На фотографии Руха, осень 1984 год. В первом ряду слева направо: Ваня Грек, Федя Полищук, Андрюха Орлов, Коля Панин. Во втором ряду: Бабаев, Демидов, Фарид Долгов, Баканов.
Утром дверь в наш ослятник со скрипом отворилась, на пороге возник дежурный по роте сержант Манчинский.
- Второй взвод! Подъём! Выходи строиться на зарядку!
- Иди на х@й! – вяло прозвучал с первого яруса нар чей-то заспанный голос. Скорее всего это произнёс кто-то из старослужащих узбеков. Молодой боец не мог себе позволить посылать сержанта на членораздельные буквы. Такой вульгарный поступок мог совершить только «афигенны дэмбэл». Однако, фраза была произнесена настолько чисто по-русски, что не было шансов определить по акценту какова национальность у этого солдата. Грубиян продемонстрировал безупречное произношение. Если бы эту энергию использовать в мирных целях, вернее, эту сноровку применить бы в приличных выражениях, то немедленно наступил бы мир во всём мире, расцвели бы сады и девушки надели бы мини-юбки. Могут же, негодяи, когда «хочут».
- Через десять секунд будет миномётный обстрел! – Сказал Манчинский в ответ грубияну и вышел за дощатую дверь. Пружина звонко шмякнула дверью о косяк.
В сумраке нашего ослятника молодые бойцы вяло начали вылезать из своих лежбищ.
Во внутреннем дворике раздался голос Манчинского:
- Р-р-р-рота, подъём! Выходи строиться на зарядку!
Я с самого детства не хотел угодить в армию. И так, и сяк представлял, как с бритой башкой, буду выскакивать из солдатской койки. Потом придётся натягивать на себя обмундирование за сорок пять секунд. Потом, одетый в зелёную одежду, буду застилать постельные принадлежности. Потом отбивать одеяло в рантик по армейской «тубаретке». Я не хотел делать всего этого. Это глупости какие-то, унизительные для человеческого достоинства занятия. Зачем отбивать рантик?
Откуда я почерпнул такие представления о службе в армии, не помню. Скорее всего из программы «Служу Советскому Союзу». А может быть из общей, так сказать, «ерундиции». Однако, не сомневался ни на миллиметр, что в армии всё устроено именно так. Боже, мой, какой наивняк был у меня в башке! Как наивно и глупо я заблуждался!
В моих детских мечтах мне не могло представиться, что спать я буду на нарах, в ослятнике, в обнимку с ручным пулемётом. Что «тубареток» не будет. Что рантиков не будет. Зато будет «миномётный обстрел». Я не мог представить, что если я быстро не покину своё спальное место, то во взвод ворвётся дежурный по роте и начнёт швыряться в бойцов пыльными сапогами. Именно швыряние сапогами на языке Манчинского обозначало «миномётный обстрел». Понятное дело, что сапоги полетят не в дембелей. Сапоги полетят в молодых.
Молодые закряхтели, начали вылезать из своих берлог, затем поплелись из ослятника на улицу. После молодых зашевелились деды, тоже стали слезать с нар.
Через пару минут вся братва нашей роты выползла на улицу. Вместе с дембелями, вместе с больными и хромыми (была такая присказка в Советской Армии).
Раздетые до пояса бойцы построилась под большими корявыми ветками знакомых тутовников. Перед голопузыми бойцами появился Рогачёв, подал команду:
- Драч!
- Я!
- Выйти из строя. Проводишь сегодня зарядку. – Рогачев зевнул, отошел в сторонку. Стал наблюдать как Вовка Драч будет командовать всей этой гурьбой полусонных приду... приду... придумают же по утрам делать зарядку!
- Р-р-р-ота! – Вовка Драч расставил ноги на ширине плеч, упёр свои короткие, круглые от мускулатуры руки себе в пояс. С явным стёбом в голосе начал командовать:
- Ноги на ширине плеч – р-р-раз! Прыжком ноги вместе – дв-в-в-а! За мной повторяем упражнение! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва!
Мы подскакивали на месте, расставляли-составляли ноги. Из-под кирзачей пошла густая желтая афганская глиняная пыль.
Потом мы приседали. Потом задирали ноги, кто как умел. Потом бежали пародию на кросс, то есть сделали небольшую пробежку перед батальоном. Блин, куда там можно было бежать, если вокруг Рухи давным-давно поселились сплошные горы? Сто метров пропылили в одну сторону, сто метров пропылили в обратную. Надышались пылюки, вывозились в ней потому что она решила налипнуть на потные солдатские тела. Драч осмотрел нас с чувством исполненного долга, затем направил всех на умывание. Гимнастический этюд на этом был завершён.
Умывательные приспособления находились за батальонным дувалом. Там была установлена двухсотлитровая бочка с крепким раствором хлорной извести. Из бочки выходила стальная труба. Из трубы торчали советские водопроводные краны в количестве десяток-полтора.
Самые офигенные интеллигенты нашей роты пошли принимать омовение раствором хлорки из этих кранов. «Босота с голотой» (босяки и голыдьба) попёрлась к речке Гуват.
Страна вокруг Гуватки была душманская, поэтому я взял с собой ручной пулемёт и Женю Филякина. Пока я булькался в ледяной воде и наяривал зубной щёткой в ротовой полости, Женя сидел в валунах с заряженным ручным пулемётом. Женя, валуны и ручной пулемёт складывались в такую картинку, которая в очередной раз противоречила моим детским представлениям об армии. Блин, почему нам в голову загружали всякую пургу? Почему никто не сказал, как на самом деле выглядит служба в армии?
После приступа утренней физической культуры, после совершения гигиенических процедур, весь батальон был застроен под тутовниками. Снова застроен. Снова под тутовниками. Просто так солдат пожрать не мог. Ему непременно требовалось «приятное аппетита» от начальства. Поэтому солдата надо застроить и надо прислать солдату начальство.
В лице начальства перед строем батальона появился майор Зимин. Он встал, широко расставил ноги, нагнул вперёд голову. Как будто собирался забодать весь батальон.
- Это что за хер-рня, долбоюноши? М-м-м? – Майор Зимин шевельнул желваками.
- Я спрашиваю, что за хер-рня у вас в руках?
В руках каждого бойца красовалась пятилитровая банка с проволочной ручкой. Чтобы лучше кушать. Я не понял каким образом сложилась логическая цепочка в голове майора Зимина. Вчера с этими банками все ходили, получали в них ужин и обед. Всё было нормально. А сегодня что изменилось? Что случилось сегодня?
А сегодня майор Зимин ещё раз шевельнул желваками и обратился к батальону:
- Ё@ вашу всех мать! БТР мне сюда! На@уй!
Из строя выскочил солдат. Видимо он был водителем командирского БТРа. На полусогнутых боец побежал в парк боевых машин.
Строй стоял, ждал. Вот чтоже-чтоже дальше будет? Славненькое складывалось «приятное аппетита». По всему было видно, что не соскучимся.
Через пару минут перед строем батальона появился бронетранспортёр. Он визжал движками, пылил, качался из стороны в сторону в колее. Зимин, оглядел батальон исподлобья, вытянутым указательным пальцем ткнул в колею перед колёсами бронетранспортёра. Подал команду:
- Кидайте, нахер сюда все свои сраные баночки!
Пацаны покорно покидали кандейки в колею.
- Дави! – Зимин махнул водиле БТРра рукой.
Бэтэр, взвизгнул движками пуще прежнего, очередной раз качнулся, затем проехал по накиданным в колею банкам. Он проехал по ним, как паровоз по собачке Му-му. Бедняга даже мяфкнуть не успела, как превратилась в плоскую лепёшку.
- Вот и за@бись! А теперь на приём пищи со штатными котелками шагом-марш! – Скомандовал Зимин, повернулся к строю спиной и пошагал в «офицерскую столовую» с чувством исполненного долга.
В те дремучие осенние времена у нашего батальона офицерской столовой не было так же, как и солдатской. Поэтому словосочетание «офицерская столовая» написано в кавычках. Для поедания пищи офицерам было выделено отдельное место под открытым небом. Под группой очередных корявых тутовников установили квадратиком четыре скамейки, сделанные из досок от снарядных ящиков. В центр квадратика установили столик, сделанный из досок от снарядных ящиков. Рядом расположили хозяйственные шкафчики, сделанные опять же, из досок от снарядных ящиков. Именно туда пошагал майор Зимин.
После того, как майор Зимин удалился, батальон какое-то время тихо стоял в строю. В немом благоговении созерцал баночки, раздавленные боевой техникой. Через пять минут восторга и трепета, какой-то солдат пришел в себя, шагнул из строя, подобрал из колеи жестяную лепёшку, которая недавно была банкой. Боец повертел железяку перед своим носом, изобразил мимикой мысль «Может быть всё не так плохо?», затем напыжился, разогнул руками сплющенный металл. Из плоской лепёшки получился объёмный мятый кубик.
- А чё? Жрать можно. – Сказал боец и потопал с квадратной банкой к походной кухне.
Один за другим, солдаты подходили к колее, заполненной мятым железом. Поднимали металлические лепёшки. Кое-как расправляли их руками. Затем угрюмо топали в сторону раздачи пищи. Как говорится, война-войной, а «приятное аппетита» получилось впечатляющее.
Как все бойцы батальона я топал к пункту раздачи пищи с мятым жестяным кубиком в руках. Шел, мысленно передавал ещё один горячий привет моим детским представлениям об армии.
После завтрака нам поставили задачу заняться своим оружием, боеприпасами и прочими предметами, необходимыми для прогулок на свежем воздухе. Мой пулемёт напрашивался на основательную чистку спускового механизма, а для этого надо было сделать полную разборку.
Сам делать полную разборку я был не обучен. Зато знал, кто обучен. Сержантам в учебках прививали способность к полной разборке. Я взял свой пулемёт, потопал к сержанту Сане Манчинскому. Подумал, что он всё-таки земляк для меня. Земляк отказать не должен.
Саня не отказал. В ущерб своей отдыхающей смене. В тот день он заступил в наряд дежурным по роте. Сразу после завтрака ему полагалась отдыхающая смена, разрешалось отдыхать лёжа (спать) с 10 утра до 12-ти часов дня. Однако, вместо сна Саня, как старший боевой товарищ, как сержант, и как земляк, уселся рядом со мной возле плащ-палатки и принялся подсказывать какую деталь, в какой последовательности следует выковыривать из чрева оружия.
Я очень усердно старался всё понять и запомнить, чтобы Саня мог быстрее окончить обучение и лечь спать с открытым ртом. Я очень старался. Но, минут тридцать из Саниного сна я, таки, забрал. Полчаса из двух часов – это много. Человек не спал всю ночь, охранял наш мирный сон, а теперь тратил бесценные минуты своего отдыха на моё обучение. Вот, пацаны, что такое настоящий сержант Советской Армии.
Саня убедился, что я правильно всё собрал, что затвор передёргивается, осуществляется спуск. После этого ушел в свой взвод, завалился на боковую.
Для пущего закрепления полученных навыков, я ещё три раза полностью разобрал, затем собрал свой вычищенный пулемёт. Проверил как замечательно он работает. Поставил его перед собой на сошку, сидел на плащ-палатке, смотрел на него, гордился сам собою. От прилива гордости моё настроение заметно приподнялось.
Дальше настроение приподнимал наш народный комик Андрюха Орлов. На усиление продовольственного питания нам выдали рыбные консервы в банках, чтобы фосфора в наших бошках стало побольше. Времени с момента завтрака прошло не дохрена, может каких полчаса, не больше. Казалось бы, что все бойцы должны испытывать чувство сытости, однако, мускулистое туловище Азамата Султанова затребовало продовольственного подкрепления. Азамат вытащил банку с надписью "Сельдь иваси", сказал по-узбекски своему земляку Хайдарову, чтобы тот сгонял на ПХД к повару-узбеку за белым хлебом. Хайдаров метнулся, то есть быстро удалился за дверь. Азамат в предвкушении близкого чревоугодия, крутил в руках банку. Крутил-крутил и невзначай вслух прочитал надпись. У него получилось «сельдь и Васи». Он поставил ударение на букву «а».
- А-а-а-а-ха-ха-ха! – Громко заржал Орёл. - Робен Гуд, блин! Азамат, они из тебя решили сделать Робен Гуда!
- Какой хэр Робингут? – Азамат оторвался от надписи. - Нэту связ мэжду Васи и Робенгут.
Орёл поднялся с нар на ноги, подошел к Азамату. Скорчил дебильную рожу, сделал жест как будто приладил лорнет к своим глазам. Нагнулся к банке, зажатой в руках Азамата, навёл на эту консерву воображаемый лорнет.
- О! - Воскликнул Орёл картаво, на немецкий манер: - О, r-r-r-roben! Gut!
Мы все дружно заржали. Все, включая Азамата. Сытые, напоенные водой солдаты ржали охотно, громко и с толстым удовольствием.
Однако, мы с вами уже прочно усвоили, что в Армии радужное настроение солдату быстро сумеют заменить на противоположное. Поэтому, следуя правилам Закона Глобального Западлизма, я громко булькнул животом. Да-да, пришла пора. Я ещё не вполне осознал, что это всего лишь первый звоночек. Однако, подскочил, прижал левой рукой к голове панаму, опрометью кинулся к разрушенному дувалу, на ходу расстёгивая брюки правою волосатою рукой.