-Я бы хотела здесь жить.
Серьёзно, я разрисую это место,
Буду строчить рассказы... Нет, не смотри так,
я не буду писать стихи! Мы разные,
поэзия кажется мне пресной.
Я бы скорее вышивала крестиком или вязала -
но не стихи. Только не в этом месте.
Синеволосая замолчала,
и после её слов здесь стало особенно тихо.
Она наблюдала за мной -
Я знала, что надо что-то сказать,
Надо крикнуть, дозваться до неё,
до поднебесной красоты.
- Не говори. Застынь, - Синеволосая улыбалась.
Когда смотришь на людей,
Которые могут вот так улыбаться - забудь о стихах,
Беги быстрей, главное не оборачиваться,
Сжать в себе это трепетное холодными пальцами,
Лишь изредка вспоминая свой страх, отражающий небо.
Синеволосая была слишком юна,
Она не видела, в её голубых глазах никогда не было
грации пустоты.
Она могла гулять среди развалин и мертвых собак,
ощупывать кости лестниц
и улыбаться.
Заброшенные заводы не оставили след чьей-то боли,
Пожары не зажигали страха перед прошлым.
Я смотрела в ответ на выщербленные окна,
И цветы в них были приветствием мёртвых.
Синеволосая не знала, что призраки бродят в нарядных залах,
И их нежные крики всегда отражались
в страдающих католических соборах
и безразличных вокзалах,
разрисованных граффити, в разбитых окнах,
и отчетливее всего -
в её оскале.
- Нет, я не буду писать здесь стихи, - всё также улыбаясь
протянула она.
Синеволосая была так свято уверена в том, что жива,
что я решила не говорить.