеть остановку, которая освещалась не одним фонарем. От него исходил, режущий глаза, белый свет, нашедший свое отражение на асфальте, сопрекасненного с автомобильным шоссе. Которое не раз, было замечено мной в наполенном и разном движении. То не торопящимся, как будь-то, только-только просыпающимся, то в оживленном и спешащем, как будь-то, несущимся куда-то. Я слышал, как оттуда исходили шумы постоянства, и менялись в зависимости от приближения или отдаления транспортов. Автобусов, автомобилей, мотоциклов. Были и те, что издавали совсем иные звуки.
Многие люди проходили мимо, а я ждал человека, определенного и своего.
Часть 2 "Он ее нашел или Она нашла его?"
Этим человеком для меня оказалась, и, в последствии стала девушка. Которую мне неоднократно доводилось видеть в ближней мне, и так скоро, ставшей ей, округе.
Нас пока еще разлучал прозрачный и стеклянный ставень. В своей толщине не такой плотный и прочный, каким он мне раньше мог показаться. Уверенность в его непробиваемости тут же рассеялась, как только я выяснил, о хрупкой и тонкой составляющей этого материала. Он, словно, разделял два наших мира, которые, на первый взгляд, казались мне отдельными, но в тоже самое время, они были близкими друг к другу. Как две части, чего-то одного и целого, где я находился во внутренней, а она в ее внешней.
Этим местом оказалась ее остановка, с которой она благополучно могла бы доехать до дома. Это была и моя остановка, в которой пока еще, и был мой дом.
Невольно, я ловил себя на мысли, и стал замечать за самим собой, что ждал, чтобы она пришла снова. Каждый раз, проходя мимо, я чувствовал, как она хотела вернуться, и по долгу, смотрев на меня, в ответ я смотрел на нее. Что же я видел?
В отражении ее глаз, я видел самого себя. Которые казались мне синими, каким был весь цвет моего облика. А мои коричневые глаза, находили свой небольшой и пятнистый отклик в ее левом. Расположенные на мне полосы, каким-то образом, я смог связать с похожим на них ее настроением.
За промежуток длиною в месяцы, я видел, стоящую перед собой, хрупкую девушку, шепоты сердца, которой сумели до меня донестись. Она хотела о ком-то заботиться, одаревая своей нежностью и лаской. Ведь именно в этом, я так сильно и нуждался. В проявлении любви. Тогда почему мне вдруг самому так захотелось о ней позаботиться? Словно, она нуждалась в этом сильнее меня.
Случившееся поздним вечером, обернулось внезапностью для нас обоих. Резко, вошедшая в магазин девушка, смотрела по сторонам так, будь-то искала что-то определенное.
Я помню ее, озаренную лицо, улыбку, как только она увидела меня. Ее прикосновение холодных рук, и никуда более неотпускаемую хватку.
Часть 3 "Здравствуй, новый мир"
Тут же в меня врезался порыв свежего воздуха. Такого, опьянеющего и свободного, какого за свою жизнь мне не доводилось испытывать.
Нас обоих переполняло счастье. Я попрежнему находился в ее руках из которых, казалось, она больше не выпустит. Впереди ее ждал путь домой, а меня ожидала встреча с новым миром. Должно быть, страшно? Но только не тогда, когда находишься в долгожданных, и, любящих тебя руках. В них ты становишься под защитой от всего, и так ты чувствуешь себя в безопасности.
Мне нравилось вечернее время суток, и я видел, что оно было ее любимым тоже. Она не поехала на транспорте, бесстрашно противостоя, настигающему холоду, и темноте, которые неизбежно подкрадывалась сзади. Наверное, таким образом, она решила посвятить и показать эту вечернюю ночь мне.
Мы шли по тротуару быстрым, но неспешащим, шагом. Девушка часто поглядывала на часы, что означало приближение позднего часа, но, несмотря на это, она как будь-то бы, и не торопилась во все. Я не сразу понял в чем же тут дело, но посмотрев на нее, увидел, что она наслаждается романтичной атмосферой, готовящегося ко сну города.
Перед нами, словно, распахнувшиеся объятья, показались огни. Они собирались коллонами, будь-то прокладывали путь, и нога об ногу, идя вместе с нами, стали сопровождать и оберегать, освещая собой все вокруг.
Некоторые огни были разбросаны, но были и те, которые образовывали и выстраивали из себя дорожки. Служили ли они для кого-то путеводителем. Куда бы они могли привести, проследуя им от начала и самого конца? Есть ли у дороги своя дорога, а у пути, свой путь. Вопросами, которыми я задался.
Когда мой взгляд опустился вниз, то в глазах отразился и свет, покрывавший асфальт, своим поверхностным слоем. Он как будь-то впитывал в себя лучи, и, от чего покрылся легким, но глубоким, загаром смываемым под утро.
Я ощутил едва уловимую, но нарастающую дрожж, которая исходила от девушки. Видно было, что она замерзла, а ее руки, постепенно, преобретали богровый отлив. Всю дорогу она крепко сжимала и не хотела меня никуда отпускать. То в руках подержит, то прижмет к себе. Наконец, она достала со спины рюкзак, и аккуратно уложила в его внутрь. Где оказалось в разы теплее, и, несмотря на его черный цвет, в нем было спокойно и уютно.
Часть 4 "Моими не сомкнутыми глазами"
Я слышал звуки, открывающей рюкзак, молнии. И ее лицо с сияющей на нем улыбкой. Так приятно осознавать, что кто-то тебе радуется, и не кто-то, а она. Я пока еще находился в ее руках, наверное, она несла меня для того, чтобы, что-то показать. Так оно и было.
Это была непросторная, удивительная по своей вместимости комната, и, которая от этого не переставала быть для меня менее большой. Девушка остановилась, и я увидел малую территорию, выделенную для спального пространства. Которое показалось мне, чем-то иным, и, которое даже назвать хотелось совершенно иначе. Укромное место, обладая целебной атмосферой, способно было успокоить и спрятать каждого, кто в нем оказался.
Стенные стороны образовывали угол девяносто градусов. На центральной части, висело, что-то кругообразной формы, напоминая собой, обруч. Внутри, которого находилось плетение, похожее на разноцветную паутину. Снизу всего этого свисали, прикрепленные перышки.
На следующей, боковой части располагались рисунки, которых было несколько, но почему-то один конкретный из них, оказался мне знаком, близок и напоминающ.
Как позже рассказала сама девушка, первое, что я увидел, было ловцом снов. Служивший оберегом, и, при наступлении всепоглощающей темноты, должен был отгонять посещаемые ее кошмары. Вторым, что меня наиболее удивило, были изображения, на которых отображались звезды и сияние севера. Все из перечисленного, было когда-то сделано ее руками, и поэтому несло исцеляющие свойства во все этому окруженное пространство.
Она уложила меня так, чтобы я находился близ стены. Наверное, для того, чтобы предотвратить возможности падения. Мою голову она положила, на заранее выделенную часть подушки, поверх, которой укрыла, вмиг, согревшим меня одеялом. Неужели после временного приюта, я наконец-то обрел свой постоянный дом. И заместо, холодной и твердой полки, меня всегда будет ожидать теплая и мягкая постель. А вместо, мимо проходящих, незнакомых лиц, рядом со мной будет находится близкий и любимый человек. Значит, одиночество, что так терзало, меня покинуло, а девушку?
Несмотря на обустройство, которое способствовало бы, безмятежному сну, она по долгу могла быть его лишина. Временами, она была со мной откровенна и располагала к длинному рассказу, но далеко не всегда могла быть столь разговорчива. Я не раз замечал, как порой она была молчалива. Словно, не одного слова из нее не могло вырваться наружу. Ведь быть может, не хватало сил для вслух этого произношения? Иногда, слова не требуются. Когда она спала, то ее положение само рассказывало мне о том, что она нуждалась в защите. Ее ноги были часто согнуты в коленях, плотно прижимаясь к животу. А ее руки, иногда, сжимаясь с огромной силой, обвивали и обнимали меня. Тогда я вдруг становился, промокшим, как если бы находился под проливным дождем. Но капли оказывались солеными. Разве, когда мы спим, нас может кто-нибудь обидеть? Так я стал ночным хранителем и сторожем ее сновидений.
Часть 5 "Декабрским январем"
В декабре мной ощущалось, как сзади беззвучным, и, стараясь для всех незаметным образом, подступала зима. Она шаг за шагом окутывала собой осень, и будь-то, уступая свое место, та отходила на второй план. От неожиданной смены их положений, еще какое-то время я привыкал, к приблизившемуся в упор холоду.
Мной овладевали запахи прохладной свежести, которые ободряли и придавали прилив новых сил, соединяясь с чем-то, что не встречалось мне ранее. Но почему он был так знаком и родственнен? С появлением на свет я, словно, вдохнул этот запах с глубокими зачерпываниями первых глотков воздуха. И надолго оставленный в моей памяти, может быть для того, чтобы помнить свои корни. Такие близкие к лесу и наполненные яркими ароматоми хвои.
Этот запах присутствовал и не покидал до наступления января. К которому добавились пронзительные звуки, маленьких хрупких стекол, и, которых перебивал шум, как будь-то поверх доносящийся, своим шуршанием.
Я начал замечать, отраженные на стенах, а чаще в окнах других домов, огни без пламени. Они излучали свет различного цвета и согревали все, что находилось вокруг.
Я помню, что подарило мне ощущение полета. Небо лишенное каких бы то ни было облаков находилось в прозрачном состоянии. А его полностью темный и синий тон, внушал непринужденное спокойствие. Мне даже показалось, что никто и ничто, было не в силах этого потревожить. Но ведь только казалось?
Я услышал оглушительный звон, похожий на пронзание и закладывание моих ушных перепонок, быстрый свист. Длительность, которого исходила мгновениями, и под конец, превращая его, в громкий взрыв. Что это было? Испуганный я, пытался понять кто или что стало нарушителем тишины и спокойствия. Ответ не заставил себя долго ждать.
Я увидел яркую струеобразную линию, которая неслась со скоростью света, вверх. Достигнув своей цели, она врезалась об плотную небесную поверхность, которая недопускала лететь ее выше. Под напором давления и плотного соприкасновения, линия прекращала быть собой. Ее вытянутая форма, постепенно, становилась укороченной, и преобразовывалась в нечно округленное.
Неожиданная вспышка, обернулась для меня ослеплением. Подобно первой линии, начавшей этот беспредел, исходили полосы. Может быть, она разбилась на множество частей, и от нее отпадали осколки. Многоразовое повторение подобного действия, не переставало меня удивлять. Оно захватило мой дух, и никак не хотело его отпускать.
Небо было озаренно яркими, разносящимися в стороны, лучами. Оно было усеянно наполненностью различных красок. Цветовой гамме, которых не было предела. Как, и, сверкающим на них искрам, попадающими даже в самые отдаленные места.
Следовавший впереди всех, но оказывающийся последним, февраль стал, завершающим звеном, зимних дней.
Часть 6 "Создания устремленные к небу"
Я чувствовал, с какой понарастающей силой приближались сумерки. Они, будь-то набирали и впитывали в себя краски для того, чтобы плавно предаться моим любимым нескольким оттенкам.
В зимние вечера часто можно было увидеть, смягчающие холод, розовые небеса. Его нежные отливы напоминали фламинго, и переходили в сиреневый и аметистовый, цвета. Похожие на лампу, излучающую ультрофиолетовый свет. Все они становились более темными, и, постепенно, превращали небо в изобилие синего, которое пока еще находилось только в предверии наступления скорого вечера и поздней ночи. Темный фон планомерно сливался с легкими облаками, которые, словно, прикрепленные к своим местам, превращались в дымообразные шлейфы.
На чем-то светлом я замечал, что-то более темное. Мое внимание привлекали, стоявшие деревья, из которых по большей части, я мог видеть несколько берез. Они неотносились к темному или светлому, в них присутствовало и то, и другое. Как черные, так и белые полосы. Наверное, в жизни также происходит своевременное и непрерывное чередование обоих. Но, иногда, я видел дерево лишь одного цвета, одиноко расположенное подаль остальных.
Ветви деревьев служили продолжением их начала. Как человек, подростающий до своего максимума, не прекращает свой рост уже внутренний. И дерево, увеличиваясь в высоте, не перестает тянуться к вверху. Но к чему? К беспредельному простору неба. Что же с этим делают люди? Обрубают его и без того, хрупкие, тянущиеся утонченные ветви. Что было бы равносильным, если проделать тоже самое с руками человека, крыльями птицы или существ еще меньших, бабочек и мотыльков.
Наверное, поэтому у деревьев ветви, иногда, бывают сами опущенны к внизу. Как будь-то деревья, всем своим видом рассказывают о том, что опечаленно сдались, но лишили человека возможности себя подрезать.
Такие редкости участились, и я не раз становился свидетелем, свидетелей. А может быть, наблюдателем за мной самим, наблюдающими. Ими было усеянно и переполненно всего одно дерево. Всех их и его единственного объединяло совпадение цвета, будь небо темнее, посетившие гости сравнялись бы с хозяином, столь временного для них приюта, неотказывающего в гостериимности, ниодному странствующему путнику.
В отличие от дерева, которое было скорее коричневым и теплым, то усаженные на нем, были поистине черными и холодными. Большое количество птиц не хотели покидать своих мест. И, несмотря на силы порывистого ветра, они попрежнему непоколебимо и неотрывно держались за тонкие, едва удерживающие их самих, ветви.
Некоторые из них со временем улетали, на места которых, сразу же прилетали другие. Все ли заменяется в этом мире? Можно ли что-то заменить, чем-то другим, а кого-то, кем-то другим.
Я тоже когда-нибудь выйду из строя, и заместо меня прежнего, появится другая плюшевая игрушка. Ведь так оно устроено, что на место старого, своевременно, приходит новое. Как, сменяющий оборот.
Жизнь не измеряется тем коротким временем, что дается. Она, как мгновение, промежуток между началом и концом, рождением и гибелью. И о ее полноте можно судить лишь по пережитым событиям и впечатлениям. Наверное, за свое жизнь птицы делают один единственный, а может быть, и несколько витков вокруг всего мира. Облетев и увидев его полностью. Для людей в представлении "повидать мир", означает что-то, куда приземленнее, чем для птиц.
Ведь с высоты своего полета им будет виднеться мир огней.
И что-то, более небесное, как звезды, лунный свет, северное сияние, ранее восхождение или поздний заход солнца.
Птицы беспечны и свободные, перелетные, но не постоянны.
Почему? Они могут улететь, когда, вокруг происходящее, превращается в хаос. Но поменяв окружение, и, сменив обстановку, наврядли, остановит или вовсе прекратит суету. А вот посмотреть на все со стороны, как бы сверху, в полне. Здешняя часто отягощает, находясь же в воздухе, все становится легким.
Часть 7 "Миропостроения"
Это была, наполненная звездами и освещенная их светом, ночь. По всему небу были разбросаны маленькие крупицы. Словно, взяв своими сильными руками, кто-то раздавил находящийся в них фонарь. Который неутерял своих свойств блистания, а рассыпался на множество ярких частей. Стертый в пыль, он освещал собою мир. Что же это такое?
Как мерцание светлечков, которые находились пока еще в предсонном состоянии, и, шевелясь, тем самым пытались окончательно проснуться. Некоторые из них были приближенны друг к другу, словно, рассекая огромные расстояния тянулись воссоединиться, а может быть образовать из себя, что-то единое и цельное. Определенные фигуры, и даже образы, не создавая беспорядка, как будь-то в их расположении был свой порядок. Кто же усеял ими все темное полотно, и, разбросав их, по разным его уголкам?
Может быть наверху другая жизнь, не похожая на земную. Небесная? И это вовсе не светлячки, а люди, держащие в своих руках фонари для того, чтобы осветить и рассеять, вокруг, наступающую, как и у нас, темноту. И тогда, они видят наш мир, как мы их, через образ звездного неба.
Наверное, над нами находятся города, поселения, здания, освещаемые огнями в темное время, и благодаря, которым они наблюдают за нашим движением и жизнью. Как зеркальное отражение?
И здесь я видел построенные дома, удлиненные в высоту сооружения, как будь-то устремленные куда-то ввысь. Все ли в этом мире так стремится быть ближе к небу?
Часть 8 "Снег, сгорал..."
Когда я поднял свою голову, то увидел, как с вершин небес, на землю спускался и плавно ложился снег, бережно, покрывая ее, аккуратным своим слоем. И на себя не похожий, напоминал мне о том, что наступление поздней ночи влечет за собою звездные появления. Может быть, как только небо одевается в темные одеяния, звезды, будь-то ожидая этого, в определенное, и для каждой свое время, начинают осыпаться.
Все мое созерцание находилось под неустанным освещением белого фонаря. Свет которого, был похожим на разве, что самые ранние утренние расстветы и настолько же поздние вечерние закаты. Ведь все присутствующее от этой встречи и прощанием с солнцем, насыщалось оранжевыми красками, напоминающими мне своею мягкостью, цвет персика.
Все мое внимание было устремленно на снег, который при попадании в обитель света, вдруг, превращался в пламенный. К подоконнику плотно прилегали кристлообразные, и, издающие при прикасновении к ним хруст, хрупкие снежинки. Словно, они сами обладали особой чувствительностью и непереносимостью к соприкасновению с лучами света. Как, если бы, для них это было равносильно получению ожога, который способен был привести к неминуемому их возгоранию.
Под влиянием оранжевого пространства, все мгновенно воспламенялось, от чего и снегопад становился зараженным пламенем. Как искры, которые, исходя из глубин костра, завараживали и протягивая время, могли его собой остановить.
Девушка рассказывала мне о том, что существуют стихии на которые многие способны смотреть бесконечно. Она, наверное, имела в виду природные явления за которыми можно было бы подолгу и непрерывно наблюдать. А, что, если бы одно было способно убить другое? Ведь едва только, соприкаснувшись с водой, огонь угасает, но ведь не погасает полностью. Соединение двух несовместимых материй, превращало бы их в нечто бесконечное и единое.
Искрящимися снежинками, будь-то играл ветер, разнося их, по разным уголкам прежней улицы. Что было похоже на пух, который я когда-то заметил кружащимся, на светлом фоне теплого летнего дня. А ведь нужно всего мгновение, чтобы искра успела к возгоранию, и еще того меньше, чтобы они растворились в небытия, по своему итогу, превращаясь в пепел.
В моих глазах сохранилось, и еще какое-то время оставалось изображение увиденного. Наверное, оно и само не хотело становиться воспоминанием, таким стераемым и перекрываемым другими. Но я отчетливо помню, как снег ударялся о мое лицо, оставляя после себя нечто влажное. Может быть он просто таял, а может быть, я стал живым и научился плакать? Необузданным пламенем горел снег, который необжигал, а создавал собой прохладу, вдохнувшую в меня то, что теперь я называю жизнью.