Над столицей и окрестностями догорал закат. Багряные облака скользили по небосклону, образуя причудливые формы, меняя очертания, растворяясь и собираясь воедино снова. Лёгкий тёплый ветер играл с деревьями в игру движений и звуков, а на холмах около домов розы распустили свои нежные лепестки, источая тонкий аромат.
Далеко за городом, на каменистой террасе около старого, местами покрывшегося мхом домика стоял маг. В руках он держал металлический бокал, от которого поднимались вверх клубы пара. Целебный напиток из лекарственных трав приятно пах и слегка дурманил, стоило вдохнуть его запах.
Маг задумчиво погладил бороду с проседью и обратился к ученице, стоявшей неподалёку:
- Чудесный вечер, Эммериль. Как думаешь, не заключает ли он тайное послание для нас, смертных людей?
В руках Эммериль тоже был бокал – с простым липовым чаем. Девушка не спешила его пить, пока тот был горячим.
- Что вы, учитель! Какие намёки, - слегка тряхнув плечом, девушка посмотрела вдаль. – Всего лишь солнце. Всего лишь ветер. Розы, каких повсюду множество. Всё это, бесспорно, прекрасно. Но только невежда будет поражаться тому, что закономерно.
- Так-то оно так, - маг накрутил конец бороды на палец и отпустил, наблюдая, как волосы распрямляются, - но мы не имеем права считать себя выше природы, даже если узнаем все её тайны и закономерности. И зная, что собой представляет вечер или почему облака в небе так дивно багряны, мы можем восхищаться ими снова и снова.
Эммериль кивнула в знак согласия и сделала глоток.
Ещё не стемнело, но над их головами уже появился серп луны. Звёзд не было видно. Наступила та самая грань между днём и вечером, когда граница времени была зыбкой, неопределённой. В рощах вдали от человеческих жилищ начинали заливаться соловьи.
Ничто не успело нарушить идиллию, но маг и ученица синхронно переглянулись, и вскоре раздался шум со стороны ворот. Послышались шаги маленьких ног, быстро бегущих по каменным ступеням в сторону террасы. Линоаль оказалась между магом и сестрой. Притормозив, она не сразу остановилась. Казалось, она была ветром в человеческом обличье. Свободолюбие и дерзость читались во взгляде, движениях рук и всего тела. На бегу девушка задела несколько кустов роз, росших за низкой каменной оградкой, и их запах разлетелся по всему двору.
Волшебник Фейон остался на прежнем месте и выглядел так, словно ничего не произошло и он продолжал любоваться вечером как несколько секунд назад.
Эммериль же, допив остатки чая, окинула родственницу взглядом, полным осуждения. Еле заметно покачала головой. Линоаль тяжело дышала после продолжительного бега.
- Как его здоровье? – спросил Фейон спокойным голосом, наполненным участием и теплотой.
Линоаль отозвалась неожиданно грубо:
- К чему глупые вопросы? Давно уже надоело. Вежливость, этикет, родственный долг! Что могло измениться за день? – её голос срывался в крик. – А помните, что сказала знахарка? Все мы знаем, что ему будет только хуже. Проклятие забирает его силы, и ничто не поможет. Разве только чудо. Но какое?
- Дорогая, - маг подошёл, но не спешил прикасаться к Линоаль. – мы понимаем, каково тебе. Время тяжкое для всех, —сказал он с лёгким усталым вздохом. – Твоя душа изранена, и мы – я и сестра – тебе больше не нужны без него. Тебя ничто не радует и не кажется прекрасным. Всё стало ничтожным.
- Всё так, учитель. Но к чему мне ваши красивые речи? Какая от них польза? Всё и без того известно, - едко ответила девушка. – Ничего не меняется. Не нужно меня останавливать. Меня ничто теперь не остановит. И не надо меня ругать, ваши замечания меня не исправят. Не пытайтесь меня переделывать: у вас не получится! Ошибки, прогулы, недостатки. Я знаю их и перестала обращать на них внимание. Это сущие мелочи. Ваша жизнь стала такой скучной, что вы ищите дела, которые её разнообразят и принесут вам удовольствие. Закаты каждый день, одни и те же зелья, вино и политика. А кто-то в это время держит меч в руках! Кто-то гибнет, и он тоже медленно умирает. Видеть и осознавать это – мучительно. Вы далеки от жизни. Вы потерялись в облаках и забыли о реальной жизни и земных проблемах.
- Ты часто бываешь грубой и жестокой с ближними, - ответил маг таким же тихим голосом, как прежде. Ничто в его тоне не выдавало эмоций. – Я больше не скажу тебе и слова. Не наше горе и не нам тебя судить. Но нельзя осуждать тех, кто не виновен в твоих несчастьях, просто за то, что они не испытывают тех же чувств. За то, что не в силах помочь тебе, хотя хотели бы.
Фейон присел в плетёный стул, застеленный шерстяным покрывалом, на миг закрыл глаза, не выпуская из рук пустой бокал. Он сидел так достаточно долго, погрузившись глубоко в воспоминания. Его ученицы стояли чуть поодаль: Линоаль слева, Эммериль – справа, беззвучно глядя друг на друга, слова вели понятный лишь им диалог на языке мимики и жестов.
- Я помню время, когда началась война, - продолжил маг, по-доброму смотря на девушек. В голосе и взгляде не читалось боли, но между строк её было в избытке. – Я тоже воевал. На моей коже остались шрамы, но ещё больше следов хранит моё сердце. Глупо говорить, что я не понимаю. Я потерял тогда самого близкого человека – вашу маму. Погибла она геройски. Наверное, в последние секунды улыбалась, хоть я этого не видел. Такой уж она была! Испытывал ли я боль? Глупо спрашивать. Но я остался с вами и не мог позволить такую роскошь, как бесконечный траур и слёзы. Мне нужно было искать силы жить не только для себя, но и для вас. Быть сильным за всех. Воспитывать вас, прививать чувство прекрасного, любовь к себе, другим и родной земле, помогать вам становиться сильнее.
- Те времена давно прошли, - вмешалась Эммериль.
- Бесчувственная кукла, что ты можешь понимать! – прикрикнула Линоаль на сестру. – Патриотизм. Возвышенная любовь к родине! Тьфу, - она бесстыдно плюнула себе под ноги. – Глупее и бессмысленнее вещи в мире не сыскать. А ты, - обратилась она к Фейону, указав на него пальцем, на котором блеснул рубин, - плохо прививал нам свои чувства. Нельзя иметь чувство прекрасного, живя на землях, утопающих в крови. Нельзя любоваться небом, забыв о серьёзных вещах! Глупо, очень глупо!..
Девушка закрыла руками раскрасневшееся от гнева лицо, не в силах больше сдерживать слёзы. Потом резко развернулась и исчезла в том же направлении, в котором появилась.
Эммериль не отрывала взгляда от учителя, сердце её учащенно билось от возмущения, грудь резко поднималась и опускалась. Она до сих пор не могла поверить, что впервые в жизни сестра обратилась к учителю на «ты».
- Пусть идёт, - обратился маг к Эммериль. – Я больше ей слова не скажу. Неужели я сказал что-то не так?
- Нет, учитель. Вы правы. А Линоаль слишком мала, маленьких надлежит воспитывать. Иначе будет хуже.
- Ей девятнадцать. Она выросла. Я больше не могу её воспитывать и передаю её в руки течения жизни.
- Будь по-вашему. Но эта жизнь делает её всё более дерзкой и жестокой.
- Жизнь это школа. Каждый решает: учить ли задания и принимать ли уроки.
- А если сестра выберет ложный путь? – спросила Эммериль с внезапно возникшей в голосе тревогой.
- Сколько людей выбирают ложный путь! Это их решение, дорогая моя! Как бы нам ни было больно, изменить его мы не в силах.
- Но ведь во многих случаях близкие могут оградить от опасных путей!
- Я не отказываюсь от покровительства над Линоаль, - начал пояснять маг. – Я буду зорко следить за каждым её шагом. Но не мне решать, как она станет говорить с людьми. Я много лет пытался научить её светскому языку и манерам. И если ей больше нравится ночевать у кузнеца, мы с тобой её здесь не удержим. Пусть будет так. Пусть там её лучше поймут. Примем это поражение.
- Я замёрзла, учитель. Вернёмся в дом?
Волшебник кивнул.
- Ты можешь накинуть пуховую шаль.
- Нет, лучше вернусь в библиотеку и почитаю перед сном.
Они скрылись за тяжёлой дубовой дверью. Линоаль не появилась дома ни ночью, ни на следующее утро к завтраку.