И Гоголь с ними

               

                ( Редькин и Пастернак)
«Бывают странные сближенья» - как ни избита эта фраза Пушкина, но лучше всё равно не скажешь. Это о Редькине и Пастернаке.
Поэт Пастернак признавался, что всю жизнь мечтал писать прозу. Стихи свои считал лишь предощущением её: начиная с ранней лирики и до поэмы «Спекторский», где Ленин, как и у Есенина, сравнивается с Капитаном Земли. И всё это было предчувствием  «Доктора Живаго».
Что бы ни писал Редькин, не в обиду ему будь сказано, всё равно ничего лучше романа «Тихая Виледь» и ряда рассказов и повести «Омут», вошедших в книгу «Оглянувшийся в пути» (Москва, Звонница-МГ, 2005), уже не будет.
«Оглянувшийся в пути» - безусловно, одна из лучших русских книг двадцатого столетия. Я пишу «двадцатого», а не «двадцать первого», потому что она выношена в двадцатом веке и двадцатым веком, пусть её рождение и состоялось позже.
Причём, я не думаю, что Редькин находился под влиянием «Доктора Живаго», когда писал «Оглянувшегося в пути». Скорее всего, он находился, как и все хорошие русские писатели, под влиянием автора «Мёртвых душ». А Пастернак влиял на него опосредованно, ибо в «Докторе Живаго» очень сильны гоголевские мотивы: Дома и Дороги – взаимоисключающие и взаимосуществующие. Они же основные мотивы русского житья.
Мотивация к жизни – Дом. Условие существования Дома – дорога.
«Счастье достигается в пути, а не возле тёплого камина» (Рубцов). Да и Чичиков пускается во все тяжкие ради будущих жены и детей.
Роман о Докторе – это плач по разрушенному «старому барскому дому», воспетому Пастернаком в ранних пронзительных строчках:
Старый барский дом.
И я в нём гувернёром.
Я один. Я спать слал ученика.
Поэт-эгоцентрик, каковым является Пастернак, как и большинство гениальных поэтов, видит лирического героя (себя) в этом доме всего лишь гувернёром, а не хозяином. Но как же ему мил этот Дом – Россия: «Россия, которую мы потеряли», о которой плакал Бунин в «Окаянных днях», Дом, который мы разрушили! Он согласен быть в нём даже слугой.
Вот и Марина Цветаева признавалась в том, что она так любит старую жизнь, что готова стать крепостной у Ноздрёва, потому что у него весело, потому что у него есть собаки и шарманка.
Если смотреть на «поэзию прозы» Пастернака и Редькина глазами Скрябина, мыслившего цвето-музыкально, то видишь Россию Пастернака в Богородичных сине-голубовато-лиловых тонах, а Россию Редькина – в белых и зелёных. В тонах Чистоты и Творчества.
Россия Пастернака – Москва и Урал. Россия Редькина – Русский Север, Поморье.
У Пастернака две главных героини – Тоня Громеко (Живаго) и Лара Гишар (Антипова). Они так самобытны, нежны, женственны, трагичны, что, даже меняя имена, остаются собой – юными, прекрасными, подставляющими грудь всем ветрам Рока.
У Пастернака есть изумительное сравнение, когда он уподобляет сорочку на груди юной Лары с тканью, туго натянутой на пяльцы. Что же за узоры вышили Парки на полотне их судеб -  Лары и Тони? Причудливые. Очень «причудливо тасуется колода карт».
У Редькина (Николая Северова) тоже две героини в «Тихой Виледи» - две деревенские женщины – Поля и Шура.
Пастернак пишет о трагедии русской интеллигенции и русского барства, Редькин – о трагедии русского крестьянка в эпоху Октябрьских «сдвигов».
Поля – красавица, не знающая отбоя от парней. Шура – некрасивая девушка, правда, из крепкой крестьянской семьи, с приданым, то есть с надеждой на замужество.
И та и другая вышли замуж. Поля за голодранца, Шура за ровню. Само собой, голодранец, вернувшись с империалистической войны, переросшей в гражданскую, в которой примкнул к победителям, стал сельским начальством. А сельсовет открыли в отнятом у хозяев доме, и школу сельскую – в таком же.
И бедная Поля, страдающая от одиночества, потому что мужа она разлюбила, а сын, пошедший по стопам отца, для неё тоже становится чужим, не понимает, как это её очень сильно подутративший былую красоту муж, приходит по утрам в сельсовет и смотрится там в чужое зеркало, приглаживая свои поредевшие волосы, не чувствуя при этом угрызений совести за судьбу обобранных и изгнанных хозяев.
Зеркало. Одна символическая деталь! Одна единственная деталь даёт представление о крушении вековых устоев, по которым жила Россия – не убий, не укради… Не только крали чужое добро, но ещё из домов вышвыривали на улицу и на каторгу бывших владельцев, наживавших его потом и кровью. И вынуждали их, лишённых крова и хозяйства, красть.
Шура, выгнанная из дома, попавшая из-за детей в колхозное рабство, украла для голодных своих детей, лишённых советской властью отца, маленький туесочек молока. Дальнейшее известно. Пронзительны строки сопереживающего героине автора: «За Шурой приехали в один из дождливых летних дней. Поливало низкое небо землю грешными слезами обильными. Поля видела, как Шуру повели, как спускалась она с высокого заднегорского угора Подогородцами в низину, к ручью Портомою. Ноги её заплетались. Тугие струи дождя секли лицо и тело. Но она не замечала ни дождя, ни ветра.
Ребятишки бежали за ней, спотыкались, падали, плакали, вновь вскакивали, стараясь не отстать от уходящей в дождь матушки…»
Возмездие у Редькина в «Тихой Виледи»– фигура умолчания. А у Пастернака его тема обозначена, как ни у одного из писателей, писавших на тему гражданской войны и революции. Пастернак, будучи романтиком и символистом, посредством одного эпизода сразу ставит точки над и.
Дочь Лары и Антипова, ставшего у красных Стрельниковым, поскольку стрелял он очень метко, не жалея казённых снарядов, кстати, как и будёновки, украденных из государевых запасов, по городу Юрятину, зная, что там находятся его дочь и жена, превратилась в сироту при живой матери.
Мать бросает дочь ради любовника, потому что не может жить одна, без мужа, в кошмаре гражданской войны.
Поведение Лары антиморально, если смотреть на роман, как на реалистическое произведение. Но «Доктор Живаго» таковым не является. Роман написан Пастернаком в лучших традициях прозы Серебряного века.
Сиротство дочери Стрельникова, бывшего Антипова – это Возмездие красным. Антипов – сын железнодорожного рабочего-каторжника (большевики говорили «политкаторжанина») получает образование в Московском университете. Конечно, за счёт «плохого» Царя! Благородная Лара ему всячески помогает устроить быт. Платит за комнату, которую снимает для него в Камергерском переулке (центр Москвы!), шлёт деньги на каторгу его отцу Антипову.
Антипов старший от помощи девушки не отказывается. Но платит ей ненавистью. Уже после победы большевиков. Что делать бедной Ларе? Возлюбленный Лары Живаго женат и сам едва жив. Подворачивается бывший любовник-соблазнитель. Лара уезжает с ним. Но Комаровский ненавидит Антипова и Катеньку-дочь Лары и Антипова. Поэтому её с согласия матери пристраивают в семье железнодорожника на далёком уральском полустанке. Катенька забывает своё имя, живёт у чужих, в гражданскую войну уходит со станции с беспризорниками.
 Живя в чужой семье на станции, она выходила встречать поезда с «флаком». Какая потрясающая аллюзия: отец и дед большевики, шедшие с красным флагом впереди революционизированной толпы в Москве и их отпрыск, не нужная никому девочка, встречающая поезда с маленьким флажком на забытом Богом полустанке!
У интеллигента Пастернака нет ненависти к мужикам. Кредо художника - Правда, и только правда перед лицом Бога и Истории! Антипов у него красиво погибает. Стреляется. А его замёрзшая на снегу кровь сравнивается Пастернаком с замёрзшими ягодами рябины.
Изумительны художественные средства, особенно, речь автора и героев. Пастернак перелопатил гору источников: сочинения о гражданской войне в России, фольклор Урала. Поэтому от страниц «Доктора Живаго» веет правдой.
Замечательно изображена жизнь партизан, не то, что у Фадеева в «Разгроме». Правда, мало в романе евреев-комиссаров. Одного такого еврея-комиссара подстреливает шутки ради солдат прямо на импровизированной трибуне-бочке, с которой тот произносит революционную речь. Потом этот солдат стал партизанить, где с ним познакомился взятый партизанами в плен Юрий Живаго. Этот партизан, в конце концов, сошёл с ума. Всё ему виделся несчастный, убитый им еврей. Партизан боялся возмездия, страшился за судьбу жены и детей. Поэтому порешил всю свою семью топором, чтобы родные не стали жертвами мести белых. Естественным образом возникает аллюзия с Родионом Раскольниковым, желавшим добыть счастья для несчастливых с помощью топора.
Хрущёв, при котором шла травля Пастернака под девизом: «Доктора Живаго» не читал, но осуждаю», прочитал, на вынужденной пенсии книгу Нобелевского лауреата и не нашёл там ничего антисоветского. Напрасно! В русской литературе нет ничего более антисоветского, чем роман «Доктор Живаго».
Может быть, Хрущёву показался примирительным финал, где на фронтах Великой Отечественной войны под красным знаменем Победы воюют и сын русского террориста Дудорова, и сын еврея Гордон, и девочки-студентки, и сводный брат Живаго советский генерал Евграф Живаго, а также не знающая истории своего рождения Таня Безочередева, урождённая Катя Антипова. Но так и было.
Под красным стягом русских князей и была одержана победа над супостатом детьми России, во время испытаний забывшими о разнице в происхождении, политических разногласиях и обидах на Судьбу.
У Редькина действие романа завершается в далеко уже послевоенные годы всё там же, в Тихой Виледи, около стен школы, которую открыли после гражданской войны большевики в отнятом у хозяев доме, хозяйка которого Дарья продолжала его лелеять всю жизнь, работая в школе (своём собственном доме) уборщицей.
Вроде бы светится надежда на лучшее. Ведь родной земля Виледи остаётся и для жертв и для палачей. У Редькна есть в финале сцена: два взрослых дядьки, которые, вспоминая детство, играют в старую деревенскую игру - загоняют в землю кол, а потом пускаются догонять друг друга.
Осью жизненного существования для русского человека, будь он даже этнический еврей, всегда будет любовь к родной землице, с которой, как говорил великий русский поэт Николай Рубцов, он чувствует «самую жгучую, самую смертную связь».
Кстати, не зная архангельского говора, не сразу поймёшь, о какой «смертной» связи пишет поэт.
У Редькина масса диалектизмов в романе о родном Русском Севере, которые расшифровываются с помощью сносок. Оказывается, «смертно» - это «очень». Ведут в «Тихой Виледи» мужика под конвоем в лагерь. А он во время ночлега в избе гармонь увидел. И ему «смертно» захотелось поиграть на гармошке и поплясать. И тут же начинается гулянка. Русский характер! 
«Россия, мати, свете безмерный», - выдохнул в восемнадцатом веке Тредиаковский. Несмотря на ужасы революционной эпохи, этот свет старой России пробивается к нам – потомкам.
Свет несут женщины – героини Пастернака и Редькина. Первым увидел женщину как источник света и душевного тепла Гоголь. Этот свет зажёгся автору «Мёртвых душ» в конце тоннеля. Такова у Гоголя Улинька - героиня второго тома «Мёртвых душ», говорят, списанная с несостоявшейся невесты писателя -  графини Анны Виельгорской.
Судьба русской женщины – это свеча на морозном ветру. Так у Гоголя.
Так у Пастернака: «Свеча горела на столе, свеча горела…» Так у Редькина. И всё же они несут свой крест и верят.
Революция в России наиболее жизненно и объективно, не говоря о художественности, описана у трёх писателей: Редькина, Пастернака и Шолохова. Это «Тихая Виледь»,  «Доктор Живаго» и «Тихий Дон». Видимо, название романа Редькина появилось не случайно, а как знак преемственности. 
Три романа находятся в отношениях дистрибуции – взаимного дополнения, создавая в целом лирико-эпическое полотно, посвящённое событиям «огненных лет» на Русском Севере, в Центральном России, на Урале, в Сибири и на южных рубежах Отечества.
Гоголь в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» предупреждал русских о грядущих кошмарах. Во втором томе «Мёртвых душ» есть даже пророчество о великом голоде. Гоголь категорически не принимал европейские революции, задыхаясь от вони, накуренной революциями.
По Гоголю, имеет право на жизнь только революция Духа, личный контроль над своей собственной Душой, в которой можно ломать и строить во Благо вопреки обстоятельствам.
Ужасы революции в России вряд ли компенсируют её достижения: уничтожение деревень, вырубка древних корней крестьянских Родов, питавших Древо русской жизни, забвенье истории Семьи, замена Дома коммунальной квартирой и общежитием, войны (Афганистан, Чечня), поддержка за счёт национального бюджета правящих коммунистических режимов в зарубежных странах, пьянство, репрессии, раздробление государства …
Но русский Этнос живёт вопреки всему. Гоголь говорил, что, если русского мужика сослать на край света, он и там, среди снегов, поплюет на руки и станет рубить себе избу. Вот и Пастернак, поселив семью русских столичных интеллигентов Живаго-Громеко в глуши, среди снегов, да ещё в смутное время, рассказывает, как они не сгинули от бескормицы, что грозило двум генералам Салтыкова-Щедрина, а стали лелеять землю, давшую им урожай для жизни: растили картошку, огурцы, капусту, морковь, собирали и солили грибы, варили варенье.
И в лагерях самые жизнеспособные интеллигенты работали в тяжёлых климатических условиях, выдавая на гора двухсотпроцентную норму. А во время войны лагерники добровольно шли в штурмовые батальоны и геройски гибли и побеждали. Обо всём этом написано в «Докторе Живаго».
Пастернака очень любят на Урале. Жители Перми считают, что именно их город изобразил Пастернак в «Докторе Живаго». В окрестностях Перми есть даже музей Пастернака.
Редькин работал директором этнографического музея на Русском Севере. Когда начинаешь пристально смотреть на прошлое России, изучая народное искусство, то невольно задаёшься вопросом, неужели эту красоту создавали несчастные, забитые, униженные люди, как учили советские учебники истории?! Ничего, кроме иронии, эта дезинформация не вызывает.
Достаточно посмотреть старые фотографии, на которых сняты поморки в праздничных нарядах. Праздничные наряды русских крестьянок – это наряды цариц. Мы, к сожалению, утрачиваем древние традиции. Как некрасиво одеты люди в городах: в китайский ширпотреб!
В шестидесятые годы двадцатого века, когда вместо семейных резных дубовых буфетов, в домах стали появляться колченогие уродцы, Владимир Солоухин забил тревогу. Нарасхват раскупались его «Чёрные доски» - книга о древнерусском искусстве, в которой провозглашалась анафема западным модным поветриям и трёхногим столикам, насаждавшимся, как картошка. Теперь это называется стиль «ИКЕА». ИКЕА уже и трёхногий столик возродила.
Берегите корни! Читайте Гоголя, Редькина и Пастернака. Пастернак честно работал на огороде в Переделкино – лелеял землю, носил простую одежду: плащ с подкладкой в мелкую чёрно-белую клеточку, сапоги. Так в городах одевались в то время мастеровые люди. Одним словом, за работу, дорогие соотечественники! Ответим на санкции Запада повышением творческого трудового потенциала. И не такое переживали.