Они собрались в одном месте, чтобы пощебетать, как птицы и не просто как птицы, а птицы-пингвины, в надетых для важности чёрных фраках и в красных башмаках, и с красными, словно напомаженными, клювами-губами, которыми они без перерыву щёлкали и щебетали, щебетали и щёлкали, и щебетали о том, что всегда возможно даже то, что невозможно — совершить невозможное, особенно, когда ты птица, да ещё и не просто птица, а птица-пингвин.
Но и это ещё не всё, это были не просто птицы-пингвины, это были люди-пингвины, зачем-то собравшиеся среди людей, хотя должны были бы находиться на ледяном белом материке среди себе подобных и там в надетых чёрных фраках и в красных башмаках, широко раскрывая красные рты-клювы, важно говорить о том, что возможно, даже невозможное — быть непререкаемо, невероятно умными, изрекая истины, от которых людям, находящимся вдали от них, не в надетых чёрных фраках из птичьего оперенья, было страшно смешно, ведь они понимали, что это невозможно, совершить невозможное, даже тогда, когда кажется такое возможным. И потому они даже, ни минуты в этом не сомневаясь, опираясь на свой человеческий опыт, сказали об этом тем, что на самом деле, сидели на дрейфующей льдине в мировом Ледовитом океане и изрекали прописные истины, не замечая того, что давно оторвались от реальности, и балансируют на грани между тем и этим, чувствуя себя при этом мудрено-умными, они же были в надетых фраках и в башмаках цвета бычьей крови и им очень хотелось, чтобы все остальные, оставшиеся на настоящем, не ледяном, материке люди, относились к ним с уважением из-за того, что они, эти пингвины — люди-пингвины могли совершить невозможное, даже там, где это было вовсе невозможно, например, стать самыми умными среди всего человечества, ведь для этого и надетые фраки, и громкое щёлканье клювами с птичьим щебетанием вообще-то, ни о чем, с одним лишь основным посылом о том, как важны они и как умны, как те пингвины. Но не люди же!
И потому да, им бы лучше на том, на ледовом материке среди себе подобных и среди белых медведей и тюленей поговорить и пощебетать, всё равно те ничего бы не поняли из того, что хотели сказать пингвины, потому что и впрямь невозможно совершить невозможное, даже тогда, когда кажется, что это возможно, стать самым умным среди всех остальных, ну, если только надев птичий фрак и назвавшись пингвином, отчего ты всё равно не поумнеешь, а так и останешься всего лишь глупой птицей, которой не доступно понимание простой вещи — хочешь, чтобы тебя уважали, будь просто человеком, а не стремись стать птицей высокого полета, ибо станешь всего лишь пингвином и достигнешь высот возможностей его полета, хоть и во фраке, хоть и в красных башмаках, и с красным громко щелкающим клювом, изрекающим прописные истины, которые тебе самому показались верхом совершенства человеческой мысли, но так и остались непонятыми остальными людьми, которые видели в тебе только птицу, напыщенную высокомерную птицу-пингвина, и которая говорила на своём, только ей понятном языке, балансируя на грани, а на самом деле сидя на дрейфующей льдине посреди огромного бесконечного и совершенно пустого Ледовитого океана, окружённого холодной тишиной, тонущей в молчаливых глубинах его вод, погружённых почти в ледниковый период, когда не было ещё ни людей, ни пингвинов и можно было говорить, всё, что захочешь, и даже считать себя самым умным, всё равно никто бы не оценил и не осудил бы тебя лишь за то, или уже за то, что вознёсся надо всеми, будучи одним из всех.
18.08.2019 г
Марина Леванте