Гл 15. 1700 километров по заснеженным окраинам Алт

Алексей Фандюхин
   1700 километров по заснеженным окраинам Алтая. Путевые заметки.
                Публицистика.
Картинка Пятнадцатая: Разговорно-философская …
            Квартирный вопрос казалось был разрешён – мне как гостю, хозяйка выделила на ночлег отдельную комнатёшку, Гай же, как медведь в берлоге обложился пуховыми спальниками и мороз ему был не страшен, да и прогретый салон джипа – это не то, что хвост калачиком и мордой в сугробе под звёздным небушком.
     «Огрёбся» от хозяюшки за кульки, что не влезали в руки и с которыми я пришёл к столу. Пожурила по-матерински, не постеснявшись и крепкого словца. Воркование-причитание Тамары Ивановны– так звали в миру буквально все домочадцы, начиная от сына и мужа и казалось до животин домашних – котов и собачек, что сновали под ногами, напоминало клокотание клуши, что заботливо опекает своих цыплят.
     Весело гудела печка, по-праздничному накрыт стол и на душе моей было празднично и умиротворённо.
     С морозца, да с устатку, да под наваристый супец из свиных рёбрышек, грех было не пропустить по стопочке- другой. Хозяйка, деловито распорядившись куда и кому присесть за стол, мужу Петрухе место отвела у печки – знай сверчок свой шесток – не ходил на рыбалку, в тепле бока на диване давил – лишаешься стопочки – не достоин! Сама же охая и ахая, и жалуясь на здоровье чуток пригубила, а под разговоры, забыв про болячки «пропустила» пару стопочек беленькой.
   Основательно расспросив гостя: «из каких краёв будет, чем занимается, есть ли семья и родители принялась рассказывать про себя, домашних и жизнь деревенскую.
      Крепкой и энергичной женщине, которую и язык не поворачивался назвать старухой, было уже под восемьдесят. Мужу Петрухе, он у неё не первый, на десятку с «гаком» лет помене. Живут вместе лет тридцать, как с первым мужем рассталась, спровадив его на «Севера» по этапу – больно уж драчливый был в пьяном угаре. Осталось от него двое сыновей: Игорь – ууууу! Вылитый отец! По молодости из тюряг не вылезал – сейчас вот, к шестидесяти присмирел маленько, за ум взялся: работает вахтами, Крымский мост строит. Хороший он, но как до стакана дело дойдёт – лезет с него отцовское!
      Игорь, матери не перечит – согласен полностью. Да и чего не соглашаться – у самого ни кола, ни двора, ни котёнка, ни ребёнка. Сурова матушка – мигом на мороз выставит. Петруха, Петруха –тоже помалкивает, когда разговор и за него пошёл. Работящий, нечего сказать, но глаз, да глаз нужен – любит прибухнуть до «поросячьего визгу».
     -Я его как в лотерею выиграла! Пришёл он с тюрьмы, жил с родителями, работал в колхозной кочегарке-за котлом смотрел. Председатель и послал двух бабёнок: меня, да Зинку – подружку мою, помочь порядок навести в келье, да хлам разобрать.   
     Посмотрела с прищуром так, посмотрела на него: «А чего добру пропадать-то! Он у меня красивый был, это сейчас сморчок плешивый, а я баба ещё хоть куда», – хорохорилась хозяюшка.
     Петька, пытаясь что-то возразить мычал нечленораздельное. Слово  вставить, в пространственные речи Тамары Ивановны за тридцать лет семейной жизни у него похоже так и не получилось.
     Есть у меня ещё сыночек – Олеженька! Да ты его днём видел, вместе с ним рыбачили! Вот так сынок, на радость матери – весь в меня! И толковый, и деловой! Семья крепкая и автомастерскую держит с шиномонтажкой, и домик заезжий для рыбачков.
      С улыбкой вспомнился мне говорливый мужичонка, обличьем в мать, что не давал тишине ни на секунду подвиснуть над озером – точно, вылитая матушка!
     – Я сама то, продолжала вещать хозяйка, всю жизнь в совхозе промантолила. Двадцать лет на тракторе! Первый класс у меня по тракторам-то! Мало у кого у мужиков был! А у меня был!
      Петруха, кривовато улыбнувшись, всё же вставил свои «пять копеек»:
    – Тебе не дай – с горла вынешь! Но тут же горько пожалел – приказано было заткнуться.
      – Сначала на гусеничной ДэТушке, – продолжала хозяйка, то уголь к кочегарке гуртануть, то сено притащить по зимнику. Летом весь световой день из-за рычагов не вылазила – хватает работы на селе, а зимой – кочегаром-машинистом в котельной. И в жару, и в холод. Тяжело было, но жисть интересная была, ох и интересная!
      И вот доведись, надоела мне старая железяка, да и тяжеловато стало рычаги дёргать. Увидала я как-то в районе тракторок, «Тэ-шешнадцать»  зовётся. Лёгонький такой, колёсный. Кузовок впереди – хочу вот такой, да и всё! Я к директору! Он руками разводит, посмеивается:
 - Где я тебе его возьму-то? В крае их единицы, а нашей глубинке не видать их, как своих ушей!
 - Ладно, посмотрим. Это тебе своих ушей не видать! Кто помочь может, как не сама себе? Надо писать в ЦэКа, просить трактор! Ну, про Горбачёва и партию ты помнишь? Вот ему и писать! С почты деревенской письмо не уйдёт – сразу в печку, на растопку пустят, указание слышала есть такое – изымать, чтобы не беспокоили власть верховную, по пустякам.
     А тут как как бес в помощь – профком выделяет путёвку в санаторий в Прибалтику. Середина восьмидесятых была, заботилась великая страна о своих тружениках. Посовещалась с Зинкой: письмо надо бросить в ящик, когда через Москву поеду. Так и сделала, прям на Казанском вокзале! В письме слезу пустила, про героический труд свой поведала, про заботы сельские. Не прошло и полгода – приходит ответ: выделили мне трактор!
   Как главный инженер-мошенник пытался меня трактора лишить, да как в кабинете директорском своё требовала, да кулаком стучала – это история отдельная и долгая – вдругорядь расскажу, а щас спать я пошла, приморилась маленечко! А вы тут ещё с Игорьком посидите, маленько, да спать укладывайтесь, поздно уже.
     Да, вот ещё: на тракторишке том, до самого развала совхоза и проработала, а когда приватизация пошла я уже и не работала. А трактор, трактор мой кто-то к рукам прибрал. Ума не хватило его выкупить, а так-то в хозяйстве сгодился.
     Посиделок с Игорем толковых не получилось. С каждой выпитой стопкой разговоры становились всё жёстче и жёстче и уже глубокой ночью, разнервничавшись, решил уехать. Матушка, похоже не спала и разгоравшийся конфликт попыталась урегулировать, но ситуация вышла из-под контроля.
      Ровесников, стоявших полжизни по разные стороны колючей проволоки, никак не брал мир.
     В ситуацию вмешалось само провидение: заднее колесо джипа оказалось спущенным и после нескольких неудачных попыток в полной темноте поменять колесо на запаску, поддался уговорам матушки остаться до утра.
      Перенервничав, переваривая ситуацию, долго не мог заснуть.
      Старая истина «Утро вечера мудренее» оказалась верной. С Петром пробитое колесо кое-как смогли поменять на запаску, но было ясно, что дальнюю дорогу не выдержит, нужно ремонтировать. Игорь, крутившийся рядом, вызвался показать дорогу к шиномонтажке, но как-то незаметно исчез, по-аглицки.
    Попрощались тепло с матушкой, Петром и покатили кривыми закоулками в центр села разыскивать мастерскую. В шарашмотажке нас уже ждали: хмурый спросонья мастер и стол, с красовавшейся на нём на треть отпитой бутылкой водки за которым восседал мой ночной собеседник.
    Под бесконечную игорянову болтовню, почти час провозились с колесом, кое-как справившись с проблемой. Рассчитавшись с мастером и, облегчённо вдохнув полной грудью звонкий морозный воздух, рванули в путь, рассчитывая к вечеру быть уже дома.
    Впереди нас ждали почти четыреста километров новых и неизведанных дорог и родной дом!