Я росла девочкой спокойной, дружелюбной, умела придумывать разные интересные занятия и игры и легко организовывала ребят. Поэтому у меня никогда не было недостатка в друзьях и подружках. Так было и в детсаду, и во дворе, и в школе…
В первый класс я пошла учиться в лучшую школу нашего городка вместе со своим двоюродным братом, который был моложе меня всего на 10 дней. Класс был большой (40 учеников). Там я сразу была замечена и учительницей, и учениками. Я была и формальным, и неформальным лидером среди одноклассников. В классе тоже у меня было много друзей и подруг. Хочу рассказать об одной своей подружке.
В 3 классе ко мне прибилась высокая бойкая одноклассница Ирка – умница, учившаяся, как и я, на «отлично», голубоглазая, с красивыми рыжими густыми вьющимися волосами и белой кожей, с веснушками на лице. Её мама вплетала ей в косы шикарные ленты – капроновые с бархатными цветными кружочками – таких лент не было больше ни у кого из девочек, папа привозил их из Москвы, куда иногда ездил в командировки. У неё были дорогие красивые платья, туфли, школьная форма и фартук, портфель. Ирка была из обеспеченной семьи – её родители работали инженерами на заводе, где мой папа трудился мастером смены в цехе. В семье у них ещё были младший брат Ирки, Эдька, и старенькая бабушка, мать мамы. Жили они недалеко от нас в хорошей 2-хкомнатной квартире в доме «сталинской» постройки. Моя семья жила в одной из новых пятиэтажных «хрущевок», построенных заводом для своих работников.
Родители Ирки были намного старше моих, им тогда на вид было около 46 лет. Мама её, Элла Витальевна, была полноватой, с большими голубыми глазами, с тонкими чертами лица, с такими же, как у дочери, густыми вьющимися длинными каштановыми волосами, которые она укладывала в красивые прически. Всегда ухоженная, прекрасно, со вкусом одетая, с драгоценностями на шее, пальцах, в ушах. Она была по специальности инженером-химиком с высшим образованием, грамотным специалистом, её ценили на заводе. Но был у неё физический недостаток: в результате болезни или травмы одна нога была усохшая (в голени) и короче другой, ходила она, сильно прихрамывая и переваливаясь с боку на бок. В семье была хорошая автомашина – поэтому на работу и с работы они с мужем ездили на ней. На обед обязательно приезжали домой – бабушка готовила обед на всю семью. За продуктами тоже ходила бабушка или дети. Конечно, бабушка делала и бОльшую часть домашней работы. Мама была сдержанной в обращении с детьми, воспитывала их строго, тем более, что и дочь, и сын росли бойкими, шумными, нагловатыми. Бабушка внуков любила, была очень доброй и тайком их баловала.
Отец, Николай Павлович, был высоким плотным мужчиной, в очках, с серыми глазами и русыми волосами, уже хорошо полысевшим. Прекрасно одевался, употреблял хороший мужской парфюм, курил дорогие сигареты и трубку, отлично владел английским языком и подрабатывал переводами по договору с каким-то московским издательством. Образование у него было – какой-то техникум. Работал на заводе (точно уже не помню кем) – вроде инженером-механиком в отделе. Он был строг и холоден в обращении с домашними, мог нагрубить, накричать, проявить высокомерие, Иркиного младшего брата иногда наказывал ремнём, но надо сказать – заслуженно. Бабушка Ирки перед зятем трепетала, жена ему отвечала таким же холодным отношением, дети боялись. Но потом, в подростковом возрасте, пробовали бунтовать. Что меня особенно поражало и удивляло в этой семье: родители обращались друг к другу по имени-отчеству… Как посторонние. Или старые. Они не одобряли нашу дружбу, им не нравилось, когда Ирка приводила меня к ним домой, а бабушка, наоборот, привечала меня и стряпала для нас с Иркой и Эдькой всякие вкусняшки… Я объясняла это себе тем, что они считали себя выше нас по социальному положению – я была из простой семьи (папа- технический работник, мама – служащая), а они – интеллигенция. От родителей одной из одноклассниц и нашей учительницы я как-то случайно слышала, что в нашем классе родители из так называемого «высшего общества» пытались сделать так, чтоб их дети дружили только между собой и не якшались с детьми из «простого народа». Но их дети не хотели отделяться, и, наплевав на все попытки родителей, дружили со всеми подряд… Так что дружба Ирки со мной тоже была её своеобразным бунтом против родителей.
У её отца были повадки аристократа: к обеду бабуля накрывала большой обеденный стол накрахмаленной белой скатертью, ставилась красивая посуда, хрусталь, были салфетки в кольцах, обязательно к обеду было вино, обед состоял из нескольких блюд, к ним – соусы, специи, ставились по 3 тарелки на каждую персону и около них – разные виды ножей, ложек, вилок, лопаточек. Меня иногда приглашали обедать с ними, если я оказывалась у них в обеденное время (мы с подружкой учили уроки, рисовали или играли). У родителей при этом было написано большое недовольство на лицах, но правила этикета не позволяли им поступить по-другому, да и Ирка, никого не спрашивая, приводила меня в кухню-столовую и усаживала рядом с собой за стол, когда бабушка приглашала всех обедать.
Когда я, девочка из обычной рабочей семьи, за обедом брала не тот столовый прибор для блюда, кто-то из родителей неодобрительным тоном делал замечание Ирке, не мне – опять же по правилам этикета (чтоб не обидеть гостью). Это звучало так: «Ирина, не забывай, что рыбу надо резать ножом для рыбы» или: «Ирина, хлеб из корзинки берут вилкой, а не рукой», «Ирина, сколько раз тебе надо повторять, что нож нужно держать в правой руке, а вилку – в левой» - притом, что они знали, что я левша и ножом в правой руке просто не могла пользоваться. При этом Ирка говорила мне вслух: «Не обращай внимания, ешь, как тебе удобно!» Сама она тоже при этом демонстративно делала то же, что и я. В общем, она была неплохой девчонкой, и эти заморочки от родителей по поводу соблюдения этикета ей самой уже изрядно надоели. Если она бывала у меня дома, то не чинясь ела вилкой или ложкой без всяких этих спецножичков и лопаточек, брала хлеб руками и обожала есть на улице мороженое и пирожки, как все остальные дети…
Чуть позже с нами подружилась ещё одна одноклассница – Таня, спокойная, добрая девочка, тоже из простой семьи. Нам было хорошо вместе, мы почти не расставались, было много общих игр, затей, прогулок на природу, полезных дел в пионерском отряде. С Иркой мы дружили до 6 класса. Потом она прибилась к другой компании – второгодницы Светки, избалованной и ленивой троечницы, мнящей себя красавицей и вообще - взрослой и современной, с 7 класса увлекшейся мальчиками… Со мной Ирка рассталась некрасиво: Светка и её прихлебательницы (такие же лентяйки, троечницы и двоечницы) стали насмехаться в классе надо мной – над отличной учебой, над активностью в пионерской работе – и Ирка вместе с ними, глумилась больше всех, похоже - боялась, что Светка подумает, что она тоже такая, как я, и изгонит её из своей "продвинутой" компашки…
Ничего хорошего для Ирки из этой новой дружбы не вышло: она стала хуже учиться, бросила музыкальную школу, стала дерзить родителям, учителям и одноклассникам, носить мини-юбки, покуривать. Светка в 16 лет нашла себе парня старше себя, учащегося техникума, тоже не слишком путёвого, выпивающего, и вступила с ним в интимную связь. (Потом, когда она окончила школу, он на ней женился - похоже, по причине её беременности. У них родился сын, прожили вместе несколько лет – и он Светку бросил)… Вся Светкина компания крутилась с ними вместе, с такими же парнями, друзьями Светкиного ухажера, устраивали ночные посиделки с выпивкой и интимом… Похоже, Ирка скрывала от родителей эту дружбу. Мы тоже не знали ничего: в классе девицы не распространялись о своем досуге вне школы…
Всё стало известно случайно, в выпускном 10-м классе: отец одной нашей одноклассницы рассказал ей о том, что на родительском собрании отец Ирки предъявил претензии классному руководителю и педколлективу школы в том, что они плохо воспитали его дочь: она дерзит, последние годы часто не ночует дома, болтается неизвестно где и с кем, приходит домой пьяная и прокуренная. На что учительница ему резонно ответила, что его дочь проводит в школе только по 6-7 часов, в школе она не пьёт, не курит, педагоги отвечают за детей только во время их нахождения в школе, воспитывается его дочь так же, как и остальные ученики. Но основное воспитание лежит на семье – ведь там дети проводят гораздо больше времени с родными людьми, которые имеют на детей наибольшее влияние… Я давно дружила с другими девочками, кроме того у меня была (и есть до сих пор) подружка детства с 4-х лет – Галка. Она училась в школе на класс старше и жила со мной в одном подъезде.
Мама моя была умной и доброй женщиной, К моей дружбе с разными детьми относилась спокойно, всех привечала. Таню и Ирку тоже приняла хорошо, Таню жалела – девочка родилась с врожденным пороком сердца, была слабенькой. Но мне было непонятно то, что и Ирку она жалела – это было видно по её отношению к ней. На мой взгляд, у Ирки всё было хорошо: здоровая, умная девочка, полная семья, обеспеченные культурные родители, любящая бабушка, брат. Мама как-то обмолвилась, что давно знает Иркиных родителей. Но я по малолетству не расспрашивала о них и не интересовалась их прошлым.
А жизнь шла своим чередом. Мы окончили школу и разъехались учиться дальше. Я поступила в ВУЗ на Урале и стала учиться на инженера. Ирка, по слухам, уехала в Ленинград, как и ещё несколько наших одноклассников, и поступила в какой-то техникум. Будучи студенткой, я вышла замуж – тоже за студента, закончили ВУЗ(я получила диплом с отличием), уехали работать по месту распределения. Родился сын. Иногда я приезжала в родной городок к родителям, узнала, что Ирка тоже вышла замуж, у неё дочка. С ней ни разу не виделись за много лет, хотя почти со всеми бывшими одноклассниками я виделась в нашем родном городке – даже с теми, кто, как и я, бывал там наездами.
Мама Ирки умерла, когда нам было по 23-24 года, её отец сразу превратился в старика – отпустил длинную бороду, выглядел неухоженным (старушка-тёща его умерла ещё раньше, когда мы учились в школе). Потом сбрил бороду, приосанился, женился на женщине намного моложе себя, и они с женой уехали из нашего городка. Вроде сейчас его тоже уже нет в живых… Младший Иркин брат тоже женился на иногородней девушке (вроде на москвичке) и живет у неё. Я потеряла отца – умер от инсульта в 72 года. Мама моя уже старенькая. Вот и нам с Иркой уже по 60 лет… У меня 2 взрослых сына. От одноклассниц слышала, что у Ирки – 2 дочери, тоже взрослые. Она так и живёт в Питере. Почти ни с кем из бывших одноклассников не общается. Наверное, уже бабушка…
Лет 10 назад мама рассказала мне, почему ей всегда было жалко Ирку в детстве – при всём её благополучии… Даже не знаю – знает ли моя бывшая подружка историю своей семьи…
Родители её отца Николая были до революции 2017 года богатыми людьми (не то дворянами, не то купцами). Во время революции бежали за границу – в Китай и обосновались в Харбине. Он родился примерно в 1924-25 году, был единственным поздним сыном, избалованным, жили в достатке (эмигрировали не с пустыми руками), учился в лучшей русской гимназии в Харбине – тогда там жило много русских эмигрантов. Когда закончил гимназию и техникум, его родители умерли. Он остался один на чужбине, никому не нужный. Написал правительству СССР, попросил принять его обратно на Родину. Ему разрешили – он не воевал против советской власти, был русским, знал русский язык. Ему разрешили поселиться в нашем городке – на завод нужны были специалисты, дали место в общежитии.
Моя мама работала в ЖКО завода, под её началом были коменданты заводских общежитий – вот там она с ним и познакомилась. Ещё как раз в это время их, молодых, летом послали на помощь колхозникам в целинные районы – на уборку урожая, на весь период уборки. Мама была секретарем комсомольской организации ЖКО, и ей поручили и там отвечать за организацию быта присланных работников. Николай тоже был среди них. Пока ещё всем чужой, ничего не знающий в нашей стране, беспомощный, робкий. Мама во всём помогала ему первое время, пока он не освоился среди молодёжи. Потом он работал на заводе, познакомился с красивой девушкой, стал за ней ухаживать, предложил выйти за него замуж. А она отказала ему, да ещё при подругах, насмехалась над ним… Он сказал тогда, что женится на другой, на такой, которая никогда ему изменять не будет и никогда не уйдёт к другому. А потом быстро женился на Элле, серьёзной умной девушке с больной ногой… Она тоже работала на том же заводе.
Моя мама тоже вышла замуж, родилась я, потом мой брат. А когда я пошла в школу, то мы с дочкой Эллы и Николая оказались в одном классе… Когда Ирка подружилась со мной, то по моим рассказам, да и раньше, когда мама общалась с её родителями по заводским делам, встречалась в городе, и зная историю их сватовства, она поняла, что люди создали семью без взаимных чувств. У него причиной женитьбы было оскорбленное самолюбие, у неё, скорее всего, – единственная возможность выйти замуж и родить детей… И в браке чувства друг к другу так и не появились… И дети росли в такой холодной натянутой атмосфере… Оказалось, что у Николая ещё и бывали молодые любовницы на стороне – возможно, что его жена об этом знала: городок маленький, ничего не скроешь… Может, он это особо и не скрывал… Поэтому моей маме и было жалко Ирку… Когда я всё это узнала, мне стало очень жалко Эллу Витальевну: и женского счастья с черствым и обиженным на другую мужем (она тоже знала, что женился он на ней в отместку той) она не испытала. И материнское её счастье тоже оказалось горьким: и Ирка, и Эдька последние годы причинили ей много огорчений и переживаний…
Понимаю, что когда мы были детьми, всю эту историю нельзя было рассказывать ни мне, ни тем более Ирке… Но вот что случилось недавно: вижу я во сне себя в прихожей Иркиной квартиры, будто меня она обидела, и я собираю свои вещи в большую сумку (будто я у них жила и вот теперь ухожу из-за этой обиды)… Когда я собралась и пошла к двери, из комнаты вышла Элла Витальевна (какой она была тогда) и обняла меня… Обняла молча, но я поняла, что она ко мне хорошо относится, и не рада, что я ухожу… И я задумалась: а если бы моя мама рассказала мне всё раньше, тогда, когда мы с Иркой уже были взрослыми, лет 20-22-х? А я бы уж нашла, как сообщить это бывшей подружке? Её мама была тогда жива. Может, Ирка стала бы лучше к матери относиться, согрела бы её дочерней любовью, не причиняя больше огорчений, осознав, как много горя она принесла ей в свои последние школьные годы – своей дерзостью, своим шальным бездумным образом жизни?