Пробую начинать утро с йоги. Ха-ха! Говорят, что помогает. Говорят – практикуйте и все пройдет. Стояла в позе «собаки мордой вниз» две минуты. Может, не так стояла? Что-то мое сердце не наполнилось любовью к людям. И настоящим не могу жить. И как забыть прошлое? Если на будущее не надеюсь…
Говорят, никто не сможет причинить мне боль без моего разрешения. Ты веришь? Вот и я …не верю.
Постараюсь ответить на твои вопросы, как ты просишь – в деталях.
Автоматические двери магазина были распахнуты и промокшие туристы продолжали втискиваться в людской поток, бегущий от ненастья. Минуя проем входной двери, я сразу увидела приметную зеленую тенниску Антона. Глаз моментально выхватил другую – ядовито-желтую, натянутую на роскошную женскую грудь и, впритык притертую к его майке. Эта грудь принадлежала Любе Стасовой.
Вот так мы познакомились. В тот же день она позвала нас в гости. Обсохнуть.
– Я живу рядом! До Бауэрстрит пять минут пешком. Перестанет поливать и пойдем! Мне приятно помочь своим соотечественникам… – она дружелюбно заглядывала в глаза то мне, то Антону.
Знаешь, как он любит эти первые мгновения? Мгновения первого впечатления – такой неожиданной, непосредственной, страстно увлекающей девушки. Когда глаз на лету одобрительно подмечает мельчайшие детали и его тянет дальше – вновь пробежать, прощупать, дотронуться...
Только в настоящем могу вспоминать об этом. Как бы, с умеренным интересом, как бы, с безучастностью светской полуулыбки.
Она сразу мне не понравилась. А как могла понравиться смазливая и наглая, напористая и …да, да, конечно, красивая! Атласная кожа, слегка тронутая загаром. Бархатные глаза со сложной гаммой от орехово-карамельных оттенков до травянистой зелени. Красноречивые брови, взлетающие и порхающие, при каждом эмоциональном всплеске. Которые длятся бесконечно. В ее присутствии всегда оживление, смех, восхищение, восторг…
Если я сейчас закрою глаза, ее профиль отпечатается на моей сетчатке - божественный профиль! Пожалуй, такой можно найти на полотнах известных мастеров, где юные дамы с прозрачной, слегка смуглой, иногда наоборот, очень светлой кожей, смотрят на нас грешных, поражая своей изысканной кротостью или ...распутством, но неизменно принося в дар своим почитателям безмолвное великолепие женской красоты, как жертвоприношения жриц у алтаря.
Ты же понимаешь, что я собрала все остатки мужества и уже не надеялась, что смогу сказать правду о ней.
О-о-о! Ты знаешь, чего мне это стоит! В мою базовую комплектацию не входит отпускать комплименты соперницам. Тем более, что я выросла в среде с оборванной связью поколений…и меня не научили особой толерантности…
Не знаю, на фига тебе детали...
Любке тогда удалось затащить нас в свою небольшую, но очень комфортабельную квартиру-студию. Она действительно была в шаговой доступности от площади Дам и полностью соответствовала своей хозяйке. Вначале мне показалось, что пространство квартиры завалено ненужными вещами, выброшенными на свалку. Потом выяснилось, что разгильдяйство и беспорядок интерьера, собранного как бы, с миру по нитке, был творческим проявлением хозяйки.
Вообрази себе, сочетание старой кирпичной кладки с шикарной хрустальной люстрой, стоимостью не одну тысячу…конечно, не гривен. Или вот еще – грубая бетонная тумба для гостевых задниц, прикрытая настоящей шкурой леопарда.
Нет предела фантазии современной куртизанки! Вначале и я так подумала. Со временем же, поняла, что Любка, специально, никогда не заботится о показушном глянце. У нее глянец получается всегда – такова ее сущность, которую принимаешь или нет.
Чтобы подытожить все, для полной картины, расскажу еще одну историю. Поднатужусь.
За день до нашего перелета в Киев, Любка приперлась в гостиничный номер.
– Люди, мы сегодня идем слушать модных музыкантов! Вы будете в восторге! Это бомба взорвет ваши мозги!
– Мы завтра утром улетаем… – я попыталась отказаться от заманчивого предложения.
– Ну и что?! Я все устрою! Завтра отвезу вас в аэропорт! А сегодня мы…, – выговаривая слова, она красиво управляла пухлыми губками. Продолжая болтать без умолку, без напряжения, она не забывала растягивать губы в улыбку. Прекрасно отрепетированная мимика, интонация и жесты. При этом, она слегка перебирала длинными пальцами в такт движения своим губам, будто проигрывала жужжание шмеля на невидимой клавиатуре фортепиано.
Мы согласились. И вот что из этого вышло.
Со стороны площади Лейдсеплейн, дорога плавно вливается в улицу Ветерингсанс, которая известна как одна из пристанищ ночной жизни Амстердама. Первопричиной ночного праздника стал клуб "Парадизо". И у нас были входные билеты в этот храм музыки.
Я не случайно назвала клуб храмом – мрачный замок, возвышающийся на общем фоне домов, стоящих по другую сторону улицы, вызывал подобное впечатление у несведущего человека. Все потому что, изначально, здание служило народу как церковь. Ну не удивительно ли? Представь, что нидерландеры скоро перестроят все церкви в ночные клубы или сдадут их в аренду под рестораны или тренажерные залы.
А теперь, вообрази, что в главном зале с высокими потолками, на балконе с видом на сцену, на фоне трех больших витражных окон, в компании безумных меломанов, стоят трое невменяемых. Они уже изрядно устали от волн синусоидальных децибел, людей и видеоэффектов, но не сдаются.
– Правда здесь круто! – кричит Люба, касаясь губами уха Антона.
Он качает головой в ритм музыки и знак согласия. Ему же нравится акустический шабаш в стиле габба. Думаю, что стоящая рядом Любка, в тот миг музыкального безумия, пробуждала в нем чувства, граничащие с инстинктом размножения. Ну, ты же понимаешь, о чем я? Когда чувства становятся защитным механизмом, превращая реальный кошмар действительности в позитивный и красочный мир удовольствия и наслаждения...
Окончательно очумев от повторяющихся сэмплов, глубоких басов, ухающих в сумасшедшем темпе и от запаха пота разгоряченной публики, я была готова придушить Любку. В этот момент она прокричала:
– Мы уходим! – и начала пробиваться сквозь неистовствующую толпу любителей ночной культуры в стиле хард-транс.
Не пытаясь сопротивляться, ко всему прочему, надышавшись «духами и туманами» с примесью марихуаны, я сразу сдалась. Антон почти вынес меня на воздух.
Но подожди. Наши мозги взорвались позже.