Русская История Глава 32 Начало конца

Владимир Мочалов
Русская История

Глава 32

Начало конца.

Чтобы правильно воспринимать и понимать в историческом смысле роман В.В. Крестовского «Панургово стадо» надо произвести экскурс в Русскую Историю. Я уже отмечал, что с Германом Стерлиговым и его трактовкой Русской Истории можно и нужно полемизировать по отдельным ее вопросам, но династически он совершенно прав. Династия Романовых была продолжением Смутного Времени, но не на государственном уровне, тот династически был восстановлен, а для природной Сути Русского Народа и Великоруского Духа Русского Мiра. Лживая сказка об избрании «народом на Земском Соборе» на Царство первого Романова, Царя Михаила Федоровича, разбивается об два исторических свидетельства.

Первое это то, что Михаил был единственным выжившим ребенком явственно вырождающегося рода Романовых (я это показывал в предыдущих работах В.М.), и никто в народе и конечно же на государственном уровне, то есть в ареале Духа Русского Мiра, не мог свободно одобрить подобный безумный выбор в Цари единственного выжившего представителя явно и наглядно вырождающегося боярского рода. Это могло быть только исключительно вынужденное силовое решение Земского Собора под диктатом той условной, но конкретной Семибоярщины.

И второе никакого предварительного обсуждения кандидатур и «свободного выбора из числа всех претендентов» не могло быть в тех условиях анархии государственного безвластия. Михаил Романов был «избран» силовым методом принуждения, об этом говорит его народная кличка «казацкий царь». Казачьи банды с помощью которых на Соборе и была продавлена кандидатура Михаила, безчинствовали на Москве еще несколько лет, пока их удалось вытеснить из Москвы. Только они, эти сущие разбойники, были способны на подобное публичное зверство, когда через полгода после вступления на Царский Трон Михаила Романова, они повесили в Москве четырехлетнего «воренка», сына Марины Мнишек и Самозванца. Вот с чего начиналось Царствование Династии Романовых.

Попутно отмечу, что подобные, да и еще более кратно гнусные деяния сопровождали все правящие династии Европы и мира и Русская История здесь совсем не «страшный пример восточной деспотии» и никак не исключение.

Так еще в XV веке Русский Мiръ сразу резко отрицательно отнесся к христианским подписантам Флорентийской Унии и прервал каноническое общение с новоявленными еретиками. Великий Князь Иван III первым призвал на Русь иностранщину, при нем появилась в Москве немецкая слобода, и на Русь занесли «ересь жидовствующих». Вот в борьбе с ней иудохазарский дух Архирейства РПЦ и нанес первый удар по расовым устоям Русского Мiра. В борьбе с ересью жидовствующих» внутренние иудохазарские еретики привили на Руси «стяжательную иосифелянскую» ересь монастырской жизни.

Так русские монастыри превратились из Центров глобального Русского культурного и хозяйственного влияния на окружающий их крестьянский Русский народ в свою противоположность по сути духа и стали постепенно, изподволь, просто богатыми вотчинами Архиреев настоятелей и насадителями ветхозаветного иудохристианского духа в Русском Мiре. А далее, обретение Патриаршества РПЦ МП с помощью космополитов Фанара, вбило первый наглядный реальный клин между Русским Народом, Властью и Церковным Архирейством. А РПЦ МП стала иудохристианским и практически государственным органом подавления воли Русского самодеятельного народа. Второй, уже чисто государственный клин, был вбит Уложением 1649 года от Царя Алексея Михайловича Романова, с закрепощением крестьян и отменой Юрьева Дня. А довершило этот процесс Великого Раскола Русского Народа, Церкви и Государства нововерческое «никонианство» РПЦ МП и последовавшее трехвековое кровавое террористическое преследование Русского Народа, объявленного старообрядцами.


Волостное природное великоруское земство Домостроя Царя Ивана Грозного строилось на договорных посильных выкупных волостных платежах, где высвобождалась свободная самодеятельная волостная энергия Русского Народа. И то Панургово крестьянское стадо в рамках Домостроя, основанное на природных принципах положительного Имперского Права, бездумно поддерживало все устремления Царской власти в тех же ее великоруских рамках. Там весь ее излишний самодеятельный хозяйственный прибыток, Соборно, адресно шел на народные волостные нужды.

 А вот реформы Императора Александра Второго напрочь разъединяли интересы крестьянства и Земства в лице его властных представителей: - предводителя дворянства, исправника, священника и помещика или его управляющего. Русский крестьянин оказался брошенным на произвол Судьбы.

Правление Царя Ивана Грозного с принятием Судебника и решений Стоглава было крахом церковных «стяжателей» РПЦ и концом их паразитического кочевнического влияния на Руси, к тому времени освободившейся полностью от последствий мстительного трехвекового паразитического владычества хазарского нашествия. Правлением Ивана Грозного наступал конец паразитического наследия власти иудохазарской системы клана «княжат», как прежних паразитических «сборщиков ясака» времен ига, и как будущей Семибоярщины Смутного Времени.

Грозным была выкована конструкция будущей имперской государственности Руси. А ее положительным классическим Русским Правом Судебника и Стоглава были к минимуму сведены ее наследственные и личные  слабости Монархической властной системы и самого Монарха. Монастыри вновь обретали почти прежний великоруский культурно-хозяйственный статус, а сам Монарх становился лишь проводником Великоруских природных расовых Имперских принципов своего же Русского Народа, то есть прообразом чисто исполнительной Русской Власти.

И «спящие» иудохазары четко прочувствовали конец своего влияния, и они пошли на крайние меры, род Рюриковичей и потомство Грозного извели ядами. Подспудные иудохазарские антирусские династические задачи, которые были поставлены прохазарским кланом и правили бал в Семибоярщине, были начаты реально при Годунове, Русь начала вырождатся. А далее признаки вырождения Династии Царей Романовых только нарастали и Династия Романовых прервалась на Царе Петре Первом.

 Основа Руси и Жизни Русского Народа положительное Русское Право и Великоруская система Жизни по  Судебнику и Стоглаву от Царя Ивана IV Васильевича Грозного после его кончины была постепанно похерена напрочь, и вместо нее насаждена государственная иудохристианская западническая система Имперского Абсолютизма. И после Царя Петра Первого правила Династия Гогенцолернов, западноимперского типа, под названием Романовы, где династические задачи были разные и совсем уже иные.

На эволюции системы Права начиная с Династии Романовых и Уложения 1649 года, не Руси, а уже либеральной России, надо остановиться и дать необходимые разъяснения. Иначе сути действий власти против протестов крестьян в романе «Панургово стадо» не осознать с точки зрения действующего Права того времени.

И так Уложение 1649 года. Практически, на протяжении всего правления царя Алексея  Михайловича (1645-1676 г.) страна была охвачена мелкими и крупными бунтами, это было обусловлено тем, что Судебник 1550 года не соответствовал либеральному династическому духу Царской Власти и игнорировался в повседневной жизни народа и государства. Безвластие грозило выйти из берегов без соответствующего обстановке свода законов Права. Я всегда знакомлясь с мнениями всех доступных источников оценки событий своих публикаций. И «Хроно» румянцевского музея обычно дает наиболее взвешенные исторически сведения. Но в этом случае оценка правовых коллизий Уложения 1649 года во всех источниках показала полную правовую несостоятельность и правовой нигилизм публикаций на эту тему.

 Почему?

Да потому, что там произошла подмена классических базовых положений греческого положительного Права, переработанных в великоруском имперском смысле и духе в Русской Правде, Судебнике 1550 года и решениях Стоглава 1551 года.  Уложение содержало лишь бюрократический комплекс норм, регулировавших важнейшие отрасли государственного управления, и своим бюрократическим формальным содержанием полностью изменило сам Великоруский Дух Права. Все его нормы можно условно отнести к административным. Прикрепление крестьян к земле (гл.11 «Суд о крестьянах»); посадская реформа, изменившая положение «белых слобод» (гл.14); перемена статуса вотчины и поместья (гл.16 и 17); регламентация работы органов местного самоуправления, как отмена системы платежей и отмена многих регулирующих прав волостного самоуправления (гл.21); режим въезда и выезда (ст.6).

Эти меры составили основу административно-полицейских бюрократический преобразований, где государственно-церковные интересы доминировали в абсолютном смысле и этим напрочь ломалась, дезавуировалась прежняя система положительного Русского Права в части равных прав всех субъектов тяжбы и дискуссионного обсуждения судебного заседания. С 1649 года обвинительный уклон суда и сравнительная система судебного подхода в отношении субъектов судебного разбирательства господствует в России до сих пор.

В Уложении всякие действия, направленные против персоны монарха, считались преступными и подлежали наказанию. Наиболее опасными считались преступления против церкви и впервые они были поставлены на первое место. Церковь была взята  под защиту законов, как государственный институт. И этим она превратилась в карательный орган защиты любых деяний власти, в том числе и против крестьянских масс русского народа, проводя ветхозаветную космополитическо-интернационалистскую политику Абсолютистской западнической Империи.

Официоз мнений об Уложении 1649 года видит его этаким эталоном Права, который неизменно просуществовал до Судебной реформы 1864 года, меняясь незначительно, как в 1832 году.

 Реформа 1864 года, то есть времени романа «Панургово стадо»,  привела к появлению в Российской Империи совершенно нового типа судебной системы, которая заложила все современные Нам с Вами демократические принципы в судопроизводстве и в судах воцарился такой же, как и сегодя коррупционный хаос. Суд полностью отделился от других ветвей власти и стал, как и сегодня «независимым».

Официоз лживо поясняет Нам с Вами, что, несмотря на некоторые ограничения, которые сохранялись для крестьян в целом, несмотря на минусы судебной реформы, судебная система России 1864 года значительно продвинула российский суд вперед и встала на один уровень с судами развитых стран Европы.

Вот эти «некоторые ограничения» или сущий судебный произвол в отношении крестьян, после жути проблем, свалившихся на русский крестьянский мiръ от правового бардака «великой реформы» их «освобождения» 1861 года и был историческим фоном времени романа «Панургово стадо».

Эта реформа превращала любого военного и государственного служащего в государственных преступников всех не выполнивших приказ начальника. И русский солдат крестьянин вынужден был стрелять в своих русских людей, крестьян иначе его ждал трибунал, разстрел или каторга.

И так продолжение романа «Панургово стадо»: -

«Не доходя верст пяти до Высоких Снежков, военный отряд был опережен шестеркою курьерских лошадей, которые мчали дорожный дормез. Из окошка выглянула озабоченная физиономия генерала. Через несколько минут взмыленная шестерка вомчалась в село и остановилась на стоялом дворе, в виду волнующейся площади.

Тысячегрудое и долгое «ура!» загремело над толпой народа, но вновь прибывшим лицам трудно было впопыхах разобрать настоящий смысл и значение этого могучего приветствия.

А между тем к нему, точно так же, как и к Хвалынцеву, вздумали было нахлынуть сивобородые ходоки за мир, но генеральский адъютант приказал ординарцам гнать ходоков с крыльца, ни за что, не допуская их до особы генерала.

Почти перед самым крыльцом был теперь поставлен столик, которого прежде адъютант не заметил. Он был покрыт чистой, белой салфеткой с узорчато расшитыми каймами, и на нем возвышался, на блюде, каравай пшеничного хлеба да солонка, а по бокам, обнажа свои головы, стояли двое почтенных, благообразных стариков, с длинными, седыми бородами, в праздничных синих кафтанах.

Едва ступил адъютант на крыльцо, как многие головы в крестьянской толпе мгновенно обнажились, а старики, стоявшие у хлеба, почтительно отвесили ему по глубокому поясному поклону.

– Бунтовщики!.. Обмануть надеетесь!.. Задобрить хотите! – закричал и затопал адьютант на стариков. – Тут с бунтовщиками угощаться не станут! К вам приехали порядок водворять, а не есть тут с вами!.. Вон отсюда!.. Убрать все это сейчас же!.. Вот я вас!

Старики оторопели и в величайшем недоумении переглянулись друг с другом.

– Ну, не шуметь, ребята! – громко закричал генерал толпе. – Я с вами говорить желаю… Смирно!

Толпа стояла тихо: в ней улегались волны и гул последних движений; она, казалось, напряженно ждала чего-то. Шапки все более и более слетали с голов.

– Тихо!.. тихо, ребята!.. Слухай!.. Сейчас, верно, заправскую читать будет! – пробегал по толпе сдержанный говор.

Теперь скажите мне, зачем вы бунтуете, властям не покоряетесь?

Собрались мы, кормилец, затем, чтобы всем миром от тебя самого волю услышать… От нас настоящую-то волю скрали.

– Как? Что? Какую волю?.. Вам была уже читана воля – чего же вы еще хотите?

– Какая ж это воля, батюшко, коли нас снова на барщину гонят… Как, значит, ежели бы мы вольные – шабаш на господ работать! А нас опять гонят… А мы супротив закона не желаем. Теперь за што же выкуп?.. Прежде испокон веку и отцы, и деды все жили да жили, а нам на-ко-ся вдруг – нельзя!

– Дураки! для вашей же пользы! – пояснил генерал. – Ведь вы неравно помещику дом сожжете, потом чересполосица выходит, а вам не все ль равно? Тут один помещик только в убытке!

– Да как же мужику без усадьбы – сам посуди ты, ваше благородие! – загалдели переговорщики. – Мужику без усадьбы, да без земли никак невозможно!

– Да ведь земля господская! – снова пояснил генерал.

– Нет, батюшко, мы – господские, точно, что господские, – а земля наша! Искони нашей была! потому без земли, уж какой же это мужик? Самое последнее дело!

Через несколько минут привели священника, с крестом в руках, и послали увещевать толпу. И говорил он толпе на заданную тему, о том, что бунтовать великий грех и что надо выдать зачинщиков.

– Да какие же мы бунтовщики! – послышался в толпе протестующий говор. – И чего они и в сам деле, все «бунтовщики» да «бунтовщики»! Кабы мы были бунтовщики, нешто мы стояли бы так?

– Господин майор! – закричал меж тем генерал батальонному командиру. – Изготовьтесь к пальбе!

– Батальон, – жай! – раздалась с лошади зычная команда командира, – и мгновенно блеснув щетиной штыков, ружья шаркнулись к ноге.

– Что ж, стреляй, коли те озорничать хочется! – ответили ему из толпы. – Не в нас стрелишь – в царя стрелять будешь… Мы – царские, стало, и кровь наша царская!..

Раздался первый роковой залп, пущенный уже не над головами. И когда рассеялось облако порохового дыма, впереди толпы оказалось несколько лежачих. Бабы, увидя это с окраин площади, с визгом бросились к мужьям, сынам и братьям; но мужики стояли тихо.

– Ну, пошто вы, ваши благородия, озорничаете!.. Эка сколько мужиков-то задаром пристрелили! – со спокойной укоризной обратился к крыльцу из толпы один высокий, ражий, но значительно седоватый мужик. – Ребята! подбери наших-то! свои ведь! – указал он окружающим на убитых. – Да бабы-то пущай бы прочь, а то зашибуть неравно… Пошли-те вы!..

И затем, выступив на несколько шагов вперед, снова обратился к группе, помещавшейся на крылечке:

– Ну, а ты, ваше благородие, теперича стреляй!

Раздался второй боевой залп – и несколько мужиков опять повалились… А когда все смолкло и дым рассеялся, то вся тысячеглавая толпа, как один человек, крестилась… Над нею носились тихие тяжкие стоны и чей-то твердый, спокойный голос молился громко и явственно:

«Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежать от лица Его ненавидящие Его…»

Заклокотала короткая дробь третьего залпа.

Крестьяне не выдержали: шарахнулись, смешались и бросились, куда кому попало».

Обсуждение этой эпохи на фоне романов В.В. Крестовского продолжим в следующей главе.