5.
Кусочек снега, зацепленного при падении рукояткой газа, скоро превратился в сосульку и капля весенней воды, упавшая на нос Петровича, привела его в чувство, пробудив от первого оцепенения. «Так, давай трезво оценим ситуацию: нога – попытка вытащить ногу ни к чему не привела - бесполезно. Сдвинуть «буран» – бесполезно.. Вот так и погибают. Вовка Дьяк так ведь и сгинул. Нашли его только через три года, рыбаки, почти у истоков Нынды. Верней нашли-то сначала «буран», издалека заметили, а уж под ним кости да тулупчик истлевший, в коем и ходил Дьяк, не признавая никакую другую одёжку. Или еще вот…
- Тьфу ты, лезет в голову всякая дрянь. Я-то не в тайге глухой чай, на дороге лежу.
Черный, как смоль, ворон сел на вершину сухой лиственницы и, совершенно молча, слегка наклонив голову набок, наблюдал за Петровичем. Солнце достигло своей высшей точки и даже слегка припекло правый бок. Но Петрович-то понимал, что с каждой минутой будет только холоднее. К вечеру задует хиус, а с Мурейки придет всепроникающая влага и вероятность замерзнуть:
- Это как два пальца обо…сфальт - вслух, сквозь зубы, процедил Петрович.
Нога начала опухать и тяжесть снегохода уже так не ощущалась как по началу. Сейчас угнетала безысходность.
Над рекой, как раз в том месте, где дорога из поселка выходила к причалу, нависала небольшая скала. Местные называли ее Анкин камень. Ходили разные истории и небылицы про этот камень, но почти каждый местный перед выходом на реку, поворачивался к камню и шептал слова заветные. Каждый про свое.
Петрович, насколько позволяла придавленная нога, откинулся назад и приподнялся на локте. Вот он – Анкин камень. Снег соорудил на его вершинке шляпу, которая, впрочем, от солнца уже успела скособениться и обрасти двумя длинными сосульками.
- Господи! Только и успел произнести Петрович, как слова застряли у него в горле: на скале, у самой снежной шляпы, стояла и смотрела на Петровича собака. Вот радость! – мелькнула мысль. Раз есть собака, значит и хозяин недалеко! Но, что-то тут же смутило Петровича и, присмотревшись, Петрович понял, перед ним песец, Белый песец!. Нет, живого песца Петрович не видел ни разу, только в качестве воротников на шубах городских дам, но то, что это писец – понял сразу.
- Сгинь, нечистая! Вот и не верь людям, - проворчал Петрович, - только вот к добру или наоборот показался он мне? Но нет! Шутишь, брат! Замерзать я не хочу! Не дождетесь!!!
Со звериным рыком, уперев правое колено в сидение «бурана», и руками помогая левой ноге, Петрович рывком дернул придавленную ногу. Чувствуя, как кожа треснула, и ноге стало теплее – кровь стала затекать под лодыжку. - Ну, мать твою, ну, еще – рыча и матерясь, миллиметр за миллиметром, нога освобождалась от тяжкого груза. Боль скривила лицо. Кровь чувствовалась и во рту: Петрович до крови прокусил нижнюю губу, но эта боль была ничто по сравнению той, которая выворачивала наизнанку, кажется, все внутренности, в общем-то, не молодого уже человека. Грело лишь сознание того, что вот-вот, еще чуть-чуть и боль эта отступит. Только бы хватило воли и сил до конца.
Сколько прошло времени - Петрович не знал, но выдав последнюю тираду по адресу всех богов, Белого песца и Лукича, рассказавшего ему про рыбалку под порогом, Петрович понял, что нога свободна!
- Хрен вы меня возьмете! – неизвестно кому погрозил кулаком Петрович, сел на перевернутый «буран» и дрожащими руками закурил. Затягивался жадно, потом протер лицо снегом и начал тихонечко стаскивать левый валенок.
6.
Комплектность «бурана» предполагала и наличие аптечки, но за долгие годы содержимое футляра заменили болты и гайки, да и разные мелочи для ремонта снегохода, а бинты, зеленка, да и что там еще, в лучшем случае были просто под сидением (если вообще были). Петрович рывком поднял «буран», среди хлама (но, очень нужных вещей), отыскал бинт и, кое-как, приложив на место содранный кусок кожи, перебинтовал уже изрядно опухшую ногу.
Путь до поселка времени много не занял. Но приехать домой, ни с чем, да еще и с бестолково полученной травмой – это Петрович себе позволить не мог. «Буран» обогнув поселок, привычным маршрутом, побежал на «Переток». - Ну хоть сетки проверю, чё ж я пустым-то домой – бубнил под нос Петрович.
Не тронутый, за последние сутки снег, был прочерчен двумя колеями вездехода на базе МТЛБ. На таких ходят по северу геологи, нефтяники и коммерсанты, предлагающие ходовой товар в отдаленных поселениях. Обычно вездеход появлялся и в поселке Петровича, а потом уходил по льду водохранилища дальше на север как раз по «перетоку». За небольшой ложбиной был довольно крутой подъем и Петрович еще издали заметил что-то лежащее посреди колеи. Подъехав ближе, разглядел коробку, в каких в магазинах продают обувь. «Значит потеряли коммерсанты обувку-то. И чё это там такое?» - Петрович не спеша открыл коробку. В коробке, во всей своей красе, были упакованы сапоги, не то финские, не то шведские. Точь-в-точь как у инженера Семенова. Глянул на размер – 43. «Гм - почесал затылок Петрович – это ж Боженька мне в утешение послал никак, за страдания мои. Хотя надо конечно отдать. А с другой стороны, когда еще коммерсанты снова в поселок приедут – в этом году уже вряд ли, еще дней 15 и по льду проехать будет нельзя. Ну, а на следующий год, если спросят, то и деньги за сапоги отдам. А не спросят…» Петрович развернул «буран» и довольный покатил к дому.
- «Только вот что Андреевне скажу?»