Изобретение и история

Ефим Вольфсон
        1. Обзор формирования научных концепций понимания исторического процесса.

        Хотя обзор исторических воззрений, которым А. Чижевский предваряет свою брошюру «Физические факторы исторического процесса», не претендует на полноту, и нам в известной мере придется в дальнейшем его расширить, но искусство изложения мыслей, которым владел и пользовался Чижевский доставляет мне как автору такое   наслаждение, что я хочу им поделиться с читателем, который, возможно никогда не держал в руках его трудов.  Предоставляю слово Александру Леонидовичу Чижевскому.

        «Социальная революция протекает под непосредственным воздействием разнообразных экономических и политических, а равно и естественных факторов.
В то время как на детальное уяснение законов экономики и политики было обращено самое серьёзное внимание, изучение влияния факторов естественных не получило надлежащего развития.

         Наши работы имеют целью вскрыть роль некоторых естественных факторов в социальных движениях человеческих коллективов.
Настоящая статья представляет собой краткое и общедоступное извлечение из специального исследования вопроса о влиянии мощного космического фактора – периодической пятнообразовательной деятельности солнца».
   
       «За редчайшими исключениями во всей истории человечества мы не отыщем фактов ясного предвидения историческими лицами своих народов и государств или конечных результатов войн и революций. Исторические события, завершаясь, всегда давали иные итоги, чем те, которые были предположены при их возникновении. Получалось. как-будто, не то к чему стремились или чего желали люди и целые сообщества. Человечество за всю свою многовековую культуру, сопутствуемую постепенным развитием точных наук, не уяснило себе ни одного закона, по которому должно протекать то или иное историческое явление или событие. Правда, разнообразие реакций на одинаковые раздражения в человеческих сообществах и неоднородность ответов на одинаковые стимулы в исторической жизни человечества, заставляли предполагать, что в основах судеб истории заложен хаос, и размещение событий в пространстве и времени не подчинено никаким законам.
Это воззрение распространялось равно, как на краткие периоды истории, на отдельные ее события – войны или революции, так и на целые эпохи, столетия и тысячелетия, охватывающие собою человеческие культуру и цивилизации. Лишь сравнительный метод, приложенный к изучению истории, сделал в недавнее время некоторые успехи в области доказательства противного. Истинная роль сравнительного метода заключается в обнаружении общности в развитии различных исторических событий и в открытии точных правил этого развития. Историкам удалось показать, что и отдельные события более или менее сходного характера, и долгие исторические эпохи имеют в своем прогрессивном движении много тождественных черт; иначе говоря, события в истории повторяются, что позволяет делать соответствующие обобщения (K. Lamprecht, O. Spengler). Недаром, еще Кондорсе (J. de Condorcet,1743 - 1794), в знаменитом сочинении «Esquisse d’un tableau historique des progress de l’esprit human» настаивал на создании гипотетической истории единого народа путем выборки фактов из истории всех народов и сближения их между собою.
Историю, вплоть до сего времени, по справедливости, чаще признавали за некоторое знание, а не за науку. (Это мнение горячо отстаивал Артур Шопенгауэр (Schopenhauer, 1778-1860) в своем сочинении Die Welt alls Wille und Verstellung (примечание А.Чижевского)    
Более того скептики конца ХVII и начала ХVIII столетия были склонны считать историю просто «условной сказкой».

       Действительно главное свойство науки – наличие определенных законов, подчиняющих себе явления во всех составляющих их частях. Тождественные явления, протекающие по определенному закону, должны давать, при прочих равных условиях, одинаковые результаты. Неуспешность попыток отыскания исторических законов невольно  приводило некоторых исследователей к мысли, что человеческими судьбами руководит предопределение, во власти которого, так или иначе, направлять течение исторического процесса.
Другие, признавая случай характерным явлением в истории, уже этим самым полагали историю лишенной всякой закономерности.

       Наконец третьи, в свободе воли, в отсутствии видимой внешней правильности в исторических деяниях человека, усматривали причины, благодаря которым ход исторического явления, не поддающиеся ни учету, ни классификации.
Вера в метафизический догмат о свободе воли являлась одной из главных причин, тормозящих объективное исследование истории. И, несмотря на то, что еще и поныне философы не пришли к какому  либо определенному заключению по вопросу о воле, ученым необходимо пришлось признать, на основании достижений науки, отсутствие таковой даже в самых малейших и ничтожных поступках и выдвинуть детерминистическую точку зрения для объяснения сложнейших явлений в психической жизни человека.
 
         С тех пор статистика человеческих деяний, получившая широкое развитие со времени замечательных работ Кэтле (A. Quetele, 1796-1874), указала на закономерность, существующую в них, т.е. когда было вскрыто постоянство различных человеческих поступков, точка зрения на свободу воли изменилась: проявления человека пришлось признать реакцией на раздражения внешнего мира.
Самоутверждая себя, составляя себе понятия на основе личного опыта, человек мог предположить, что течение событий частного или общественного порядка находятся в прямой зависимости от его произвола. Это приводило к изъятию хода исторической действительности из ряда явлений природы. Подобные убеждения, не имеющие никаких точек соприкосновения с подлинною наукою, принуждали видеть в истории не живое следствие взаимодействия человека и окружающей его природы, а только посмертную запись событий в жизни человечества в порядке их последовательных воспламенений и потуханий.
 
        Многие отрасли человеческого знания сделали в ХIХ  в. и за два десятилетия ХХ века настолько крупные успехи, что стали необходимы и незаменимы в практической жизни людей. Но что дала нам история? Человека, который дерзнул бы говорить о «практических целях истории» мы сочли бы не вполне здравомыслящим. Несмотря на огромный материал, собранный историками, на утонченные методы его разработки, несмотря на колоссальную работу, которую преодолели ученые, история в том виде как она есть, значит не более нуля для социальной практики человечества.
Она представляет собою знание о мертвом, о ненужном для вечно прогрессирующей жизни. Это архив, где редко наводили и наводят справки и знание которого, все эти «уроки истории», никого никогда ничему не научило! Люди, близко знакомые с историей, делали те же ошибки, те же промахи, которые уже некогда были совершены. Последнее происходило оттого, что действующие в истории лица не имели никаких твердых точек опоры, никаких обоснованных вех в пространстве и времени, которые могли бы руководить их деяниями и направлять течение рожденных ими событий.

         Таким образом, пока человек верил в теологический догмат о предопределении, полагаясь на сверхразумное вмешательство, пока он видел в своей воле нечто значительное, ему никак не удавалось набрести на путь открытия законов, управляющих его ежедневной деятельностью, его многовековыми судьбами.
Необходимо отметить и тот факт, что сфера точных дисциплин совершенно не коснулась истории в целом, даже в то время, когда она проникла в области, психологии, подчиняя процессы сознания физико-математическим законам. Правда, еще в середине прошлого века были сделаны попытки применения законов природы к объяснению явлений в человеческих сообществах. Английский историк Бокль (Buckle, 1821-1862), вооруженный богатейшими данными, собранными наукой в области истории, географии, экономики, статистики, в своем труде «History of civilization in England» пытался доказать, что к истории должны быть приложены методы и принципы естественных наук, ибо история есть взаимодействие человека с природой. 

         На одной из пресс конференций 8.11.1999, во время пребывания в Англии делегации Союза правых сил английский премьер Элизабет Тэтчер заявила буквально следующее: «Я не только политик, но также специалист естественник, химик по образованию, а потому я твердо убеждена, что законы социума должны действовать так же убедительно и неотвратимо, как и законы природы». Можно констатировать, что выводы Бокля  влияют на английские умы и по сей день. (Примечание автора книги.)

        Бокль настаивал на изучении влияния окружающих условий на человека с применением статистики. По его мнению, познать законы истории можно лишь путем статистических наблюдений за деятельностью масс, открывающих закономерность массовых поступков. Только путем познания общих законов, история может достичь степени науки, а потому знание единичных фактов и личностей не представляет из себя никакой научной ценности. (Французские социологи и философы в этом отношении идут еще далее, признавая статистические данные о массовых движениях подлинною сущностью истории. Прим. Чижевского).

        Почти одновременно с Боклем американский химик и историк Дрэпер ( J.W Draper. 1811-1882) в своем выдающимся сочинении «History of the intellectual development of Europe» (1856) высказал мысль о том, что историческая эволюция народов управляется естественными законами и находится под влиянием физических агентов природы. Вследствие того, что физические явления протекают по строгим законам, и исторические явления не представляют из себя результат действия свободной воли, а подчинены определенной закономерности, которая должна быть рано или поздно вскрыта.

       Благие попытки Бокля и Дрэпера, несмотря на всю их очевидную полезность, не привели к всестороннему изучению явлений природы и одновременно протекающих с ними массовых движений человечества.
И опять таки главную причину отсутствия подобных исследований  надо признать слепое, но общее заблуждение в независимости психической и социальной деятельности человека от каких-либо физико-химических явлений в окружающем его мире.

      Однако, современная наука стремится свести психологические явления, в которых ищет и находит физико-химическую основу, а в последней механику элементарных частиц. Это обстоятельство позволяет глубже проникнуть в сущность психической жизни, тесно связанной с жизнью целого организма и окружающего его внешнего мира.

        Поэтому, не должны ли быть приложены к изучению исторического процесса и социальной эволюции методы и принципы физики и математики? Владения физики вся вселенная, вся целиком, а потому физика должна сказать своё слово при рассмотрении любого в мире вопроса.

       Она должна осветить лицо истории своими законами о веществе, связать человека с человеком, человечество с природою путем установления для органических веществ законов, аналогичных законам неорганического мира. Математика в теоретическом синтезе должна выявить формы исторических явлений и вскрыть исторические пути народов и человечества. Современная точная наука уже мало-помалу уже вступает на этот путь.

         Успехи биофизики в течение последних десятилетий начинают лишать человека и его мыслительные процессы того таинственного ореола, которым они были окружены столько тысячелетий. Это происходит вследствие слияния наук воедино на почве физико-математического анализа. Последний, будучи приложен к изучению психических процессов, постепенно устраняет заблуждения о сверх естественном происхождении сознания, функции которого выражаются в физико-химических превращениях и подчиняются физико-математическим формулам. Таким образом, человеческая воля становится доступной опыту, и сам человек из сферы чудес переводится в ряд закономерных физико-химических явлений природы.

       Между последними существуют никогда не прерывающиеся связи и постоянные взаимодействия, а потому и всякое явление природы находится в зависимости от влияний его окружающей среды: в жизни природы все последовательно и сопричинно связано между собой. Мир есть сложная система зависимых переменных, а не музей отдельных явлений, не перечень неподвижных фактов.

        В свете современного научного мировоззрения судьбы человечества находятся, без сомнения, в зависимости от судеб вселенной. И это не только поэтическая мысль, могущая вдохновлять художника к творчеству, но истина, признание которой настоятельно требуют итоги современной точной науки. В той или иной степени всякое небесное тело, перемещающееся в пространстве относительно земли, при своем движении, оказывает известное влияние на распределение силовых линий магнитного поля земли, внося этим различные изменения и пертурбации в состояние метеорологических элементов и воздействуя на ряд других явлений, развивающихся на поверхности нашей планеты. Кроме того, состояние солнца, первоисточника всякого движения и всякого дыхания на земле, находится в известной зависимости от общего состояния электромагнитной жизни мира вообще и, в частности от положения других небесных тел. Не связывает ли это изумительно тонкими, но в тоже время величественными связями периодических изменений интеллектуальное развитие человечества с жизнедеятельностью целой вселенной? Мировой процесс, охватывающий все стороны неорганической и органической эволюции, представляет собой явление вполне закономерное и взаимозависимое во всех своих частях и проявлениях. Изменение одних частей, центральных и управляющих, влечет за собой соответственное изменение всех частей, периферических и подчиненных.

        Включая человека и его психическую деятельность в область обычных явлений природы, современная наука дает тем самым предполагать некоторую зависимость, существующую между проявлениями интеллектуальной и социальной деятельности человека и рядом мощных явлений окружающей его природы. Жизнь земли, всей земли, взятой в целом, с ее атмо-гидро и литосферою, а так же со всеми растениями, животными и совсем населяющим землю человечеством, мы должны рассматривать как жизнь одного общего организма.
Став на такую точку зрения, следует уже a priory допустить, что важнейшие события в человеческих сообществах, охватывающие при участии народных масс целые страны, протекают одновременно с какими-либо колебаниями или изменениями  сил окружающей природы. Действительно, всякое массовое общественное событие есть весьма сложный комплекс. Расчленить, разбить этот сложный комплекс на несколько частей простых и ясных и этим упростить понимание явлений – вот главнейшая задача естественно-исторического знания.
Нами было проделано исследование хода исторических явлений в связи с периодическою деятельностью солнца.

        Результаты работ в данном направлении изложены нами в «Исследовании соотношения между пятнообразовательной деятельностью солнца и течением всемирно-исторического процесса, начиная с V века до Р. Хр. И по сие время».
Обнаружив известную зависимость между активностью солнца и военно-политической деятельностью человечества, мы высказали свою точку зрения в труде «Основы Историометрии».

        Здесь мы изложили предложенную нами теорию периодических изменений поведения организованных масс, одновременных с периодическими изменениями в деятельности солнца, а так же принципы открытого нами одиннадцатилетнего цикла общечеловеческой, коллективной и индивидуальной, военно-политической и творческой активности. Кроме того, мы установили основную и первую измерительную единицу отсчета времени исторического процесса и наметили пути к обнаружению  физических   законов, управляющих ходом социальной революции»./1/

                **                **                **

         Надо отметить, что мышление А.Л. Чижевского сформировалось под влиянием выдающихся достижений теоретического знания   ХIХ - ХХ веков, когда на кончике пера теоретиков рождались даже астрономические открытия: так, например, была открыта планета-гигант Нептун. Лишь после вычисления ее орбиты математически, астрономы сумели наблюдать ее непосредственно в телескоп.( Планета была открыта в 1846 году немецким астрономом Галле по теоретическим предсказаниям французского астронома У.Ж. Лаверье и английского астронома Дж. К. Адамса). Это обстоятельство, возможно, объясняет, постоянное стремление Чижевского истолковывать свои наблюдения с надеждой на создание и применение к историческим процессам точных математических законов, которые позволили бы все рассчитать до последних нюансов. Такое отношение к научной теории все же не вполне адекватно.

       Хотелось бы в связи с этим привести такой пример из собственной практики. Занимаясь исследованиями в области деформаций, для описания равновесия изогнутых изделий из инструментальных сталей, автор пытался применить уравнения равновесия изогнутой пластины, которые были записаны  Фепплем (Fepple, 1855 -1916)  в 1903г. Эта система уравнений была приближенно решена Л.Д. Ландау в 1962 году, а что касается точных решений этой системы уравнений то они не найдены и по сей день. Несмотря на отсутствие точных результатов, тем не менее, теоретический анализ позволил в некоторой степени пролить свет на важные моменты поведения деформаций. Требовать от теории абсолютных результатов не всегда корректно, даже тогда, когда дело касается равновесия изогнутой пластины, чего уж тогда говорить о всей истории; теория не должна все рассчитать, она должна помочь хоть что-то понять. Кроме того, помимо законов, возникающих вследствие развития теоретического знания, надо видеть и более значимые логические конструкции, такие как принципы движения. То, чем оперирует А.Чижевский более соответствует именно принципам движения исторического процесса.
 

  «Течение всемирно-исторического процесса составляется из непрерывного ряда циклов, занимающий промежуток времени, равный в среднем арифметическом, 11 годам, и синхроничных в степени своей активности периодической пятнообразовательной деятельности солнца.
Каждый цикл имеет следующие историко-психологические особенности:

1) В средних точках течения цикла массовая деятельность человечества на всей поверхности земли, при наличии в человеческих сообществах, экономических политических, или военных возбуждающих факторов, достигает максимального напряжения, выражающегося в психомоторных пандемиях: революциях, восстаниях, войнах,  походах, переселениях, создающих новые формации в жизни отдельных государств и новые исторические эпохи в жизни человечества, и сопровождающихся интеграцией масс, выявлением их активности и правлением большинства.

2) В крайних точках течения цикла напряжение общечеловеческой деятельности военного или политического характера понижается до минимального предела, уступая место созидательной деятельности, сопровождаясь всеобщим упадком политического или военного энтузиазма, миром и успокоенной творческою работаю в области организации государственных устоев, международных отношений, науки и искусства при дезинтеграции и депрессии масс и усилении абсолютистских тенденций власти.»  /3/

       Из описания действия циклов возьмем  самое главное для дальнейшего анализа, а именно то обстоятельство, что этапы опережающего развития наук и этапы опережающего развития техники разнесены во времени, а так же то очевидное, что форсированное развитие техники, возбуждается, порой, факторами военного характера.

       Различные теории для понимания исторического процесса возникали и после теоретических изысканий Чижевского.  Обращает на себя внимание пассионарная концепция понимания  истории Л.Н. Гумилева (1912 -1992гг). /4/ В период «…бурного развития теории эволюции, как до так и после Дарвина, считалось, что отдельные расы и этносы образуются вследствие борьбы за существование. Сегодня это мало кого устраивает, так как множество фактов говорит в пользу иной концепции – теории мутагенеза. В соответствии с ней каждый новый вид возникает как следствие мутации – внезапного изменения генофонда живых существ, наступающего под действием внешних условий в определенном месте и в определенное время. Конечно, наличие мутаций не отменяет внутривидового процесса эволюции: если появившиеся признаки повышают жизнеспособность вида они воспроизводятся и закрепляются в потомстве на достаточно долгое время. Если это не так – носители их вымирают через несколько поколений. … Следовательно, начало этногенеза мы так же можем гипотетически связать с механизмом мутации, в результате которой возникает этнический «толчок», ведущий к образованию новых этносов. Процесс этногенеза связан с вполне определенным генетическим признаком. Здесь мы вводим новый параметр этнической истории – пассионарность. Пассионарность – это признак возникающей мутации (пассионарного толчка) и образующий внутри популяции некоторое количество людей, обладающих повышенной тягой к действию. Мы назовем таких людей пассионариями.
 
         Пассионарии стремятся изменить окружающее и способны на это. Это они организуют далекие походы, из которых возвратятся немногие. Это они борются за покорение народов окружающих их собственный этнос, или наоборот сражаются против захватчиков. Для такой деятельности требуется повышенная способность к напряжениям, а любые усилия живого организма связаны с затратами некого вида энергии. Такой вид энергии был открыт и описан нашим великим соотечественником академиком В.И. Вернадским и назван им биохимической энергией живого вещества биосферы.» Обладая способность впитывать, более других, ресурс энергии биосферы, пассионарии выступают не только как непосредственные исполнители, но и как организаторы на всех уровнях социальной иерархии. Они навязывают окружающим новее стереотипы и модели поведения и создают тем самым новую этническую систему, новый этнос, видимый в истории. Этнос, в целом, имеет свой цикл жизни вследствие постоянства уровня пассионарности, и составляет от момента первоначального толчка до полного разрушения около 1500 лет.

        Теория Л.Н. Гумилева очень многое легко объясняет, но как-то не хочется быть в зависимости от природных игр вызывающих свободные мутации разной направленности. Еще не истерлись в памяти события мировой войны, вершиной которой было столкновение в бессмысленной схватке на взаимное уничтожение двух этносов под руководством двоих: Сталина и Гитлера,- быть может, самых отвратительных мутантов-пассионариев, порожденных социалистическим и фашистским этносами. Однако победоносная война не смогла продлить цикл нашего социалистического этноса не то, что до 1500 лет, как следует из теории Гумилева, а даже до 100 лет. Применение теории исторического движения, выраженной в возникновении и развитии этносов, созданной Гумилевым более адекватно при рассмотрении истории  древнего мира, средних веков. Что же касается новейшей истории, то под влиянием смешения этносов, сближения народов, стоящих перед решением общих проблем выживания и созидания, то здесь требуются, возможно, другие теоретические подходы и их следует выявить в историческом процессе и в такой форме, что бы они были применимы для всех исторических эпох. Кроме того удивляет избыточная, на наш взгляд понятийная система. Так, например Л.Н.Гумилев вводит такое понятие как «антропосфера», которая определяет зону исторической деятельности человека на нашей планете. Во-первых, историческая деятельность человека не ограничилась планетарными границами, а во вторых уже стала общепринятой ноосферная концепция  мышления, предложенная В.И.Вернадским, так что «антропосфера» -  не более чем малая часть «Ноосферы».
 
          Ну а чем, собственно, плоха теория А. Чижевского?  Повторяемость циклов – это еще не есть развитие. В целом, в исторической концепции Чижевского не хватает фактора, который своим воздействием отличал последующий периодический цикл его уровнем  развития по отношению к предыдущему. Таким фактором следует считать целеполагающую деятельность человека. В «Философских тетрадях»  мы находим у Ленина:
                «2 формы объективного процесса: природа (механическая и химическая) и целеполагающая деятельность человека. Соотношение этих форм. Цели человека сначала кажутся чуждыми («иными») по отношению к природе. Сознание человека, наука (« der Begriff») , отражает сущность, субстанцию природы, но в то же время есть внешнее по отношению к природе (не сразу не просто совпадающее с ней)»./5/
Обратимся так же и к Гегелю:
 
       «На деле цели человека порождены объективным миром и предполагают его, - находят его как данное, наличное. Но кажется человеку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы»./6/. Далее А.Гегель продолжает: «Человек относится к окружающей природе практически, удовлетворяя свои потребности за счет природы. С этой целью он ее преодолевает. Но предметы природы могущественны и оказывают всякого рода сопротивление. Что бы преодолеть сопротивление предметов природы человек противопоставляет одни предметы природы другим предметам природы и изобретает для этой цели орудия труда».

         Изобретательская концепция, вообще говоря, принадлежит Л. Моргану в связи с его книгой «Древнее общество», но уже у Гегеля мы находим определение целеполагающей деятельности человека в истории, как объективный процесс порожденной самой природой, проявляющийся, прежде всего, именно в изобретательской деятельности, которая пронизывает всю историю.
То, что А. Чижевский не замечает  исторического материализма, суждений В.И. Ленина на это счет, не замечает и исторических событий связанных с Великой Октябрьской революцией, которую он рассматривает не более как рядовой дворцовый переворот, и результат психомоторной пандемии, это понятно. А.Чижевский,  захваченный своими исследованиями, которые требовали, вследствие своей обширности и неординарности, колоссальной концентрации, не мог уделить нужное внимание для их анализа.  Чижевскому, вероятно, требовалось какое-то время, чтобы найти место в своих теоретических открытиях событиям, современником которых он являлся. Но то, что философские концепции А. Гегеля никоем образом не отражены в его историческом обзоре, вызывает, честно говоря, удивление.  Главное, что он должен был заметить, это то, что и у В.И.Ленина, и у А. Гегеля история в целом и деятельность отдельного человека рассматривается как природоопределенный, объективный процесс. Именно, в этой части взглядов Гегеля Ленин видит зародыши исторического материализма. Чижевский мог бы, анализируя взгляды Гегеля и Ленина найти дополнительные мотивации своим суждениям о природоопределенности  исторического движения человеческих сообществ. Давайте же вспомним, что Александру Леонидовичу Чижевскому, в момент написания  его труда «Основы Историометрии» и брошюры «О физических факторах исторического процесса», было всего лишь двадцать лет.

         Пытаясь предложить, возможно, более широкую систему взглядов о понимании исторического процесса, мы все же должны уделить заметное внимание и рассмотреть с разных точек зрения, что же такое исторический материализм.
Рассуждая на эту тему, Ленин полемизирует с г-ном Евманским и задается риторическим вопросом от г-на Евманского: «Где, в какой книге Маркс написал про исторический материализм?», и сам же отвечает: «А в какой книге Маркс не писал про исторический материализм?»/7/ Такая полемика с точки зрения углубленного проникновения в сущность марксовской теории мало продуктивна, и более того я то же не нашел такой книги, где бы Маркс позаботился бы разъяснить, что он имеет в виду. В самом деле, давайте откроем, например, «Манифест коммунистической партии» и в главе «Буржуа и пролетарии» мы читаем: «… история всегда была историей борьбы классов». Так значит, вне классовой борьбы история развиваться не может? Маркс посуществу отметает исторический период древнего человека. Возможно, классовая борьба содействовала историческому развитию, но наличие бесклассового общества не позволяет распространить марксовский подход на понимание древней истории, длительность развития которой во времени в десятки, а может быть и сотни раз превосходит историю классовых обществ. 
«Читая «Философию права» Гегеля, пишет Маркс,- я пришел к выводу, что все человеческие отношения, в конечном итоге зависят от производственных отношений, определенных укладом техники». В этом своем рассуждении Маркс пытается раскрыть роль техники в историческом развитии, вводит искусственное понятие «уклад техники», а ведь есть ещё и «технический базис», «способ производства», и.т.д.  В своей содержательной базе это всё весьма близкие понятия, а всё их многообразное влияние на историю рассматривается с точки зрения «нарастающего коллективистского характера»,  техника в своем развитии достигает такого уровня, что допускает лишь коллективистское использование. Все эти рассуждения достигают своего апогея в особой главе Капитала «Историческое значение первоначального накопления капитала», где Маркс со всей силой диалектики доказывает, что экспроприация с целью накопления первоначального накопления, что на следующем этапе развитие  капитала приводит к столь выраженному коллективистскому характеру техники, что «экспроприаторов экспроприируют». Таков приговор. Двойное отрицание как у Гегеля. Подгонка под диалектический ответ, не больше.  Маркс бы кроме Гегеля и, в частности, его книги «Философия права» почитал бы еще Аристотеля «Физика», например, или Анаксагора на худой конец. Ему было бы легче проводить свой проникающий анализ, и он бы не остановился на туманных понятиях: «уклад техники», «способ производства»,- а пошел бы дальше. Ведь, что бы понять, что есть вещь, надо пройти вглубь вплоть до первопричин, разложить всё вплоть до первоэлементов. Что бы понять сущность уклада техники всего то надо разложить его на изобретения. Но ведь Маркс же это делает при анализе перехода от мануфактуры к машинному производству и рассматривает изобретения  заменившие мускульную силу животных и смоделировавшие человеческую руку. Вот эти изобретатели и их изобретения: Джона Уайтетт, который в 1735 году изобрел прялку, «чтобы прясть без помощи пальцев», Аркрайт – изобретатель ватерной прядильни, Генри Модсли –  создатель поворотного суппорта для токарного станка, Уатт -  всемирно известный изобретатель паровой машины двойного действия. Да Маркс перечисляет изобретения, создавшие, по его мнению, крупную промышленность, но исторических обобщений не делает. Исторические  обобщения, основанные на изобретательском развитии Моргана и обобщения Маркса, основанные на анализе уклада техники принципиально различны. Правильно было бы сказать, что анализ Маркса в части перехода от мануфактуры к крупной промышленности лишь в одном пункте совпадает с изобретательской концепцией исторического развития Моргана.    
 
       К середине ХIХ века в  исторической науке сложилась ситуация в чем-то похожая на ту, которая несколько позднее имела место в физике и которая привела к созданию теории относительности. Дело в том, что никакая из обсуждавшихся теорий понимания исторического процесса не позволяла выстроить сколь-нибудь законченную картину истории, охватывавшую весь цикл исторического движения, включая период первобытного человека. Что касается физики, то в результате развития теоретического знания, физическая картина мира предстала в двойственном понимании: с одной стороны – механика И.Ньютона, его принципы и законы, аутентичные декартовским преобразованиям системы координат, с другой – законы электродинамики, инвариантные по отношению к лорентцевым преобразованиям. Возникла дилемма: признать двойственность физической картины мира, или искать пути преодоления сложившегося противоречия путем создания какой-либо новой теории, которая бы могла объединить прежние представления в единую физическую картину мира и преодолеть сложившееся противоречие. Такая теория была создана А. Эйнштейном в виде «специальной теории относительности». Новая теория описывала с единой точки зрения физические явления, и механика Ньютона обрела значение некого частного случая, который реализовывался при скоростях существенно меньших скорости света./7/

       Что же касается истории, то с гносеологической точки зрения ситуация выглядела даже сложнее, чем в физике. В результате большого разнообразия теоретических попыток связанных с необходимостью осмысления исторических открытий в исторической науке сложилось многостороннее противоречие, преодоление которого, так же как и в физике, настоятельно требовало создания универсальной теории, которая могла бы взять на себя  объединительные функции. Такая теория была создана Л. Морганом. Хотя уже у Гегеля мы видим вычленение изобретательского процесса, и, в известной мере, воззрения Моргана на историю можно рассматривать как продолжение Гегеля, хотя они созданы независимо.
 
        Сущность теоретического понимания Л.Моргана состоит в том, что вся историческая картина мира и переход к более высоким формам организации общества вызван последовательным переходом к всё более совершенным изобретениям, и параллельно с развитием изобретений рассматривается линия развития семьи. Линии развития технических изобретений взаимодействует с линией развития семьи. Историческую линию развития семьи мы тоже в праве рассматривать как развитие некого изобретения, созданного человеком и возникшее в природе для формирования будущей жизни, изобретение которое создало условия для всех фаз жизни человека: рождение, формирования как личности, расцвета, создания собственной семьи следующего поколения и, наконец, завершения жизни. Семья обладает ресурсом самопроизвольной эволюции, которая испытывает дополнительные изменения  под воздействием остальных линий развития, которые оказывают влияние на структуру семьи, качество  жизни, и.т.д. Семья в своем саморазвитии создает все более совершенные условия для воспроизводства будущей жизни. А остальные изобретательские ветви (линии) обеспечивают выживание в изменяющихся условиях окружающего мира как периодического, так и катастрофического характера и обеспечивают  переход к будущим этапам развития исторического процесса.  Сам факт возникновения семьи как природного изобретения и ее саморазвития рассмотрен Ф.Энгельсом в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства»/8/, где, опираясь на исследования Моргана, Энгельс доказывает, что и частная собственность, и государство являются объективно возникающими в природе явлениями, формирующими свою специфическую линию исторического развития. (Прим. автора книги). Более того, Энгельс  развивает представления Моргана в части развития форм семейных отношений, уже основываясь на своих исследованиях, и при совместном рассмотрении исследований Моргана и Энгельса удается сформировать периодизацию развития семейных отношений в древнем обществе. Возвращаясь к проблеме возникновения государства, то применительно к концепциям Моргана государство рассматривается как некое учреждение, созданное людьми для защиты созданного уровня богатства и дальнейшего его преумножения, что существенно отличается от трактовок Маркса, который трактует государство, как необходимый атрибут классового общества, направленный на преодоление классовых противоречий. В отличие от Маркса, который считает, что «экономические эпохи отличаются не тем, что производится, а тем как производится какими средствами труда»,  Морган исходит из того, что экономические эпохи отличаются друг от друга уровнем созданных и освоенных изобретений.
 
         Морган создает свою модель развития исторического процесса. Он рассматривает историю как сочетание исторических  линий развития изобретений во взаимодействии с линией развития семьи. Он не вводит какой-либо прямой взаимосвязи периодов эволюции семьи и изобретательского процесса в целом (тогда для этого не было еще накоплено необходимых сведений), Морган  рассматривает влияние технических изобретений на качество жизни семьи. Морган экстраполирует выводы, полученные при анализе результатов своего естественного эксперимента по наблюдению за жизнью древнего народа, использует их для анализа перехода от «дикости через варварство к цивилизации» и далее, на будущие этапы истории. Таким образом, вся история человечества охвачена единой теоретической моделью безо всяких изъятий.  Нельзя сказать, что Морган доказал возможность применения своей модели для исторического развития будущего. Правильнее сказать, что он гениально угадал такую возможность, экстраполируя в будущее результаты тех обобщений, которые возникли при этнографическом исследовании древнего общества. Со своей стороны, я надеюсь, что мне удастся в данной книге, хотя в какой то степени восполнить этот пробел, и аргументировано продолжить линии исторического развития Моргана  через новейшую историю в историю будущую. 
Лично мне представляется особенно ценным то обстоятельство, что моргановское понимание  истории корреспондируется по существу со всеми другими упомянутыми ранее подходами. Что касается активирующего влияния физических агентов природы, которые выделяет А. Чижевский, то мы вполне можем рассматривать их влияние и на изобретательский процесс как непосредственно, так и через развитие других творческих процессов и явлений; пассионарная теория Л.Н.Гумилева не может не рассматривать изобретателей как представителей пассионариев, более других, возможно, определяющих факторы формирования этноса; и даже такая, в целом, экзотическая модель Кондорсе (J. de Condorcet, 1743 - 1794), изложенная в знаменитом сочинении «Esquisse d’un tableau historique des progress de l’esprit human». Как уже упоминалось в обзоре Чижевского, Кондорсе  настаивал на создании гипотетической истории единого народа путем выборки фактов из истории всех народов и сближения их между собою. Даже та вполне совместима, поскольку любой народ для своего развития должен осуществлять свою историю, создавая всю последовательную цепь изобретений и развивать линию развития семьи, репродуцируя род человеческий. Другой разговор, какая конкретная судьба ожидает тот или иной народ, как далеко он сможет пройти в своей истории, окажись он в изоляции или, например, в гуще исторических событий в противоборстве и соперничестве с другими этносами и народами. Под воздействием какой совокупности природных факторов ему придется прорываться в своей истории, какие формы развития обретет эволюция человека и какую роль сыграет природный изобретательский процесс – «мутагенез» в его развитии. Менее всего, на мой взгляд, теория Моргана совместима с историческим материализмом Маркса, поскольку лишь при анализе перехода от мануфактуры к машинному производству Маркс исходит из анализа некоторой группы изобретений.

        Теория Льюиса Моргана могла бы заполнить вакуум и обобщить в единую систему все ранее созданные  и, даже, созданные в более позднее время  теоретические подходы к пониманию истории, преодолеть то многостороннее противоречие, которое сложилось во взглядах на историю, но этого не произошло. Фундаментальный труд Моргана надолго исчез, где-то в истории, и, более того, долгое время существовала путаница даже относительно имени ее автора. В предисловии некоторых изданий книги Энгельса «Происхождение семьи частной собственности и государства» он назван Льюис Херальд Морган, в других Льюис Генри. Так же Льюис Генри Морган фигурирует в Российской Энциклопедии.             

         2. Книга, которая к нам возвращается.

 Историю книги Льюиса Моргана «Древнее общество, или линии исторического развития от дикости через варварство к цивилизации» («Ancient society, or Researches in Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization»)/6/, где в наиболее завершенном виде изложена концепция понимания исторического процесса применительно к древнейшему его этапу, было бы правильно начинать не с 1877 года, когда она была издана в США и где немедленно была раскуплена, практически не имея распространения в Европе, а с 1847 года, когда появились четырнадцать статей на эту тему   в журнале «American scientific review»/7/, известных под названием «Четырнадцать писем об ирокезах». Далее, за письмами последовал фундаментальный труд «Лига ирокезов». Эти материалы и были позднее объединены в фундаментальный труд    «Древнее общество», работа над которым заняла в общей сложности около 40 лет, если  считать и то время, которое было потрачено на сбор материала и весь естественный эксперимент. Все это, так сказать, естественная история создания книги, которая стала, на наш взгляд, носителем господствующей теории  понимания истории. Об этом мы так же читаем у Энгельса, который признает за Морганом право быть создателем историкоматериалистической концепции понимания истории: «Морган, в Америке, по-своему открыл  материалистическое понимание истории и, руководствуясь им, пришел при сопоставлении варварства и цивилизации, в главных пунктах, к тем же выводам, что и Маркс»./8/. Однако, в целом, Энгельс позиционирует себя безоговорочным сторонником Маркса.
 
        В руки к Марксу книга попала в 1880 году. Он получил ее по почте, возможно, в качестве запоздавшего подарка к шестидесятилетнему юбилею. Кто  из его единомышленников прислал ему этот труд из США неизвестно. К новой книге Маркс относится с большим вниманием и в 1880 – 1881 годах подробнейшим образом конспектирует ее, сопровождая обширными комментариями. Энгельс нашел этот конспект уже после  смерти Маркса, изучая его архив, в деталях изучает все, что связано с работой Маркса по книге Моргана и пишет свою книгу «Происхождение семьи частной собственности и государства», выполняя, как он сам говорил, духовное завещание своего умершего друга. В дальнейшем Энгельс продолжил работу над популяризацией своей книги и идей Моргана, изложенных в ней, и издает ее на 17 европейских языках, причем все издания редактирует сам – такое большое значение придавал он открывшимся  ему новым знаниям. Однако надо подчеркнуть, что Энгельсу так и не удалось найти книгу Моргана, хотя известны его неоднократные попытки. В одном из предисловий к «Происх. семьи, частной собственности и государства» Энгельс пишет «… Книга напечатана в Америке, и найти её крайне трудно». Да и сама книга имеет подзаголовок: «В связи с исследованиями Л.Г. Моргана», а не «В связи с книгой Л.Г.Моргана». 
       
       Долгое время именно усилия Энгельса и, отчасти Маркса, содействовали тому, что  до нас дошла информация о Льюисе Моргане и его трудах. Но в поведении Маркса мне лично не все понятно. Какой-то далекий единомышленник из Америки потрудился проинформировать Маркса о новой интересной книге, и не просто проинформировать, а предоставил Марксу возможность ознакомиться с новым изданием в оригинале, а Маркс со своей стороны своему единомышленнику и другу Энгельсу ничего не сказал и  ни о чем не проинформировал. Маркс регулярно получал от Энгельса денежные вспомоществования, заказывал ему статьи, ставя при этом, порой, свою подпись под его работами (кто где автор,  мы и сейчас не знаем), а вот дошло дело до принципиальной информации и … . Что же привело Маркса в замешательство? Наверное, об этом можно было бы прочитать в его конспекте, который, кстати был издан в 1941 году в СССР в рамках многотомного издания «Архив К.Маркса и Ф.Энгельса». Девятый том этого архива и составляет конспекта Маркса по Д.О. Моргана. Но девятый том был изъят из библиотек и долгое время хранится где-то специальным образом. По-видимому Маркс не только сам пришел в замешательство, но также вызвал массу сомнений у своих правоверных, теоретиков марксизма следующих поколений. Которые, несмотря ни на что, цитировали Моргана по конспекту Маркса даже в программных документах  КПСС, конечно  без ссылок. Вспомним хотя бы лозунги: «СВОБОДА», «РАВЕНСТВО», «БРАТСТВО», с которыми наше поколение ходило на демонстрации, - это из Моргана, этими словами заканчивается его книга, причем именно в виде лозунгов, которыми он характеризует будущее общество.
Энгельс со своей инициативой ознакомить мир с трудами Л.Моргана оказал огромную медвежью услугу марксистам будущих поколений – ведь после того как он издал свою книгу, «Происхождение семьи частной собственности и государства», лично переведя её на все европейские языки, изъять идеи Моргана уже не представлялось возможным.
         Правоверные Маркса вели долгую холодную войну против Моргана. По мнению большинства авторов, он постоянно в чем-то не прав: то у него не точна периодизация этапов развития истории, то Морган  - не историк, а  всего лишь этнограф, но если и историк, то лишь в пределах своего предмета. А что до ценителей философских изысков, то диалектики от марксизма выражают недовольство по поводу метода Моргана, который якобы носил лишь стихийный материалистический характер, не дорос, дескать, Морган до диалектики, где уж ему с  Марксом тягаться.

        Ну, как же можно не признать, что ученый, первый из всех этнографов сумел осуществить гигантский естественный эксперимент, длиною в несколько десятилетий, находясь среди древних людей, изучая их жизнь, непосредственно участвуя в ней, просто не может ошибаться, ибо описательная сторона этнографии, которая лежит в ее основе и есть её метод. И лишь потом, вместе с накоплением экспериментального материала, возможен путь к обобщениям, выявлениям каких- либо закономерностей, причинно-следственных связей, но для этого совершенно необходимо выхватить, попросту вырвать из общей массы фактов принципы движения, и их носителей. В этом сущность диалектики Моргана она проходила не на бумаге, а была его мыслительной работой. А когда ему удалось найти главный объект анализа, вычленить предмет исследования, Морган установил соответствие этапов развития древнего общества, и тех изобретений, которые были созданы и освоены древними.
 
       Непосредственно сравнивая племена, находившиеся на разных уровнях развития, ему было очевидно, что более высокий уровень изобретений определял более высокий уровень организации жизни, большие возможности для формирования жизни семьи и, в целом, более высокий этап исторического развития. Морган выделял три главные эпохи древнего социума: дикость, варварство, цивилизация, - главным образом исследуя первые два из них и, частично переход к третьей. Переход от высшей ступени дикости,  связанной с овладением луком и стрелой, к первой низшей ступени варварства, в основе которой лежит такое изобретение, как гончарный круг, роль которого исключительна, т.к. овладев гончарным кругом, человек получил в свое распоряжение колесо. Надо отдать должное Ф.Энгельсу, в своих оценках  Моргана он предельно объективен, и рассматривает Моргана, как величайшего историка, но … лишь времен предшествовавших цивилизации.
Результаты Моргана и его этнографические подходы – использовать исследования жизни современных, но отставших в историческом развитии народов для анализа предыдущих этапов истории не канули в лету. Надо отметить, что использования материалов и разнообразных данных, полученных в результате экспериментов на человекообразных обезьянах и материалов о жизни современных племён, живущих в первобытных условиях и отставших в своём историческом развитии, по-прежнему в поле зрения современной исторической науки, но в большинстве случаев без упоминания Моргана. Но, мнению многих авторов, прямая проекция таких результатов на начальные этапы развития человечества не всегда корректна./9/ Как считает Б.Ф.Ломов, представляется целесообразными и необходимым дальнейшая разработка методов, которые позволили бы эффективно реконструировать поведение предков человека – первобытных людей./10/. Таким образом, замысел Энгельса о соединении в один исторический анализ результатов Моргана и Маркса далеко не всем представляется безупречным и правомерным. Исторический подход Кондорсе о воссоздании истории единого народа так же оказывается в зоне критики. Определенные методологические трудности возникают при переносе данных, полученных в результате эксперимента на человекообразных обезьянах, и материалов о жизни современных племен, живущих в первобытных условиях. О недопустимости прямого использования таких исследований высказывается Б.Ф.Ломов: «…прямая проекция получаемых в этих исследованиях данных на давно закончившийся этап биологической революции вряд ли достаточна для решения рассматриваемого вопроса. Точно так же ограниченное значение имеет прямая проекция данных о жизни некоторых современных племен, отставших в своем историческом развитии, на начальные этапы развития человечества».
      
        Здесь нельзя не отметить некоторое отрицание исторического метода Кондорсе и его применение Энгельсом для анализа древних страниц истории европейских государств, основываясь на исследованиях Моргана. Несомненно, возможность таких проекций существует, и они дают возможность проникнуть на большую глубину в исторические этапы развития народов, которые   до толе не были известны. Но при этом обоснованность таких экстраполяций, должна находить свое подтверждение в применении методологии конкретных наук  и конкретных результатов, полученных в рамках конкретных исторических исследований, например археологических. Кстати говоря, археология, изучая материальные останки стоянок древнего человека, как в прочем  и проводя археологические раскопки более поздних этапов истории, по существу исследует в рамках своей методологии изобретения в виде сохранившихся в изучаемых слоях земли домашней утвари, оружия, приспособлений для охоты, фрагментов жилища и т.д. На наш взгляд сопоставление изобретений древних племен и народов с аналогичными предметами племен современных, которые отстали в своем развитии, вполне позволяет принимать корректные решения о правомерности применения проекций и экстраполяций и распространения особенностей жизни современных племен, для анализа исторических этапов древнего человека и наоборот.

        Но применение Энгельсом метода Кондорсе несет в себе, на мой взгляд, гораздо более важный момент неопределенности. Следуя В.Гегелю, мы в праве считать, что «наше знание   движется и вполне определено лишь в пределах некоторых границ, однако, при приближении к границам происходит трансформация: причина становится следствием, следствие причиной, истина становится заблуждением, заблуждение истиной…». Попытка экстраполяций исследований Моргана на ранее неизвестные этапы истории народов Европы – это не просто суперпозиция двух исторических подходов в единую, по мнению Энгельса, материалистическую историческую картину мира. Но, пытаясь проанализировать ранее неизвестный  исторический  этап, Энгельс не просто приблизился к ранее известным границам исторического знания, он вышел за пределы этих границ. Правомерно говорить о спонтанном изменении границ познанного. В такие моменты происходит не просто трансформация сложившихся представлений, а рождается кипящий слой, в котором рушатся все ранее известные принципы, рождаются новые подходы, подвергаются пересмотру прежние представления. При этом, вообще говоря, ранее созданное знание может сохранить свои формы, вследствие их инерции, но оно не в силах остановить развитие содержания, которое несет в себе объективность. Энгельс, тем не менее, нигде не подвергает сомнению историческую картину развития цивилизации, предложенную Марксом, и даже не задается вопросом: «А нуждается ли Морган в таком Марксовском продолжении? Возможно, ли исследовать исторический процесс  путем продолжения Исторических Линий развития?»  Морган исследует в рамках древней истории линию развития и эволюцию семьи совместно с линиями развития изобретательства подчеркивает их влияние на состояние семьи вследствие расширения источников существования древних людей, но не только семьи, кстати говоря, а так же учреждений родового строя. Мы вправе предполагать, что распространение этого метода на последующие этапы истории вполне логично. Конечно, последовательное применение метода Моргана требует учитывать, при этом, возможное влияние изобретений на возникновение и формирование и совершенствование будущих структурных элементов общества и в том числе государства со всеми его институтами, норм права, морали, и здесь анализ  снова возвращает нас к проблеме эволюции и развития семьи.
      
       Однако, нельзя приписывать исследованиям Моргана всё многообразие историзма древнего общества. Его исследования древней жизни касаются группы конкретных племён индейцев Северной Америки,  и формальный перенос его жизнеописаний  на процессы, происходившие в древних племенах в других частях света, конечно же, не корректен. В каждом отдельном случае конкретно исторических исследований надо устанавливать индивидуальный характер эволюции различных племён в соответствии с конкретными результатами археологических исследований, восстанавливая моменты эволюции,  используя анализ скелетных останков, сопоставляя при этом результаты, полученные в разных частях планеты, которые имеют близкие климатические показатели, или, наоборот, во внешних условиях, которые принципиально противоположны. Но во всех случаях мы неотвратимо будем признавать правоту обобщений Моргана объясняющих механизм исторического развития человеческого общества. Движение к прогрессу осуществляется через изобретательскую деятельность.
      
       Нельзя не видеть, что перед нами Морган – историк. Те несовпадения, которые обнаруживаются при сопоставлении этнографических описаний Моргана и других исследователей в периодизации эволюции семьи, роли тех или иных отдельных изобретений – вторичны. Он вырвался за пределы этнографии, открывая определяющий закон развития истории по пути прогресса от менее совершенных  к освоению все более могущественных изобретений, последовательное освоение которых обществом и образуют линии исторического развития, в разной степени, на разных поворотах истории, оказывающих влияние на условия жизни и развитие семьи.
Морган связывает с изобретениями прогресс в производстве средств к жизни и, формулируя главный закон развития истории, пишет:
«… из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи человеческого прогресса с той или иной степенью точности совпадают с эпохами расширения источников существования»./6/ 

       Рассматривая древний социум как бы состоящий из двух областей деятельности человека, как-то: производство средств к жизни и воспроизводство самой жизни, репродуцирования человека, - Морган выделяет   линию  развития семьи, изначально основанной на материнском праве, как самостоятельную линию исторического развития. Не называя  параллельной периодизации, он связывает ее развитие с расширяющимися возможностями общества.
               
      «Семья активное начало, она никогда не остается неизменной, а переходит от низшей формы к высшей, по мере того как общество развивается от низшей ступени к высшей. Напротив, системы  родства пассивны; лишь через долгие промежутки времени они регистрируют процесс, проделанный за это время семьёй, и претерпевают радикальные изменения лишь тогда, когда семья уже радикально изменилась».  Л.Морган /6/.
            
       Маркс здесь комментирует: «И точно так же обстоит дело с политическими, юридическими, религиозными, философскими системами вообще».
Что касается семьи, то эволюция в её развитии в настоящее время связана не только в связи с системами родства, но так же и в связи с возникновением новых принципов репродукции человека в целом.
Настало время, когда мы сами являемся свидетелями гигантского эксперимента, проводимого в разных странах, который состоит в том, что общество сознательно исследует возможность влияния на развитие семейных отношений, осуществляя ранее неизвестные принципы репродукции человека. Здесь мы должны назвать и искусственное оплодотворение, и вынашивание младенцев суррогатными матерями. Особо надо отметить клонирование и вот почему. Человек продолжает пребывать в состоянии эволюции и расширение источников существования в будущем земной цивилизации будет связано с расширяющимися возможностями самого человека.
Космос должен сыграть роль нового источника расширения ресурсов существования и стать на службу истории человечества.  В своей книге «Очерки о вселенной» К.Э.Циолковский широко освящает тему эволюции человека и приходит к выводу, что для осуществления своей космической миссии человек должен измениться биологически, при этом он  считает, что естественная эволюция слишком медленный и мучительный процесс./11/

        Последовательно применяя диалектику Моргана к любому этапу истории, мы в праве рассматривать историческое состояние общества как взаимодействие определяющих его исторических линий развития, и тогда пытаясь проанализировать  некий момент истории, мы в праве сделать необходимый для понимания сиюминутный исторический срез. Этот срез должен нам показать как  содержание определяющих данный исторический этап элементов, так и реликты прежних исторических этапов, но так же и зарождающиеся линии развития будущего. В одном из писем к Боргиусу Энгельс именно в таком смысле рассматривает свою концепцию «Общественно Экономической Формации» /15/, возможно, именно под влиянием Моргана. Переростание! Эволюция, а не революция!

        Водораздел между Морганом и Марксом проходит через различие в толковании обоими роли изобретений. Если Морган видит в изобретениях расширение источников существования человеческого общества, которое открывает путь развития  истории к прогрессу, то Маркс ничего кроме усиления эксплуатации от влияния изобретательского процесса не видит и, соглашаясь в этом вопросе с Джоном Стюартом Миллем, пишет буквально следующее:

       «Джон Стюарт Милль говорит в своих «Основаниях политической экономии»:
«Сомнительно, что бы все сделанные до сих пор механические изобретения облегчили бы труд хотя бы одного человеческого существа».

       (Маркс здесь комментирует: Миллю следовало бы сказать: «хотя бы одного человеческого существа, не живущего чужим трудом», потому что машины, несомненно, сильно увеличили число знатных бездельников.)/12/

       Что касается изобретений Маркс, противоречит самому себе. Все, что касается формирования всех правовых отношений, Маркс определяет производственные отношения как ведущий фактор формирования их, но вся XIII глава Капитала полностью посвящена тому, как возникновение изобретений последовательно воздействует на все производственные отношения и, определяя их,  облегчают труд людей и, в частности, пишет:

       «Между тем и употребление силы воды, как преобладающей двигательной силы, было связано с различными затруднениями. Нельзя было произвольно увеличить её или сделать так, чтобы она появлялась там, где её нет; временами она истощалась и, главное имела чисто локальный характер. Только с изобретением второй машины Уатта, так называемой паровой машины двойного действия, был найден первичный двигатель, который, потребляя уголь и воду, сам производит двигательную силу и мощность которого находится всецело под контролем человека, - двигатель, который подвижен и сам является средством передвижения, двигатель, который, будучи городским, а не сельским, как водяное колесо, позволяет концентрировать производство в городах, вместо того, как это требовало водяное колесо, рассеивать его в деревне, двигатель, универсальный по своему применению и сравнительно мало зависящей от места его работы. Великий гений Уатта обнаруживается в том, что в патенте, который был получен в апреле 1847 года, его паровая машина представлена не как изобретение для особых целей, но как универсальный двигатель крупной промышленности. Он упоминает здесь о применениях, из которых некоторые, как например, паровой молот, введены лишь через полвека. Однако, он сомневался в применимости паровой машины в морском судоходстве. Его преемники, Болтон и Уатт показали на промышленной выставке 1851 года колоссальнейшую паровую машину для океанских пароходов»./12/
Каких еще опровержений самому себе надобно? Кстати говоря, вся глубина понимания истории Маркса не позволила ему, хотя и в малой степени предвидеть, что не пройдет каких-нибудь пятьдесят лет и энергия воды, преобразованная гидроэлектростанциями, перестанет быть деревенской энергией, а созданные изобретения вновь и при том радикально изменят все те же производственные отношения. Так кто кого определяет? Нельзя не видеть, что последовательное создание и распространение изобретений является ведущим фактором формирования производственных отношений, открывает возможность применения наук, определяет отношения господства и подчинения в условиях производства и выдвигает на первый план исторического движения человеческих сообществ носителей интеллектуальных изобретательских достижений. Тех самых изобретателей, которых  называет бездельниками! (На одной странице бездельники, на другой – гении.) Все дело в том, что в определении цены товаров Маркс использует понятие «общественно-необходимое время», которое необходимо затратить на его производство. Но нигде Марксу не приходит мысль о том, каково то общественно-необходимое время, которое необходимо для создания и проведение в жизнь того или иного изобретения.
Для Маркса возникновение изобретения и его применение – это, прежде всего, усиление эксплуатации рабочих со стороны «бездельников – владельцев машин». А с точки зрения Моргана каждое изобретение несет в себе ресурс расширения источников существования человека и именно вместе с расширением возможностей и источников существования реализуется движение исторического процесса. Ну, а все-таки кто они, эти бездельники? Их имена известны Сименс, Шукерт, Т.А.Эдисон, Г.Форд, Вестингауз и иже с ними. По воспоминаниям современников Т.А.Эдисон, проживший более 85 лет, непрерывно изобретал более 60 лет, создал более 1000 изобретений (патент на 1083-е изобретение был выдан уже после смерти), работал всю жизнь по 18 часов в сутки и никогда не спал больше 4 часов. Вот такие вот бездельники!

        В своих комментариях к ХIII главе Маркс, однако, пишет, рассуждая о том, что изобретения 18 века одновременно возникали в нескольких странах и, в частности, относительно изобретения Джона Уайетта (машина, чтобы прясть без помощи пальцев) Маркс пишет:

       «Уже до него применялись прядильные машины, хотя очень не совершенные, по всей вероятности раньше всего в Италии. Критическая история технологии вообще показала бы, как мало какое бы то ни было изобретение ХVIII столетия принадлежит тому или иному отдельному лицу. Но до сих пор такой работы не существует». /12/

         Маркс ошибается здесь в двух моментах. Во-первых, такая работа существует, и ее каждый день пишут изобретатели, фиксируя через патентные ведомства непрерывный поток изобретений, по крупицам совершенствуя технику во всех направлениях, при этом каждому из них история оставляет ровно столько, сколько он изобрел ни больше и не меньше, а критиковать тут нечего. А, во-вторых, история изобретательства знает множество примеров того, как близкие, однонаправленные или даже тождественные изобретения  одновременно создавались в разных странах. Электрическая лампочка, телефон, паровоз, и.т.д., так что разделения авторства, порой, приходилось осуществлять в судебном порядке. Автором телефона, например, были названы трое изобретателей: Белл, Грэхем и Эдисон. Здесь, напротив, нельзя принижать роль авторского начала, а надо видеть момент объективности. Если условия для формирования изобретения  сформировались то его возникновение предопределено объективностью  законов природы, организованных в изобретениях, даже если они созданы разными авторами в разных странах.
Вообще, суждения Маркса об изобретениях непоследовательны и весьма специфичны.  Несколько ранее Маркс пишет:

       «Математики и механики …   даже простейшие механизмы, как рычаг, наклонную плоскость, винт, клин и т.д. называют машинами. Действительно, каждая машина состоит из таких простейших механизмов, каковы были бы их формы и сочетания. Однако с экономической точки зрения это определение совершенно непригодно потому, что в нем отсутствует исторический элемент». /12/


         Однако кто же тот гений, который изобрел названные Марксом простейшие механизмы?  У всех этих изобретений один автор, его имя – Архимед. Величайший творец в истории человечества Архимед назван первым среди всех изобретателей истории. Его метательные машины тысячелетиями штурмовали крепости во всех войнах средневековья;  рычаги, наклонные плоскости, лебедки, полиспасты, шнеки и т.д.,     по сей день трудятся на всех стройплощадках мира. Давайте вспомним, однако, его лучевое оружие, когда, используя параболические зеркала, Архимед сумел сконцентрировать солнечные лучи и, направив их на римские галеры, осаждавшие Сиракузы, сжег римский флот. Из всех изобретателей древности он единственный вышел за пределы сложившегося тогда информационно - изобретательского поля. Когда анализируешь изобретения Архимеда, невозможно отделаться от мысли, что он инопланетянин. Но для Маркса здесь «отсутствует исторический элемент».
       
         Маркс, вероятно, увидел у Моргана главное, что делало его исторический материализм несовместимым с моргановским. Изобретение – это интеллектуальная форма собственности, которая определяет исторический процесс. Выделяя в укладе технике лишь нарастающий коллективистский характер, Маркс традиционно видел лишь коллективизм пользователей, потребителей и упустил из виду созидательный компонент, а он всегда индивидуален. И именно он определяет, через воздействие изобретений, на уклад техники те производственные отношения, которые Маркс ставит во главу угла понимания всех человеческих отношений, выбрасывая за борт истории её действительных творцов.

         А что касается формирования уклада семьи, у Маркса есть рассуждения на счет обобществления жен, которые не имеют никакого исторического содержания.
Диалектика Маркса, на деле, оказалась диалектикой понятий: уклад техники, коллективистский характер и пр. Маркс так же пытается ретроспективно экстраполировать свои историко-диалектические конструкции, и для описания древнего общества он вводит понятие  «первобытный способ производства». Но вполне очевидно, что такого способа производства никогда не  существовало, а древний человек владел всего лишь несколькими разрозненными изобретениями, позволявшими ему обеспечивать ему сиюминутные потребности по добыванию пищи и защите от посягательств дикой природы. Диалектические обобщения Маркса относительно будущего развития истории то же весьма условны, недаром еще Дюринг называл их «диалектическими чудесами для Марковских правоверных». В самом деле, как неубедительно выглядит рассуждение относительно мировой революции, которая должна была, по мнению апологетов исторического материализма, охватить всю планету вследствие выравнивания уровня развития стран в условиях капитализма. Древний мир в период творчества Маркса явился миру именно в разнообразии и неравномерности развития народов, так что корректное применение диалектического метода предполагает понимание будущих этапов развития с точки зрения возрождения неравномерного характера исторического процесса, причем возрождения в высшей форме. Мировая революция, как возникающий с необходимостью этап истории представляет собой не более, чем понятие, которое позволяет Марксу конструировать желанные следствия так же, как это он конструировал, вводя понятие «коллективистский характер техники». О какой равномерности развития народов в условиях капитализма можно вообще говорить, если Морган в XIX изучает жизнь древних племен ирокезов, проживавших на территории штата Нью-Йорк в то время как вся страна США охвачена развитием раннего капитализма.
 Правда Ленин подправляет исторический материализм Маркса и доказывает, что в условиях империализма социалистическая революция может произойти в одной отдельно взятой    стране /13/.  Но, простите, теория – это не лоскутное одеяло, которое можно в нужный момент подлатать для удобства пользования.
Конечно, теория рождается в осмыслении массы фактов, и в какой-то момент  своего  саморазвития теория вступает в конфликт со вновь накопленным фактическим материалом. Тогда-то и наступает момент пересмотра тех исходных посылок, которые были заложены в фундамент теоретического построения, а всякие сиюминутные  изменения и дополнения возможны, но далеко не всегда корректны. 
       
       Но ведь Октябрьская революция все-таки произошла и не она одна, и все они произошли не в форме мировой революции, а именно в отдельно взятых странах. Выходит дело, марксизм в редакции Ленина нашел свое практическое воплощение, не так ли? И даже более того разрозненные революционные процессы находились на горане перерастания в мировую революцию, и, более того на последующих этапах истории он возродился, порой, под теми же флагами и именами. Вновь зазвучали знакомые в истории имена: Сандино, Фарабундо Марти. А бесспорный Латиноамериканский лидер - Даниэль Ортега, который символизировал Сандинистское народно-освободительное движение 79 года, всегда подчёркивал преемственность идей Ленина в народно-освободительных процессах и в возглавляемом им движениии. Более того Ортега всегда позиционировал себя как преданного ленинизму революционера.
      Мы все помним, как приведя сандинистское движение к победе, Даниель Ортега  не стал узурпировать власть, а, напротив, сам всемерно содействовал проведению демократических выборов, где победу в политической борьбе за пост Президента одержала Виолета Бариос де Чаморро. Но ничто не помешало в дальнейшем Даниелю Ортеге  участвовать в демократическом процессе и, многократно, хотя и с перерывами быть избранным на пост Президента страны. 

        Автор этой книги глубоко убежден, что развитие истории происходит не по теориям, поскольку история и на уровне отдельного человека, и на уровне государства и на планетарном уровне столь многообразна, что не существует такой теории, которая бы могла охватить во всей конкретности многообразие исторической практики. Однако, рождаясь в осмыслении исторической практики, теория способна от лица своих создателей приверженцев, последователей  оказывать активное влияние на ход истории, а люди, сознательно использующие теоретические достижения в своей практической деятельности могут осознанно содействовать бессознательному ходу истории. В этом огромное значение теории. В этом ее роль, в этом ее сила, в этом ее колоссальная роль, в этом ее страшная сила. Но если творцы революции пытаются абсолютизировать роль своих теорий, рассматривают их как некоторую истину в последней инстанции, то наступает момент непреодолимых противоречий, когда созданная по теориям картина мира оказывается не в состоянии воспринимать нарастающую совокупность реальных изменений, становясь при этом источником самоуничтожения и себя самой и результатов своих практических приложений.
 В той или иной форме участвуя в политических процессах недопустимо изменять ход истории по своему усмотрению и "подкручивать стрелки на часах истории", чтобы создать себе удобный момент времени.      
             
         Изучая Л. Моргана, К. Маркс, возможно, понял несостоятельность своего теоретического подхода к пониманию истории. Перед ним лежал труд, который   открыл миру новую теоретическую картину истории. В основу теории, которая так же имела право быть названной историческим материализмом, было положено не революционное преобразование общества ради мифического справедливого дележа. Напротив, в основу понимания исторического движения человеческих сообществ положен процесс  создания всё  более высоких достижений, основанных на интеллектуальной собственности, которое должно быть понято как решающий фактор исторического прогресса.
            
         Трудно согласится с современниками Л.Г.Моргана. В свое время Моргана называли американским Марксом, хотя иные доказывали, что между Морганом и Марксом нет ничего общего. Это, пожалуй, более правильно. Ну, в самом деле, у Моргана развитие истории путем эволюции, основанной на реформах, пусть радикальных, если это необходимо. Морган был признан как эволюционист в социологии и, более того, как основатель эволюционизма в социологии. У Маркса в основе лежит классовая борьба, ведущая к социалистической революции вследствие нарастающего коллективистского характера техники, у Моргана – семья - активное начало, поддержка семьи в рамках её исторической эволюции, основанная на созидательном ресурсе всей совокупности линий исторического развития изобретений в условиях развивающейся демократии в управлении государства. Ну, и что тут общего? У Маркса и Моргана нет ничего общего, разве что,  случайное совпадения роли изобретений при переходе от мануфактуры к крупной промышленности, отмеченное Марксом, символически объединяет их.  Мне представляется, что во второй половине ХIХ века произошла, говоря современным языком, бифуркация – раздвоение теоретического знания и анализа путей развития истории: путь Моргана  и путь Маркса. История, как и любой другой процесс развития, раскрывается через самодвижение, которое предполагает распад на противоположности, так что в этом противостоянии правильно видеть и момент объективности. ИСТОРИЯ ВЫБРАЛА ОБА ПУТИ.

              Список литературы к главе.


 1.  «Физические  факторы исторического процесса» А.Л. Чижевский. Калуга 1-я
         Гостиполитография 1924 г. (стр. 5-10, 11, 51,52)
 2.  «От Руси до России», Гумилёв. Л.Н., стр. 12-13,  ООО «Издательство Астрель», Москва, 2005г.
 3.  «Философские тетради», В.И. Ленин, изд. Пятое, т. 29, стр. 170—171.
 4.  «Наука логики», Г. Гегель.  & о  «субъективной цели» (217-221).
 5.  «Эволюция в физике» А.Эйнштейн, Инфельд.
 6. (Архив К.Маркса и Ф.Энгельса т. IХ стр. 4) L.H.Morgan, Ancient Society, London,1877, p.
«Линии исторического развития от дикости через варварство к цивилизации»   («Ancient society, or Researches in Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization») London, Macmillan and Co. 1877 год, книга издана в Америке. Известно издание на русском языке, Ленинград,1934 год.
 7. .«Четырнадцать писем об ирокезах», American Review, № №  II – XII, за февраль  декабрь, 1847 год.
 8. «Происхождение семьи частной собственности и государства», Энгельс,М.,Политиздат, 1970 год.
 9. Е.М. Махаров, Философия истории, , М., «Мысль» 2004, стр. 98,99;
10.Б.Ф.Ломов Проблема социального и биологического в психологии,// Биологическое и социальное в развитии человека. Москва, 1997. Стр. 69.               

 11. «Очерки о вселенной» К.Э Циолковский, Издательство Проблемного Автономного Института Международного Сотрудничества, 117419, Москва, Орджоникидзе, 3, 1992 год.  Стр. 215, 217.
 12 К.Маркс, Капитал, Критика политической экономии, том I. (Предисловие Энгельса), М., Политиздат, 1969 год, стр. 383,387,388.
 13. В.И. Ленин, «Развитие капитализма в России», изд.3, том V. Стр.572.
 14.  К.Маркс, Ф. Энгельс, собр. соч., т. 39, стр. 74 (письмо Энгельса к Боргиусу от 25/1 – 1894г.)