3.
Сергей Лукич Лалетин (или просто Лукич, как все его звали, почитай последние лет двадцать), выходя из дома, запнулся о порог. Четверть века жил в этом доме. Сам построил. Знал каждый сучок в срубе, каждую «загибулинку» и порог-то этот (будь он неладен) сам вытёсывал так, чтобы Наталка и Сашок могли спросонья на двор бегать, не запинаясь. А, вот глядишь ты: сам, впервые и запнулся. Ну, выматерился, покряхтел, да и уселся тут же, на крылечек перекурить. Пока закуривал, вспоминал, зачем вообще из дома выходил. Порог этот (…твою мать!) все планы спутал.
Характерный треск «бурана» ни с чем ни спутаешь. Это у молодёжи сейчас «Ски-ду» и другие импортные снегоходы. Навороченные, мощные, скоростные – для «понтов» больше. Старики же предпочитали «буран». Нет, ни из патриотизма. Просто приобретены они были ещё во времена всеобщего дефицита, стоили прилично, да и доставка: ну-ка отправь от Красноярска до самого поселка. Да, и привычней, каждый винтик уже перекручивался ни один раз. Надёжная машина! Старики к тому же каждый «буран» на слух узнавали. Вот и этот Лукич узнал сразу: Петровича. Пыхнул ещё раз папироской, не спеша загасил и направился к калитке – Петрович-то мимо проезжать будет.
- Здорово, старый!
- Ага, ты молодой. - Петрович подрулил к калитке, заглушил двигатель и, перебросив ногу, сел поперек «бурана». – чё слышно в мире?
- Дык чё, не слышал что ли, харюзОк к порогу подошел. Мужики уже вчера ловили, прилично так.
- Чёй-то рано в этом году, - Петрович подошел поближе, - вроде только недели через две должОн.
- А, погода-то, тепло тоже почитай раньше в этом году.
Мужики еще поговорили немного и Петрович уехал. Лукич же вспомнил, зачем он выходил из дома, и не спеша, что-то бубня себе под нос, пошел сбрасывать снег с северной стороны крыши.
4.
Бывает такое, что ноги, порой, сами вдруг ведут тебя туда, куда ты еще минуту назад даже и не подозревал что попадёшь. И ведь выводят. И ведь всё оказывается правильно: и время и место!
Вот так и у Петровича: «буран», объехав гаражи вдруг, сам повернул совсем в противоположную сторону от «Перетока» и набрав скорость понесся в сторону Мурейки.
Что-то этой весной пошло не так. И, вроде, снегу выпало столько же, и морозы стояли ни больше ни меньше, и событий, таких, что б из ряда вон – не было, а вот ощущение какой-то неправильности или непорядка - чувствовалось. Об этом говорили все: и старухи в очереди за продуктами, и слесаря на работе в курилке, и даже молодые мамочки, прогуливающие своих младенцев в колясках. Судачили и видавшие виды, матёрые таёжники. Уж кто-кто, а эти-то знали все премудрости таежной жизни. А началось всё с рассказов местных эвенков, живших в соседнем поселке. Дескать, видели они в тайге белого песца, а живёт писец гораздо севернее и в этих местах, а тем более в тайге, не появляется. Но, старики говорили, что приходил он перед самой войной, да и второй раз ровно перед началом строительства ГЭС. Вот и в этот раз, вроде как ждать ничего хорошего не приходиться. Кто верил этим байкам, кто не верил, но, невольно сопоставлять отклонения от привычного стечения событий в посёлке всё ж таки стали.
« И что это со мной, я же никогда решений не меняю» – задал себе вопрос Петрович. Но, тут же, всплыла другая мысль, которая победила первую: «Ну и что, что на часок-другой смотаюсь на разведку – искал сам себе оправдание Петрович – заодно и проверю: врут мужики или нет. Да и свежий-то харюзок (если повезет, конечно) куда вкусней, надоевшей за зиму мороженой щуки. Вот старуху порадую».
Солнце уже выкатилось из-за горы «Рудничной» и зависло над вершинами елей. Тепла оно, по большому счету, еще не давало, но на южных склонах собранных за зиму грейдерами кучах снега, то тут, то там возникающих вдоль дороги , снег был оплавлен и выделялся более темной стороной. Стайка полярной куропатки, сидевшая на березках, метрах в пяти от дороги, с приближением бурана, резко снялась и перелетела через дорогу, прямо перед проезжающим Петровичем.
«Вот глупая птица – нет, что бы от меня, так она прям на выстрел». И, хотя ни какого ружья у Петровича с собой не было, невольно правая рука, оторвавшись от ручки газа, сделала «пу» в сторону птиц. «Да, весна всех с толку сбивает, всех глупее делает!»
Порог «первый», так и назывался, потому, что был первым от Енисея вверх по Мурейке. Потом были и второй и третий, да перегородили плотиной бурную реку и остался этот порог так и единственным на нижнем бъефе. Рыба, шедшая весной на нерест, невольно скапливалась перед порогом, и ловить ее, в это время, было одно удовольствие. «Да, я только гляну, - продолжал оправдывать себя Петрович, - заброшу пару раз, вдруг клюёт, тогда уж соберусь как положено, да на весь день. Ну, а нет – значит брешет Лукич!» Складной спиннинг с «настроем» на хариуза всегда лежал в бардачке под сидением. Мушки тоже.
Буран тарахтел ровно. Семь километров, что были до порога, пролетели незаметно. Дорога, что вела к порогу, уходила вправо, но Петрович, опять же, сам того не желая, проскочил поворот и не тормозя двинул дальше. А дальше, через два километра был причал и летом, это было оживленное место. Сюда приходили баржи с оборудованием и житейским скарбом, провиантом и стройматериалами. Отсюда же уходили лодки охотников и рыболовов вниз по Мурейке, кто по своим зимовьям, а кто и на Енисей. Здесь же у большинства рыбаков, в больших железных ящиках, хранились сети, лодки, моторы да и разный скарб, который тащить в поселок было незачем. И у Петровича был такой «сейф». Вот и решил он, раз уж здесь, то и забрать летние сети подлатать. Стоял этот железный ящик оккурат возле дороги, и забрать сетки было минутным делом.
«Как-то удачно день складывается – невольно подумал Петрович – это ж сколько дел успею сделать». Дорога, прочищенная грейдером, уходила вниз к реке, где стоял портовый кран. Чистили ее, скорее в дань традиции, потому, как зимой все равно кран не работал, но для порядка, раз в неделю наведывался начальник охраны ГЭС, проверить все ли в сохранности.
Проехать к порогу можно было и напрямую, вдоль реки, выбравшись из снежного желоба дороги, что Петрович, не задумываясь, решил тот час же и сделать.
«Буран» всем хорош, но по льду дорогу не держит, скользит лыжа, а зацепа нет. Прошлым днем солнце оплавило край дорожного желоба, а за ночь подморозило, да и ветерком пригнало снежной поземки, вот и выровняло выход из желоба на снежную целину. Да только край-то ледяной, а скос снежный мягкий, пуховый. И знал же Петрович что нельзя верить весной глазам своим, на опыт надо надеяться, а опыту у Петровича – на сто молодых хватит, но толкнуло его нелегкая взять вправо, чтобы выскочить с дороги. И если б под прямым углом, то и выскочил бы… Лыжа скользнула по ледяной бровке и, не ощутив зацепа, провалилась в рыхлый намёт. «Буран» накренился и левым боком завалился на дорогу.
Сколько раз за свою жизнь Петрович успевал спрыгнуть с падающего снегохода – и не сосчитать. Ну, завалился, делов-то: поставишь буран на место и дальше. Вот только в этот раз не успел. «Буран» всей своей тяжестью навалился на левую ногу, намертво прижав ее к накатанной колее.
«Старею» – где-то в середине трёхэтажного мата в свой адрес, подумал Петрович
Продолжение следует