По другому и не скажешь!
Без жара и огня не зазвенит он, не засверкает белизной, играя бликами на свету, да и не засияет яркими сочными красками, которые раскинутся, разольются на широком блюде или обхватят округлые бока чайника
и рассыпятся букетиками весёлыми на чашках, тарелках да блюдцах.
Вы уже, наверняка, догадались, что я рассказать хочу о фарфоре.
Когда-то и я не могла себе представить, что те редкие белые чечки от разбитой фарфоровой посуды, которые я в детстве находила на сорище за нашей деревушкой и в раскопках уехавшей соседней деревни, проходили такой сложный, таинственный путь превращения!
Разглядывая отмытые в речки осколки, я любовалась на лёгкие полевые цветочки, листья и травки, нарисованные с любовью чьей-то умелой рукой.
Иногда краски были потёртые, матовые от частого пользования, но встречалась одна — тёмно-синяя, всегда яркая, словно смоченная водой. Так выброшенные на берег камушки и высохшие на солнце, блёкнут, но стоит набежать волне, как они засияют, радуясь водной стихии, с которой сроднились за долгие-долгие времена.
Когда судьба привела меня на Хайтинский фарфоровый завод, я узнала что эта звонкая синяя краска — подглазурный кобаль; в то время она уже не использовалась в производстве, но художники завода часто расписывали ею свои авторские выставочные работы.
Удивительно осознавать через годы, как судьба ведёт тебя, показывая какие-то картинки, создавая события и выставляя людей на твоём пути, чтобы привести к месту, где надлежит тебе жить!
Однажды я нашла большой фрагмент фарфоровой чашки на высокой ножке и с кусочком фигурной ручки. Это было что-то знакомое очень, отмыв его, я прибежала к бабке Зосе, у неё в буфете за стеклянной дверцей я видела такие чашечки. Она очень обрадовалась моей находке - это навеяло ей приятные воспоминания из её далёкой молодости. Тогда она и рассказала мне что родом из Мишелёвки, где стоит фарфоровая фабрика, а этот сервиз подарил ей на свадьбу брат Франц и другой брат — Бронислав, швейную машинку, которая стала легендарной на нашей маленькой заимке. Она и фамилию свою девичью назвала, только я забыла её тогда, сложная для меня она была. И уже позднее, в зрелом возрасте, я нашла в архиве города Иркутска запись о её венчании в католическом костёле с моим двоюродным дедушкой Виктором Герьятович, она была дочь Адама и Марианны Вердельманн.
Когда я училась в художественном, однажды наш педагог, Владимир Михайлович Агафонов, принёс мне газету, в которой был напечатан очерк Альберта Кусса, где он рассказывал о своём отце Казимире, погибшем при освобождении Польши, там школа была названа его именем.
И с большой любовью вспоминал он свою бабушку — Екатерину Герьятович, которая оказалась внучкой моего прапрадеда Бернарда. Она вышла замуж в Мишелёвку за Андрея Кусса, который был дедушкой Альберта. Наши предки были сосланы в середине 19 века в Сибирь из бывшего Польско-Литовского княжества, которое входило тогда в состав царской России и таких ссыльных в то время было множество по всей Сибири.
Летом, после второго курса, мы приехали группой на фарфоровый завод, чтобы выполнить свои курсовые работы, тогда я и появилась неожиданно в доме Куссов, была ещё жива бабушка Клавдия, жена Казимира, она с радостью вспоминала как в молодости ездили в гости к Герьятовичам, на лошадях, по замёрзшей Ангаре, показывала фотографии.
В то же лето мы подружились с Колей Генингом, который тоже учился в художественном, но на курс старше меня, его родители жили в Мишелёвке. Приехать сюда я уже была обречена, ибо дружба наша переросла в любовь.
Вначале семидесятых на заводе шла основательная реконструкция, в это лето строился корпус живописного цеха, в правой части его впоследствии расположилась художественная лаборатория, где я в дальнейшем работала. Можно сказать, что и я вложила свой кирпичек в это здание; после работы над курсовой, мы, пять человек из группы, укладывали кирпичи на поддоны, были для этого долгие июньские вечера и мы заработали тогда по 50 рублей!
Мишелёвка покорила меня своей красотой, как расписная фарфоровая чаша лежала она, окружённая холмами и лесами.
В зеркальных водах пруда отражались огромные старые тополя и вода вечерами была в нём как парное молоко. Речка Хайтинка — такая тихая и ласковая, из пруда падала весёлым водопадиком и вскоре впадала в студёную, текущую с саянских гор, реку Белая, а та соединялась дальше с Ангарой, на берегу которой я и жила.
Какая-то светлая аура витала над этим пространством! Думаю, её создавали жители, те, кто был связан с этим чудом - сотворением из серой массы сияющего белизной и красками, звенящего фарфора.
Я застала тогда ещё то поколение, пережившее войну, работавшее на победу. Династии фарфористов — несуетливых, ответственных, преданных своему делу, душой болеющих за качество и красоту фарфоровых изделий, всегда готовых передать свой опыт. Всё было отлажено — работа производства, подготовка кадров, культурная жизнь, быт...
Один за другим строились многоэтажные дома; детские садики, школа были полны детей — всё крутилось вокруг завода, всё держалось на нём!
И кто бы мог подумать, что через каких-то двадцать лет всё обрушится и свалится на наши головы эта чума — ПЕРЕСТРОЙКА, круша на своём пути то, что строили наши предки, ломая судьбы, уничтожая наше молодое поколение.
Те, что были в стране у власти, очумели от возможности легко нажиться и потеряли всякий стыд и чувство ответственности перед Отечеством. Шло страшное разграбление, которое называлось непонятным словом - ПРИВАТИЗАЦИЯ.
Народ на заводе готов был работать бесплатно, лишь бы он не закрылся...
Теперь он в руинах, как развалины древней цивилизации, где можно найти под слоем пыли и мусора остатки творчества тех, кто здесь трудился — гипсовые модели и формы, пробные отливки изделий, палитры красок, осколки белых черепков, глухо звенящих под ногами, остатки розового кварца и полевого шпата, опалённые огнём вагонетки для туннельных печей и подвесные люльки, что, покачиваясь, непрерывным потоком поставляли обожжённые изделия на сортировку...
И слёзы на глазах. И теплится надежда в сердце, что когда-то всё это оживёт, начнёт двигаться и нагреваться, зазвенит и засияет всеми цветами радуги, под кистью живописца, наш белоснежный фарфор!
На фотографии маленькое блюдце - цветочный этюд и камушки, которые я собрала на Байкале этим летом. Среди них один прозрачно-розовый, обкатанный водами Байкала - тот самый кварц, который используется в производстве фарфора.
Он и навеял мне эти воспоминания.