Таланты и полковники

Сэм Дьюрак
Полковник ходил по комнате и нервно курил. Сигара, смакование которой в мирное время заняло бы не один час, исчезала с ужасающей быстротой. Что творилось в лёгких господина полковника, и как он ещё не свалился с ног, одному Богу известно, но, похоже, курение давало возможность держать себя в руках. Что у господина полковника получалось гораздо лучше, чем у лейтенанта, который буквально танцевал у двери в соседнюю комнату. И наконец не выдержал. Приоткрыл её, словно ребёнок заглянул в щель. Полковник одёргивать не стал, только шёпотом поинтересовался:
-- Что там?
-- Рисует, -- прошептал лейтенант.
Полковник кивнул, потом тихо сказал:
-- Дверь закройте. Вдруг его это отвлекает.
Лейтенант подчинился. Вовремя: вбежавший радист не обладал пиететом перед творцами.
-- Разведка докладывает: противник в километре к северу! Пока прекратил движение!
-- Тихо, -- замахал рукой полковник.
Радист и так уже молчал. Зато заговорил лейтенант:
-- Что будем делать, господин полковник?
-- Ждать.
-- У нас мало сил. В случае столкновения долго не продержимся.
-- Ничего, рискнём.
-- Зачем?
-- Ради искусства. И будьте добры, не повышайте тон.
Лейтенант сбавил:
-- Раскидываться человеческими жизнями лишь ради того, чтобы кто-то мог дорисовать…
-- Дописать.
-- Дописать картину? Закончит в другой раз.
-- А если нет? Вдохновение – сложная и капризная штука, лейтенант. Фьюить, и всё, не будет никакого шедевра.
-- Ну, не факт, что сейчас создаётся шедевр. Да и подумаешь, не будет этого, появится другой.
-- А если не появится? Наши жалкие жизни, лейтенант, -- ничто перед величием искусства. Нас учили лишь убивать, и другого мы не умеем. Этот же человек созидает, причём не по чуть-чуть, как обычные люди, а сразу огромными кусками. И прервать его ради чего? Чтобы несколько потенциальных трупов чуть попозже перешли в своё нормальное состояние? Мы – ничтожная плата за попытку получить шедевр.
-- Кажись закончил.
Радиста собственная никчемная жизнь интересовала куда больше высших интересов. Из начальственного спора он выудил нужное: пока мужик рисует, никто отсюда никуда не уйдёт. И вот, уловив практически звериным чутьём, бросился к замочной скважине, дабы принести благую весть.
-- Ну да, точно закончил.
-- Брысь, -- прошипел полковник.
Бесшумным прыжком он подлетел к двери, отпихнул радиста, посмотрел. Затем выпрямился, кивнул:
-- Действительно.
Вытащил из кобуры пистолет и вошёл.
-- Ещё раз хочу сказать, что являюсь горячим поклонником вашего таланта, -- услышал лейтенант.
Потом…

Потом, трясясь в кабине грузовика, набитого картинами, рисунками и архивом, полковник втолковывал лейтенанту:
-- Что такое талант? Дар. Нечто ограниченное. Человек берёт его и вкладывает в некоторые свои произведения. Как получится. Выпекает шедевры и просто хорошие работы. А теперь скажи: ты когда-нибудь слышал, чтобы одна картина была шедевристее другой? Нет. Дар каким-то хитрым образом равномерно растекается между всеми удачными работами. Десять или сто картин написал художник, для общества в целом результат один. Но, понятное дело, чем больший кусок дара заключён в каждую работу, тем дороже она стоит. И выходит, серьёзного вреда миру я не нанёс, при этом, если повезёт, детей обеспечил. Пенсия пенсией, а искусство вечно и не дешевеет.
-- А потомки? – спросил лейтенант. – Вдруг они не примут вашу теорию?
-- Потомки? Надеюсь, поймут и простят. Если узнают. Война же, время тяжёлое, смутное, не разберёшься, что куда уходит и откуда приходит. Даже к лучшему, если шедевры оказываются в надёжных руках. Как, кстати, насчёт пары картин?
-- Ну, я же не ценитель. Хотя для блага человечества… -- Лейтенант кивнул. – На ваш вкус.