Кукушкино

Леопольд Блум
               
Прах этой земли ценнее золота; серебро же, что мусор, на улице валяется. Деревья там растущие, посажены ещё в первые дни творения и орошение получают от вод эдемских. Дружин множество имеется в той стране, и воины носят венцы на головах, но войну вести не обучены и даже стрелять из лука не умеют.

Агада о Соломоне, XXIII.

Нет на свете сильнее мук, чем муки слова.

Неизвестный.




****

   В вагоне электрички, как в вагоне-ресторане, сидел уже изрядно подвыпивший до этого человек с лукавой улыбкой, одутловатыми щеками, на выступающей из кожи пятидневной щетине которого просачивалась метафизической тоской по сакральным собраниям в молодости в трудовых коллективах большая печаль. Он нежно обнимал проводницу, как-то мягко кивал ей. Она приносила чай. Но это была электричка. А то была та самая, которую он встретил, когда ездил в Гаагры. Он мечтал сказать ей об этом, заполнить терзавший его до этого вопрос каким-то новым невиданным смыслом, но не стал.
   На соседней лавке сидел мужчина. Он сказал очень громко: "Зиг-Хайль!". И присел рядом с человеком.
- Я вам не кто-то там... Эй, вы понимаете! Я ему серьезно говорю, комитет за всеми следит, они вообще...Да. И за Хусейна мы им, и за Дербент. Сам я Русский, Володя зовут, можно просто Вован.
- Не нужно ничего.
Помимо того, что я был пьян, так я даже не могу сказать с кем именно он разговаривал.
- А вот я говорю например, ты похож на внука.
- Чего? - уставился он нервно, и на его лице мой проницательный взгляд уловил, что он любит подумать о себе приятные вещи, но боится чего-то совершенно неожиданного.
  Вопрос про внука сбил его и заставил сосредоточиться. Несколько минут он мучительно смотрел в ботинки: черные тяжелые берцы.
- Я понимаешь, - сказал он тихо - что ей сказал. Ты бы знал.
- Я все знаю, - ответил я - сам вообще по образованию, внук, знаешь кто? Инженер наладчик электродвигателей, был в экспедиции в Приамурье летом, там потом прорабом, инженером, механиком, наладчиком буровых установок работал, со мной советовались насчет конструкторский решений, я потом во всесоюзный пошел, и да...
  Что ты думаешь? - словно отмеряя невидимые удары по лицу внука произносил он нарочно молодо и сочно, как бы завершая какой-то скрытый до этого магический жест. Отчего вдруг показалось, что немолодой собеседник и значительно умнее, и значительно более субъект, чем этот непонятный тощий похожий на черта, от слова чертить, молодой дурной сторонник Правых идей.
- А ты что там делал?
- Где именно?
- Блин, да ты в натуре какой-то, - спустя несколько минут проговорил он перебирая губами беззвучно; так, как человек в крайнем напряжении - я просто посмотрел и думаю вот сидит Иисус партийного дома ЦК, Дзержинскому мог бы набирать по телефону - не сказал бы, но вы на отца моего похожи странно, а он из органов. У вас тоже проседь там на виске, да...
   Выпивший достал из черного прямоугольного кейса бумаги и флягу, бумаги он небрежно бросил. То есть я бросил. Флягу он открыл и выпил, долго держа голову задранной к верху.
- ... Сколько всего было, я когда Гагарину говорил об этом он мне не верил, но понимаешь наши ощущения настолько истончались, мы шли за ним как за неким новым восторгом черноты космоса и пронизывающе так глядя в него надеялись обрести в нем свой... А свое... Ты чертик погоди, куда ушел?!
 Я только сейчас заметил, что собеседник, или то что я за него принял было просто оставленной кем-то желтой курткой с какими-то модными словечками: "AZATHOT Monet". Азатот монет, - мелькнуло какое то странное узнавание внутри.
- Куплю Рога. Кали Юга. - сказал он уверенно сам себе.
- Откуда ты знаешь, что у тебя есть проблема?
Вдруг сказал откуда-то тихий голос. И мне стало сразу понятно, что это херувим, он был печальным, наверное один из этих, как с Фрески особенного художника. У них чего только нет, особенно ему как то раз  запомнился один из тех эпохи Возрождения,  который нарисовал Шулера, у него за спиной был туз. А художник. У него еще Апостол Петр изображается таким длинноголовым. И вот он, этот голос,  как бы спрашивал меня, щебетом доносившимся из гула вентиляции из-за плохой звукоизоляции. Попадал наслаиваясь на гудение релейного низкочастотного тока и вибрацию черепа от движения вагона. Казалось поезд едет в обе стороны.
- У тебя будет гей преследование, - повторил осторожно херувим с какой то ангельской насмешкой, если бы ангелы, могли шутить.
   Вот конечно намек на ужас, вот сакральное дерзновение, вот опыт человеческий. Вот Деревня Кукушкин-О... - "Следующая станция - Динам-О",  - совпали неожиданно его собственные мысли и голос диспетчера.
 И вот он был уже сам не свой, выпил все из фляги,  постучал как обезьяна себе в грудь, расстегнул галстук и мрачно выдохнул. Вот там ты дама бубей, моя Катерина Ивановна живешь, сложив губки.
- А кедр и палисандр. Была бы она дверь? - сказал Ангел и заговорщически засмеялся.
Все. Поехали в Кукушкино.
- А вы куда то едете я не понял?
- Еду, в Кукушкино.
- Постойте. Ну такой станции нет...просто нет смысла.
- Что?
- ДА.
- Я вообще откуда знаю?
- Сказал.
ХЛОП.
- Может это, если бы вы сами знали - сказали, я просто вижу, что вы тут сидите.
- Сижу. Еду.
- Постойте? На какой станции, На Кукушкино?
На соседних лавках неподалеку парочка перестала залипать в телефон и уставилась.

 - Какие бывают симптомы депрессии у грызунов? Вы только не переключайтесь, - послышалось неизвестно откуда-то взявшееся радио объявление. Для спокойного сна помогают экстракт мелиссы, женьшеня и корня иван чая. Настоящее сокровище. Магазин: "Исток",  555 555 555 Звоните. Заказы в оптом.
А ты рядом с ней ледяная штольня. Господи как заебала нахуй. ОТЧЕГО МНЕ ТАК БОЛЬНО!

  Не жизнь, а слюнотечение собаки Павлова с встроенным прибором по типу радара, как если бы кто-то хотел ощутить жжение электрода, наслаждения и боли, когда у него из фазы на ноль поменялось, так сказать, а потом рассказать и показать еще. Е**ь сынок! Она была большая. У нее были такие уши. Реки горы и поля...
  Она была как деревня Кукушкино. Где-то скрытая в лесах станция, куда не ходят поезда.
  А в этот город мой, где я живу, не приходят письма и солнечных дней в почти нет, везде прыщавые щи улыбаются мне, а так солнца мало, так мало! Что даже не хочется солнца.
  А там всегда солнце и всегда душистый запах, залихватски словно станцевал какой-то местный житель, "MUZHICK", как его называли бы как-нибудь разукрашенные туристки, будь они чуточку смелее и не беги они от своей правоты. Вот он весело притопнул и прихлопнул, как скрипят там калитки и как смеются бабы. Так
как обустроено там все. Они словно свои родные, но вышивают спокойно бабы, а мужики пьют. Пьют пока не посинеют, в от этой местной водки всегда синим горит, почти фиолетово, цветок газовой конфорки. И там, в Кукушкино, газовые плиты и там тихо так. И высунется она из окна и как давай, как давай!
И как ты мое сокровенное блаженство изволите вас называть? "Ты покайся". И "подлец" будет звучать, и потом "третье откровение", а там  глядишь, так по-****ски совсем и затосковал он по этой искусительнице уже сидя на кухне. И давай делать ей жесты. Вечером и утром.
  И она хохочет. Дьявол смеется и раздвигаются шторы, из них выступают покато старые рамы и звучит поздравление из несуществующего телеканала.
Там в Кукушкино, где живут люди, которые выходят с котами во двор, чтобы посмотреть на дождь. А лошади, их морды похожи на такой добрый пряничный мультфильм. В воздухе летают чудные твари, их так много.
  Я как Соломон увезу тебя с собой как царицу Савскую. А помнишь, когда говорит она? А как...Велюровые занавесочки словно в душу повесили в старом тамбуре ожидания.
- А ты кто таков есть? - говорит, - отвечай, говори дух свой претвори, Идолопоклонник! Кто ты есть?
Я отвечаю: "Ох, дьяволица! Сгубила меня".
И она тогда давай говорить мне.
 - Да так мне и хочется, так и сгублю, так и сгубишь сам, старый черт. И погублю, а коли червонный ты, так прямо и говори, а коли ты нехороший, темный дурной злой, то не жди моей любви. Во французском фильме могу сниматься. Смотри на меня и вожделей. А потом как простая самая простоволосая сидит. И свет еще как на изгородь падает.
   В этот момент запели в телевизоре настолько ужасные слова, что я смеялся и плакал. И вот она смеялась тоже предчувствуя это, словно внезапно окончила фразу сама в момент катастрофы.
  Человек с голосом довольно сильным и чистым, баритоном переквалифицировавшимся в тенора,  вдруг запел под быстрое ускорение гитарного аккомпанемента:

ВЕСТЬ ЛЕТИТ ВО ВСЕ КОНЦЫ:
БУДУТ НОВЫЕ ПОБЕДЫ
ВСТАНУТ НОВЫЕ ***ЦЫ!

  Он повторил это три раза с такой интонацией на третий раз, что мне совершенно стало плохо, словно бытие затошнило... А она уже хихикает, хихикает.
- А ждать будешь хоть, окаянистая ты моя? - спросил я и выдохнул как перед прыжком с парашютом.
- Буду - сказала она полушутливо, покручивая прядь волос нарочно таким жестом чтобы максимально досадить его честолюбию.
  Нет честолюбия и греха в Кукушкино. Повержен грех был сперва честолюбием, а потом честолюбие грехом и так они вместе сошлись красиво. Как воля. Как разум, как космос. Молодо и строго смотрело лицо и чувствовалось в нем лукавство, которое способно досадить честолюбию на дальней дистанции. Откуда-то, из огромного супермаркета с надписью "Выход", где стоит на полке искусственная зеленая пластиковая канистра из Китая. Она как ты - моя ненастоящая пластиковая любовь.
Словно все игрушки: и эти игрушки и другие, и более дорогие игрушки тоже и даже те игрушки самоходные.
  Папа-папа, - кричал мальчик похожий на меня, - я кину в ямку с молоком этот камень?! Напоминающий однажды выточенный мной прямоугольный, длинный, черный камень, который стоит у тебя там на маленьком столе. Он так изумленно заострен и глядит непохоже ни на что даже в Кукушкино. Все смешалось.
  А по телевизору пел голос козлиный какой-то уже. "Отвечает мне отец. Нихуя уже не будет только ****ый ****ец".