С Вовкой, Григорьичем-то мы знакомы, почитай, с пятидесятых. Крепкий мужик был, даром, что в легких пятно имелось. Выпьет бывало с мужиками в лесу и вперед всех за ягодой жмет. Ему, когда шестьдесят стукнуло, мощь медвежью имел, молодым на зависть. Домой ягоду центнерами носил. Куда столько!? Мать да жена, вот и вся семья.
Леток около двадцати избушка у него на заимке имелась, припас всякий для охотников. С постройки, замка на дверь не вешивал. Раза два, три в год туда рыбаки наведывались. Знал Григорьич где избенку ставить, места у него давно примечены были. На ягоды наш лес богат, так между делом можно литров сорок клюковки, княжники ли набрать. У костерка ушицу или малосол с чесночком да диким луком приговорить. Одним словом, благодать!
Собрались как-то. Дай, думаем, съездим, косточки разомнем, уткой себя побалуем. В лодки манчуки да съестные запасы покидали, палаток не брали, зачем они... Река не вовсе со льдом простилась, дорога длинная. Приехали а остановиться негде. Пепелище, заместо избенки, сиротливо на реку поглядывает. Костер развели и молча на ночлег устроились. Холодно и так, слышь, на душе тоскливо, что и сказать нельзя. Водка и та водой кажется. Спал ли кто в ту ночь, не спал ли, а только наутро,
не солоно хлебавши, отправились домой. Простыли, конечно, а Володьке вовсе худо пришлось. Кто на заимке пожарище устроил так и не узнали. Своим, вроде, оно ни к чему. Григорьич после того здоровьем хезнул и быстро ушел. Уж опосля похорон вдове с матерью от предприятия заслуженную квартирку дали, да и они не зажились. Вон, полный гараж варенья да грибов, на помин, после себя оставили.
(Вышемирская Ольга)